Ван Ван из Чайны (СИ) - Смолин Павел

— Ничего себе, — хохотнул я.

— Разумеется, это было не во времена моей молодости — тогда традиционная медицина подвергалась гонениям, — добавила историческую справку бабушка. — Теперь-то все по-другому — Китай вспомнил о своих традициях и тысячах лет культурного наследия. Китай вспомнил о самом себе, — обернувшись на негров, она перевела тему. — А вот с неграми, как ни странно, иметь дело можно. Чернота их кожи не всегда отображает цвет их души. Те негры, которые остаются в Африке — что-то вроде животных, а здесь, у нас, учатся дети наиболее уважаемых негров: вождей — это у негров что-то вроде чиновников — офицеров негритянских армий и бизнесменов, которых сочли достойными вести с Китаем дела.

Даже мило как-то такой ликбез слушать.

— О, ляоваи! — указала бабушка на группку европеоидов. — От этих тоже держись подальше — если один из них окажется шпионом или американцем, это может бросить тень на нашу семью.

Ладно, не буду.

— Катя, стой! — услышал я русскую речь.

С крыльца университета сбежала черноволосая фигуристая девушка лет двадцати, за которой спешил рослый паренек-блондин.

— Пошел ты, козел! — не оборачиваясь ответила она ему и ускорила шаг.

— А, русские, — опознала язык и бабушка. — Можешь с кем-то из них попробовать подружиться — это будет полезно для твоей тренировки языка. Те, которые приезжают учиться у нас, как правило из состоятельных семей и глубоко уважают китайскую культуру. Если наладишь с ними связи, возможно у тебя получится использовать их ко взаимной выгоде: последние годы торговые и дипломатические связи с Россией расширяются.

Почему бы и нет? Поссорившаяся парочка пробежала мимо нас, и бабушка, проводив их неодобрительным взглядом, добавила:

— Но эти двое не подходят — они совершенно не умеют владеть собой и позорят свою страну таким поведением!

— Не буду, — легко пообещал я.

На входе нам пришлось пройти через металлодетектор и прокатить сумки через рентген. Охранник подумал и не стал просить выложить потенциально опасные предметы — таковыми при желании можно посчитать все, что угодно — зато вдумчиво проверил наши документы. В фойе было людно, часть ребят плакала. Это, понятное дело, те, кого приемная комиссия «зарубила».

— Я же Первый Ученик своей провинции! — жаловался на судьбу-злодейку рыдающий пацан под уничижительным взглядом поджавшей губы, дорого одетой симпатичной матери лет сорока. — У меня максимальный балл за социальную активность и успехи в спорте, мой отец — член Партии и бизнесмен! Какого черта меня сочли недостойным учиться здесь⁈

У этого «ачивок» больше, чем у меня, и его слили. Зачем мы вообще здесь?

— Утрата иллюзий всегда приносит боль, — проследила за моим взглядом бабушка Кинглинг. — Но у нас их и нет, верно, малыш? — подарила мне вымученную улыбку. — Мы просто проверим нашу удачу на прочность.

— И посмотрим на лучший университет Китая изнутри, — с улыбкой кивнул я.

Я-то вообще не переживаю — столько удачи у меня точно нет, чтобы приемная комиссия вдруг воспылала ко мне любовью и зачислила в этот рассадник элит. Отстояв очередь к лифту, мы поднялись на третий этаж и встали в очередь в коридоре. Ууу, какие лица бледные у абитуриентов и их сопровождающих! Надо полагать, здесь почти все Первые ученики или соразмерные величины. Иностранцев нет — у них отдельная приемная комиссия и другие критерии отбора.

Отстояв очередь — девять из десяти ребят и девчат выходили из кабинета вытирая слезы, часто под подзатыльники и злобное ворчание сопровождающих — мы с натурально трясущейся бабушкой вошли в двустворчатые двери, оказавшись в залитой светом из больших окон небольшой аудитории. Напротив входа стоял ряд столов, за ними сидели пожилые китайцы. В основном — мужики. Сразу около входа, к моему удивлению, нашелся прилавок, за которым хмурая пожилая тетенька принимала плату за право быть рассмотренным приемной комиссией — десять долларов в юаневом эквиваленте. Еще один барьер, причем весьма ублюдочный — денег при любом исходе не возвращают. Расплатившись, мы с поклонами и улыбками добрались до свободного стола. Да, «приёмщик» смотрит на нас как на то самое. Точнее — не смотрит совсем, а документы в руках вертит брезгливо-пренебрежительно.

