Княжна Екатерина Распутина (СИ) - Токарева Ольга "molishna"

Торопливо скинув пальто, я тут же приступила к осмотру женщины, бормоча себе под нос: «Плод развивается нормально, без патологий… Состояние будущей мамочки слегка возбуждённое, но это мы сейчас исправим. Марианна, что вас так тревожит?»

«— Да это… Это…» — она явно не могла подобрать слов, шокированная моим внезапным появлением.

«— Боится, что люди скажут», — перебил её счастливый Митяй. «Говорит, старые мы уже детей иметь, а ну как помрем, кто ж тогда дите воспитывать будет?»

«— О людях не стоит беспокоиться, — отвечала я старикам, утонувшим в тревогах. — Они о вас не вспомнили, когда беда пришла. Вот Петр Емельянович, пятьдесят с хвостиком, а не тужит, в третий раз под венец пошел. Глядишь, и осчастливит его новая жена наследником, а то и двумя».

«— То Петр Емельянович! Он же барин, — упрямо твердила Марьяна».

«— Да какая разница, — отмахнулась я, чуть не выпалив, что сама явилась на свет от восьмидесятилетней женщины. Матерью ее назвать не могла, язык не поворачивался. — Не дам я вам помереть, еще внуков на руках понянчите, — подбадривала, вливая в них целительную силу. — Будет у вас мальчик, — поздравила я и, чтобы отвадить дурные мысли, добавила: — Марьяна… Если тебя так гложет чужое мнение, я могу избавить тебя от бремени».

Кровь отхлынула от женского лица, она судорожно обхватила живот руками. Даже Митяй, словно щитом, заслонил ее собой.

«— Вижу, не хотите расставаться с малышом, — с улыбкой констатировала я. — И ты, Марьяна, не волнуйся, питайся хорошо. А когда время придет, я приеду и роды приму. И не бойся, что я такая маленькая. Мне уже доводилось у Анастасии, жены Ярослава, роды принимать».

Волна воспоминаний о первом крике новорожденного, которого я держала на руках, на миг остановила меня, и я улыбнулась, ощущая в груди теплое ликование. Да, семейство Акиловых выстрадало своего долгожданного ребеночка. Антошка растет крепким и здоровым на радость родителям, которые не так уж и старые. Марианне всего сорок пять лет, а Дмитрию едва перевалило за пятьдесят. Просто тяжелая деревенская жизнь подточила их здоровье, наложив на лица печать преждевременной старости.

За три года я вытянулась, словно тростинка на ветру. Аглая, добрая наша повариха, глядя на меня, плачет навзрыд. Вечно утирает глаза передником, подсовывает пирожки да булочки, причитая: «Совсем ты себя, деточка, не бережешь! Всё читаешь да пишешь, никакого отдыха. А мозгу-то оно тоже надо передохнуть! От великих знаний и горячку схватить можно».

«— Не схвачу», — оправдываюсь я, впиваясь зубами в мягкую сдобную мякоть".

В чем-то Аглая права. С утра до ночи я в учебе. Сперва легкие занятия с учителями, а после обеда — за зубрежку латыни, лечебных трав и всяких полезных в медицине компонентов, которые добывают из монстров в разломах. А там, в разломах, чего только нет! И для артефакторства, и для алхимии, и для целительства.

Я уже решила: посвящу себя медицине. Она мне ближе, по душе, а некромантия… Нет, пока это для меня за гранью. Не представляю, как к ней подступиться. Вся надежда на академию. Там библиотека наверняка богатая, буду книги брать и учиться по ним.

Завидев вдалеке знакомую фигуру, я помахала рукой. Хромус в очередной раз принял облик Владимира. Одет он, как заправский охотник: на поясе — меч, на плечах видны лямки от рюкзака.

Предвкушая охоту, я прибавила шаг и вдруг заметила радужное мерцание в воздухе. Впервые увидела вход в разлом, и от этого на душе стало еще тревожнее и волнующе.

Глава 19

Происшествия в разломе

Остановившись перед переливающейся радужной пленкой, я несмело коснулась её рукой, словно проверяя реальность происходящего, и, задержав дыхание, шагнула сквозь зыбкое марево. Мгновение — и тело словно сдавила невидимая сила, тугая волна сопротивления, тут же отпустившая меня, как только мы оказались внутри разлома.

