Красная дорама 2 (СИ) - Кащеев Денис

Что ж, значит, пришла пора отправляться в обратный путь и мне.

Забрав из комнаты в гостевом доме остававшиеся там вещи, я погрузил свои пожитки на мотоцикл и подъехал назад к Администрации — отметить напоследок командировочное.

Шим Ку Ан я нашел в ее кабинете. Вот только на заместителе председателя буквально не было лица! Я еще успел подумать: видать, Джу здорово ее взгрела за попытку махинаций с отчетностью!

Но дело оказалось не в этом.

— Слышали насчет товарища Хана? — мрачно осведомилась у меня хозяйка кабинета.

— Что насчет товарища Хана? — беззаботно переспросил я.

— Умер, — коротко обронила Шим Ку Ан.

— Что⁈ — вытаращился я на нее. — Как? Когда?

— Видимо, вышел ночью, в дождь, из гостевого дома… Поскользнулся — и ударился головой о дверной косяк. Там его с утра и нашли — уже холодного…

— Поскользнулся, значит? — нехорошо прищурился я на собеседницу. — Вот так, сам по себе?

— Скользко было, — кивнула зампредседателя. — А он еще и принял, похоже, со своими студентами — в честь завершения весенней битвы… Я тоже сперва подумала: вдруг дело тут нечисто? Но полицейские при нем какую-то крупную сумму денег нашли. В валюте! Чуть ли не пятьдесят китайских юаней! Если бы кто товарища Хана в темноте подкараулил — то зачем, как не чтобы пройтись по карманам?.. Да и нет у нас тут такого, чтобы людей грабили! Пару лет назад был, правда, случай — тоже приезжего обчистили — так быстро изловили негодяев и посадили! С тех пор — тихо… В общем, и товарищ следователь сказал — типичный несчастный случай!

Ну да. Несчастный случай. Прямо как с товарищем Ли — только тот, оказывается, легко отделался.

А что еще, раз не взяли деньги? Не месть же… Кому и за что сводить счеты с безобидным товарищем Ханом?

И еще подумалось мне сакраментальное: а ведь похоже, что на его месте должен был быть я… Запросто — если бы не остался сегодня ночевать в школе!

Вслух я, понятно, этого произносить не стал.

— А следователь тот сейчас где? — спросил небрежно.

— Вроде назад в Саривон уехал…

— Понятно… Ну что ж, до свидания, товарищ Шим! — поклонился я собеседнице.

— До свидания, товарищ Чон, — кивнула мне та. И добавила: — Не держите зла, если что…

— И не думал, — заверил я ее.

После чего забрал свои бумаги — со всеми положенными канцелярскими отметками — и вышел на улицу.

На въезде в уездный центр меня остановили на армейском блокпосту. Как раз под дорожным указателем: направо — в Пхеньян, налево — в Саривон. Но если от Шим Ку Ан я выходил с твердым намерением поехать прямиком к следователю, то пока пробирался проселками — малость поостыл.

Как таковых, доказательств у меня не было. Ну, кроме ролика с обвинениями Хана против Хонга. А на Сима — вообще ничего, а ведь именно у него имелся резон мстить «Профессору» — не помоги нам студенты, в соревновании победила бы как раз бригада Девятого Управления!

Боюсь, без чего-то наподобие сыворотки, которую кололи в Кукка анчжон повисон Джу, негодяя было не разоблачить. А едва ли это средство активно применяется полицией — иначе, наверное, нераскрытых преступлений не оставалось бы вовсе! Надо бы, кстати, при случае спросить у Мун Хи, почему так — раз, типа, существует надежное средство…

Да и, положа руку на сердце, совсем не в кассу нам с начальницей было бы открытие следствия! Начнут опрашивать студентов — сразу вскроется их работа на наших чеках…

Так что, пускай все так и сойдет Симу с рук?

«Получается, ему ничего не будет?» — вспомнился мне простодушный вопрос Чан Ми про Пака. «Дело важнее», — менторским тоном ответил я тогда ей.

Но Пак хотя бы никого не убивал…

Твою ж наперекосяк!

— Счастливого пути, товарищ Чон, — козырнув, вернул мне между тем документы офицер блокпоста.

— Спасибо, товарищ лейтенант! — ответил ему я. — А вам — хорошей службы!