— Первый Ученик Сычуани? Неплохое достижение, — снисходительно хмыкнул он.

Лицо бабушки Кинглинг осветилось надеждой, и она с подобострастной улыбкой решила усилить:

— Спасибо, многоуважаемый Го Цзы. Благодаря Вану наша семья даже удостоилась чести быть показанной по национальному телевидению — такие достижения огромная редкость для выходцев из деревни, и им гордится вся Сычуань.

— Это все не добавляет баллов, уважаемая, — скучным тоном ответил «приемщик». — Вы нам не подходите. Удачи вам с поступлением в другой университет.

— Но… — попыталась зацепиться за пресловутые «иллюзии» бабушка.

— До свидания, — перебил Го Цзы.

Я встал со стула и мягко потянул за руку наливающуюся краской бабушку. Кинглинг вспомнила о своем железном характере и нашла в себе силы встать, поклониться и уйти с высоко поднятой головой.

— Будем считать, что мы просто оплатили экскурсию по Пекинскому университету, — принялся я утешать намокающую глазами бабушку, когда мы вышли в коридор.

Улыбаемся абитуриентам — когда изначально понимал, что обречен на провал, даже смиряться с поражением и держать лицо не нужно: просто жаль бабушку, но кто ей виноват, что словила «головокружение от успехов» и так близко к сердцу приняла результаты откровенной авантюры?

Сморгнув слезы, Кинглинг вяло улыбнулась:

— Мне было приятно побывать здесь.

В лифте вниз мы ехали одни, и бабушка дала волю чувствам:

— Надменный козел! Если бы судьба не была так жестока к моему отцу, такие как он стелились бы перед нами! «Не хватает баллов»? Ха! А сам он пробовал стать Первым Учеником, родившимся в деревне⁈ Его показывали по национальному телевидению в твоем возрасте?

У меня зазвонил телефон.

— Сестренки звонят, — мягко перебил я бабушкину тираду. — Алло?

— Братец, нам предложили рекламный контракт на пять лет за пятьдесят тысяч юаней! — ответил мне восторженный голос Донгмэи.

— Это — гроши, — не оценил я такую перспективу. — Хитрецы просто пытаются купить начинающих звезд за дешево и надолго. Отказывайтесь, нужно ждать реально хорошего предложения.

Бабушка заинтересованно приблизила ухо к телефону. Двери лифта, к несчастью для нее, открылись, и мы вышли в фойе.

— Точно! — голос Донгмэи стал еще радостнее. — Зачем нам соглашаться на первое попавшееся предложение? — в голосе появились жалобные нотки. — Братец, можешь пожалуйста отговорить маму подписывать контракт?

— Конечно, дай ей трубку.

— Сейчас!

Пока сестренка бегала за мамой Айминь, я объяснил Кинглинг в чем суть проблемы.

— Стоит ли отказываться? — неуверенно спросила она. — Пятьдесят тысяч — это хорошие деньги.

— Это никакие деньги! — покачал я головой. — На их канале уже восемьсот тысяч подписчиков, видео с шоколадом к вечеру наберет десять миллионов, а значит Дзинь и Донгмэи уже стали набирающими популярность звездами с потенциалом развиться до «суперзвезд». Эти пятьдесят тысяч обернутся пятилетним рабством, и они лишатся контрактов на миллионы. Готов поспорить, что на связь с ними вышла даже не конкретная компания, а хитрый посредник, который хочет пять лет продавать наших девочек тем, кто предложит больше и класть деньги в свой карман.

— Я сама поговорю с Айминь! — прониклась Кинглинг.

Хорошо, что удалось отвлечь ее от сожалений о неудавшемся поступлении. Правильно, переключайся на близняшек — им будет приятно походить в семейных любимицах, а мне будет приятно, что фокус внимания сместится с меня.

Пока бабушка строго-настрого запрещала маме Айминь соглашаться на что угодно, мы успели выйти на улицу и миновать двор. Закончив инструктаж, Кинглинг вернула мне телефон и поделилась открытием:

— Этот ваш Интернет такой быстрый.