Вадбольский 4 (СИ) - Никитин Юрий Александрович

— Вадбольский, курсант?

— Верно, — ответил я, подмывало ответить «Так точно!» и вытянуться, но тем самым признаю его власть над собой, а с какой стати, я не на службе, для меня старший здесь директор училища Зильбергауз, и меня не колышет, что в его кресло сел непонятный мне чужак.

Он смерил меня недовольным взглядом, понял, не дурак, нахмурился.

— Я глава охранной службы великого князя, — произнес он нехотя сквозь зубы. — Константин Карлович Ренненкампф. У меня к вам, курсант, есть ряд вопросов. Первый, как вы ухитрились застрелить одиннадцать человек?

— Нас в Лицее хорошо учат стрелять, — ответил я и кивнул в сторону Зильбергауза, тот важно надулся и засиял.

Глава охранной службы раздражённо дёрнул щекой.

— Я спрашиваю, как сумели сделать столько выстрелов? Вы за минуту уложили одиннадцать человек!

— У меня нет часов, — ответил я. — Я человек бедный. Но если бы вы вооружили охрану современным оружием вместо того, чтобы учить красиво маршировать и безукоризненно выполнять штыковые приёмы, они бы сработали быстрее меня.

Зильбергауз сделал строгое лицо и с укором в глазах покачал головой. Учащиеся Лицея должны быть полны рвения и почтения к лицам такого ранга и чуть придурковаты с виду, как учил Петр Великий.

— Из чего, — потребовал Ренненкампф, — вы стреляли?

Я молча вытащил кольт из потайной кобуры и положил на стол.

— Вот. Шесть пуль, на таком расстоянии промахнуться трудно. А чем вооружена ваша охрана Государя Императора и великих князей?

Он поморщился, взял в руки кольт, покрутил барабан, рассматривая торчащие головки пуль. Высокий военный повернулся в нашу сторону и со скукой смотрел, как глава службы охраны проворачивает барабан кольта с заполненными ячейками и щупает пальцем выглядывающие рыльца.

Ренненкампф спросил властно:

— Откуда это у вас?

Вопросы выведут меня на скользкую дорогу, я попытался перехватить инициативу, надулся и с самым напыщенным видом сказал громко и возмущённо:

— Правильный вопрос — почему у вас нет таких? Ими же вооружена чуть ли не вся армия Соединенных Штатов! Даже у коровьих пастухов, их у нас называют ковбоями такие! Упущение или предательство? Не можете вооружить армию, понимаю, но хоть элитную службу по охране Первого Лица?

Они переглянулись, могут догадаться, чего это я так, но всё равно нужно по возможности перехватывать нить допроса, отвлекать, моя позиция шатковата, вдруг да кто рассмотрел, что пистолет, из которого я стрелял, был чуточку другим, но в любом случае до пространственной барсетки добраться не дам.

Высокий военный по прежнему поглядывает на меня с вялым интересом, а Ренненкампф переспросил в некотором обалдении:

— Кого-кого?

— Первого Лица, — повторил я с возмущением. — Разве не считаете Государя Императора и Самодержца Российского первым лицом в государстве?.. А в его отсутствие — великого князя и цесаревича?

Он поморщился, я вроде бы переборщил в пафосе, разговор серьёзный и деловой, напомнил требовательно:

— Ваш пистоль шестизарядный, однако вы застрелили одиннадцать человек?

— Ковбои любят стрелять сразу с двух рук, — ответил я на этот раз придурковато лихо, я же молодой парень, что жаждет привлекать внимание. — И ходят с двумя револьверами, это красиво! И подвешивают кобуры чуть ниже обычного, чтобы выхватывать скорее. Но можно и с одним быстро сменить пустой барабан на уже заряженный пулями, как я и сделал. Вы не ответили, почему вашу службу учили в первую очень быть красивой и радовать выправкой августейшие взоры? А умению стрелять не пробовали?

Он поморщился, уже злой, как чёрт, но всё ещё сдерживается. Военный внимательно слушает, поглядывает то на Ренненкампфа, то на меня. Взгляд его строг, но что выражает, понять так и не могу, явно царедворец высокого ранга, их учат с пелёнок держать лицо кирпичом.