После чего завел мотоцикл, тронулся — и поехал направо. На Пхеньян.

26. Маленькие человеческие радости

К тому, что приблизительно увижу, свернув с улицы во дворы, я был внутренне готов, и все же, по факту не сдержался — восторженно прицокнул. Три пятиэтажки — наша и две соседние — выделялись на фоне окрестностей, как девочки-отличницы из хороших семей, по недоразумению забредшие в неблагополучный городской район. Уже окруженные со всех сторон угрюмой местной гопотой, но, кажется, еще не понимающие, что их ждет. Вот правда: так и хотелось огородить их глухим высоким забором, для верности поставив на ворота пару солдат с пулеметом! Превратить в этакий мини «запретный город»!

Ну, не знаю… Одно дело, если бы обновили весь квартал, а так… Словно в гнилую челюсть — запущенность которой до недавних пор не особо и бросалась в глаза — три блестящие золотые коронки поставили! Не начнется теперь, часом, классическое: «Это не твой зуб! И даже не мой — он ихний!»?

Хотя, может, это я и на пустом месте нагнетаю…

Как бы то ни было, самими по себе отреставрированными домами оставалось только восхищаться. Стандартные фасады не просто покрасили — полностью переделали, щедро добавив разного рода архитектурные излишества — эркеры, фризы, консоли, пилястры… Чтобы, попав сюда впервые, узнать за всем этим великолепием бывшую типовую пятиэтажку, нужно было, наверное, обладать незаурядным воображением!

Вокруг, правда, еще оставались следы недавних работ: проплешины на газонах — видимо, в местах, где на траве что-то лежало, поломанные ветки деревьев, не убранный до конца строительный мусор… С торца одного из домов — не моего, другого — еще высились леса, которые как раз сейчас разбирали рабочие в уже знакомых мне серебристо-оранжевых спецовках. Получается, не успели к концу весенней битвы!

Хмыкнув, я завернул за угол и остановился у подъезда, украшенного теперь неким подобием небольшого классического портика. На его фронтоне виднелся идеологически выдержанный горельеф — три руки, сжимавшие молот, серп и кисть — в точности как на монументе в честь основания Трудовой партии.

Я спешился и хотел было вкатить байк внутрь — на привычное место под лестницей — но, окинув скептическим взглядом перепачканный Кавасаки, замешкался. Оперев его пока на подножку, сперва заглянул в подъезд без верного железного коня: ну да, блестящая плитка, декоративные панели, зеркала… Сюда в замызганной одежде-то входить стыдно, а уж парковать исколесивший рисовые поля и прихвативший с них на память немалую толику деревенской грязи мотоцикл — тем более!

И как быть?

— Чон! — окликнули тут меня сзади.

Я обернулся — и увидел нашу инминбанчжан. Впрочем, еще до того узнал ее голос.

— Здравствуйте, тетушка Мин! — улыбнувшись, поклонился вежливо.

— Здравствуй, здравствуй! — кивнула мне глава народной группы. — Вернулся?

— Как видите.

— На этот раз надолго, надеюсь?

— Как получится, — развел я руками. — На все воля начальства!

— Ясно. А что встал в проходе, о чем замечтался?

— Да вот, хотел мотоцикл под лестницу завезти, — кивнул я на Кавасаки, — но, думаю, надо бы его сперва как следует помыть…

— Да уж, будь столь любезен, — усмехнулась женщина. — Подъезд у нас теперь — не чета прежнему!

— Ага, вижу.

— А уж во что твою квартиру превратили, — слегка понизив голос, продолжила инминбанчжан, — так и вовсе словами не описать!.. Вот, кстати, держи, — сунув руку в карман, она вытащила оттуда колечко с ключами и протянула его мне. Пояснила: — Там железная дверь, два новых запора… Знаешь, я такие только в каком-то старом фильме видела, про ограбление банка в Америке!

Я взял связку. Ключей на ней висело две пары — видимо, по два экземпляра к двум упомянутым замкам.

— Спасибо, тетушка Мин! — поблагодарил собеседницу.

— Ну, ступай, — обронила та. — Полюбуйся на свои хоромы! А мотоцикл твой пока пусть тут постоит — среди бела дня ничего с ним не случится. Да и пригляжу — я здесь рядом буду…