Я словно шагнула в иное измерение. Там, за пеленой, бушевало лето, взрываясь фейерверком красок, здесь же царило… Я на миг замерла, подбирая слово, способное передать увиденное, — межсезонье. Именно оно, застывшее в своей переходной, зыбкой красоте. Природа словно замерла в ожидании. Это слово точнее всего отражало открывшуюся передо мной картину.

Лес, видневшийся вдали, не искрился буйством зелени, он дремал под покровом ровного тёмно-зелёного цвета, от которого хотелось отвести взгляд. Луга, простиравшиеся до самого горизонта, были укрыты пожухлой травой, словно в преддверии глубокой осени. И солнца здесь не было. Его лучи, пробиваясь сквозь призрачную завесу, дарили этому миру лишь тусклый, умирающий свет — подобие сумерек.

— Здесь всегда так уныло? — спросила я у Хромуса.

— Другого состояния в этих местах я не видел, — ответил он и бодро зашагал вперёд.

Я, с трудом поспевая за ним, ворчливо пробурчала, что он мог бы и поубавить шаг, ведь не у всех же ноги, словно ходули.

— Долго нам еще идти? — поинтересовалась я у «Володи», чувствуя, как усталость сковывает тело.

Разумом я понимала, что иду рядом с Хромусом, принявшим человеческий облик, но сердце предательски екало. Казалось, будто рядом незнакомый мужчина.

— Устала? — бросил он через плечо, останавливаясь.

— Немного, — я провела ладонью по виску, стирая предательскую капельку пота. — Не понимаю, зачем переться в такую даль, когда можно ингредиенты вокруг поискать? Мы уже часа три топаем, и ни одного монстра даже на горизонте, — пробурчала я недовольно, опускаясь на землю и вытягивая затекшие ноги.

— Я бы на твоем месте не расслаблялся, — взволнованно произнес он и, не дожидаясь, схватил меня за руку, резко поднимая на ноги. — Не обманывайся тишиной и этим пасмурным небом. Здесь всё зыбко. В любой момент…

Он не успел закончить. В метрах десяти от нас земля взорвалась, словно из-под нее ударил исполинский снаряд, разбрасывая комья серой почвы. Из разверзнувшейся пасти вырвалась ужасная голова, а затем и длинное, извивающееся тело.

Видеть мохра на картинке — одно, а столкнуться с ним вживую — совсем другое. Чёрные, словно бусины, глаза подземного червя впились в меня хищным, немигающим взглядом. С острых, как бритвы, жвал срывались мерзкие жёлтые капли яда. Рот, усеянный рядами серповидных зубов, находился в непрерывном, зловещем движении. Они двигались медленно, напоминая какой-то адский механизм, предназначенный для перемалывания… уж всяко не овощей. В моём случае — меня. Мохр выползал из земли, словно кошмар, рождённый из самой тьмы. И хотя его тело было заковано в панцирь из тонких хитиновых пластин, двигался он поразительно шустро, благодаря множеству лап, идущих в несколько рядов по всему пятиметровому телу.

Я застыла, словно парализованная, не в силах пошевелиться, чувствуя, как от ужаса немеют ноги. Сердце колотилось так сильно, что, казалось, его удары разносятся эхом по всей долине.

Червь дернулся навстречу, словно кошмар, обретший плоть. Очнувшись от ледяного оцепенения, я инстинктивно выставила руки в единственном яростном порыве — убить эту смертоносную тварь. И тут же, словно повинуясь моей воле, с кончиков пальцев сорвались черные плети тьмы. Они, как смертоносные копья, вонзились в блестящие бусины глаз монстра.

Издав пронзительный визг, полный мучительной агонии, чудовище приподняло свое искореженное тело над землей и, обессилев, рухнуло обратно, подняв вокруг столбы пыли.

— Не думал, что ты на такое способна, — Хромус изумлённо покачал головой, приближаясь к огромному червю.

— Сама в шоке, — прошептала, глядя на свои дрожащие руки. Оглянувшись в поисках других чудовищ, не раздумывая, бросилась вслед за другом.

Остановившись напротив головы мохры, Хромус извлёк меч, поддел им одну из пластин и, сорвав её с хрустом, вонзил клинок в чёрную лоснящуюся кожу. Та оказалась на удивление упругой.

— Когда я один, не церемонюсь, принимаю свой обычный вид и без труда достаю О. Сейчас же я демонстрирую процесс добычи, — улыбнулся мужчина.