Да и Ренненкампф, похоже, побаивается этого надменного красавца, что удивительно, всё-таки глава охраны Императора чуть ли не первый по могуществу человек в империи, или я совсем чего-то недопонимаю.

В дверь без стука заглянул один из военных чинов, сказал торопливо:

— Константин Карлович, там привезли слуг и официантов, что могли быть замешаны.

Ренненкампф мгновенно вскочил.

— Уже? Мне надо допросить лично…

Он вихрем выметнулся из кабинета, военный вздохнул, обогнул стол и по-хозяйски сел на место Ренненкампфа. Встретившись со мной взглядом, устало улыбнулся и приглашающе указал на кресло по ту сторону стола.

— Садитесь, курсант. У меня тоже ряд вопросов, хотя это и не прямое моё дело. Хотя начнём с того, который вам задал глава охраны. Откуда у вас этот кольт?

Я сказал почтительнейшим голосом:

— В таких случаях говорят, нашёл. Вот шёл по дороге, смотрю — лежит. Будучи лояльным гражданином, поднял и тут же побежал, даже вприпрыжку, чтобы сдать правоохранительным органам, но не успел, пригласили на день закрытия турнира, а опаздывать нельзя, там же великодушно обещался сам Государь Император быть и присутствовать к нашему счастью и благолепствованию! Решил сдать завтра…

Он нахмурился, брови сошлись над переносицей. Я ожидал взрыва гнева, в самом деле переборщил с иронией, но он сказал ровным голосом:

— Я Раевский Николай Николаевич, глава Военной Комиссии, только вчера прибыл с военных заводов Урала.

Я вытянулся, запоздало поняв, почему его лицо выглядит таким знакомым, его можно назвать военным министром империи, видел на портретах.

— Прошу прошения, не признал!

Он смотрел с иронией, в глазах поблёскивают гаснущие искорки, не пойму, что означают, Алису спрашивать некогда, молчу, а он сказал подавленным голосом:

— Стыдно нашей системе, такую нужную вещь можно купить у презренных воров, а её нет даже у охраны Государя.

Я чуть пожал плечами.

— А кто мешал?

— Вот-вот, — ответил он с раздражением, — вот-вот. Вадбольский, да?.. Что-то слышал о вас. Суфражистки, несколько стычек с курсантами. А ещё вы рассорились с нашими патриотами, доказывая, что войну, которая вряд ли начнется, обязательно проиграем?

Ого, мелькнула мысль, кое-что обо мне уже собрали, быстро работают.

— Неужели такую ничтожную персону заметили?

Он чуть усмехнулся.

— Мои дети общаются с детьми других работающих в правительстве, от них много узнаёшь… В том числе и о наглом бароне Вадбольском, что вроде не социалист, не масон, а предрекает войну России, в которой та проиграет весьма позорно.

Я сказал нехотя.

— Да, были такие разговоры.

Он потребовал:

— Почему вы так решили?

Голос злой, даже раздражённый, у меня похолодели внутренности, а трепещущее сердце ощутило как его берёт в ладонь огромная когтистая лапа. Где-то в общении с друзьями переборщил, нельзя быть таким откровенным, но сейчас прижат к стене, да ладно, человек я или тварь дрожащая, вздохнул и с нечастным видом загнул палец.

— Мы строим Севастополь и укрепляем Черноморскую бухту, но стройматериалы туда возим гужевым транспортом!.. А вот Англия и Франция перебрасывает в Чёрное море впятеро больше через полмира и в тридцать раз быстрее!..

Он слушал молча, только лицо всё больше мрачнело, наконец сказал с усилием:

— Я инспектировал заводы по производству оружия. Так что не надо мне… в каком мы виде.

В его голосе я слышал явное недовольство, но я при чём, не я же отказал в прокладке железных дорог, мол, в России они не нужны! А сейчас уже не успеть. За те месяцы, что остались до высадки десанта в Крыму, не нарастить выпуск винтовок, даже устаревшего типа, и тем более не дотащить их до Севастополя гужевым транспортом.

Я рискнул проговорить:

— После поражения, как говорят наши преподаватели в Лицее, умные работают над ошибками. Уверен, мы, если подумаем и примем меры, вернём всё потерянное. У России больше всего-всего, чем у Англии и Франции. Хоть через сто лет, но вернём!

Он внимательно всмотрелся в моё лицо, но сам помрачнел ещё больше, кивнул.