Системный Творец (СИ) - Сорокин Александр Сергеевич

Я сделал шаг вперёд. Всего один. Но в нём была вся тяжесть моего гнева, вся решимость положить конец его угрозам.

Этого хватило. Звериный инстинкт самосохранения пересилил ярость. Клейн, не говоря больше ни слова, резко развернулся и бросился бежать. Он нырнул в первый же переулок, и через мгновение я услышал лишь его удаляющиеся, запыхавшиеся шаги.

Я хотел его преследовать, но яд сковывал движения, а из раны на руке всё ещё текла кровь. Я позволил ему бежать, но знал — это еще не конец. Это лишь отсрочка. Тем более, что он был свидетелем, что узнал обо мне слишком многое.

Бой окончился так же внезапно, как и начался. На пыльной улице лежали два тела, быстро окружённые алыми лужицами. Воздух гудел от адреналина и пах железом и смертью. Я прислонился к забору, пытаясь перевести дух. Рука горела огнём, а по телу расползалась противная, сковывающая слабость. Яд был сильным, цепким, он пускал корни в мою плоть.

Мысли с трудом цеплялись за логику, но одно понимание пробилось сквозь пелену — мне нужна была не вода и не припарка, а нечто иное. То, что только начало просыпаться во мне самом.

Стиснув зубы, я оттолкнулся от забора и, почти не чувствуя ног, побрёл к бочке с водой. Рукава моей рубахи уже пропитались кровью и чем-то липким и тёмным. Опустившись на колени, я судорожно зачерпнул пригоршню воды, смывая с раны грязь и кровь. Боль вспыхнула с новой силой, заставив меня застонать. Вода в бочке быстро окрасилась в ржавый цвет.

Но я искал не чистоту. Я искал тишину. Закрыв глаза, я попытался отрешиться от жгучей боли, от запаха крови, от гула в ушах. Я сосредоточился на внутреннем ощущении — на едва уловимом потоке живой энергии.

Словно в ответ на мою мысль, внутри что-то щёлкнуло. Тихо, но отчётливо. Я почувствовал, как из глубины сознания, от пульсирующего золотым светом тельца Мимио, потянулась тонкая, тёплая нить. Она напоминала солнечный луч, пробивающийся сквозь листву. Эта нить энергии достигла моей раны, и жгучая боль начала отступать, сменяясь навязчивым, согревающим зудом. Я чувствовал, как плоть буквально на глазах стягивается, а чёрные прожилки яда медленно тают, будто их выжигает изнутри мягкий свет.

Это был не мгновенный процесс. Я сидел, опёршись спиной о грубые доски бочки, с закрытыми глазами, вслушиваясь в работу собственного тела. Слабость медленно отступала, сменяясь глубокой, выматывающей усталостью, но уже без той смертной хватки яда.

Когда я наконец открыл глаза, то увидел, что воспаление вокруг раны спало, а сама она покрылась тонкой розовой плёнкой новой кожи. Яд отступил. Путь Целителя сработал. Боль в руке притупилась, сменившись глубоким, ноющим жжением. Я поднялся и, не глядя на тела, побрёл по пустынным улицам к импровизированному лазарету.

Капитан Горст находился на том же чердаке, что и накануне. Казалось, он не покидал его всё это время. На столе перед ним были разбросаны карты, испещрённые зловещими пометками, а в углу дымилась почти остывшая кружка какого-то отвара. Он поднял на меня усталые, но всё так же пронзительные глаза. Его внимательный взгляд сразу же остановился на моей руке, но ничего комментировать он не стал.

— Ну? — односложно бросил он.

— Я готов. — мои собственные слова прозвучали хрипло, но твёрдо. — Принимаю ваше предложение.

В его глазах мелькнуло что-то — не удовлетворение, не радость, а скорее холодное, стратегическое облегчение. Он кивнул.

— Источник твоей силы восстановился? И что это вообще?

— Да, это амулет. — я вытащил из-за пазухи «Дубовый Щит». Деревянный кружок, тёплый на ощупь, с вырезанным дубовым листом, лежал на моей ладони. — Древний семейный артефакт. Родители нашли в руинах на охоте. Позволяет концентрировать жизненную энергию и направлять её на подавление инфекций. Но его сила не бесконечна и требует времени на восстановление.

Горст внимательно посмотрел на амулет, потом на меня. Он прекрасно понимал, что это чушь собачья. Но ему нужна была легенда. Удобная, правдоподобная выдумка, которую он мог бы преподнести своим людям и горожанам.

— Логично. — безразличным тоном произнёс он. — Значит, так и будет. Ты — носитель редкого артефакта, унаследованного от предков. Он исцеляет, но имеет ограничения. Я обеспечу тебе прикрытие. — он протянул мне через стол руку, тяжёлую, с мозолистыми пальцами. — Соглашение достигнуто.

Я пожал её. Его хватка была стальной.

— Теперь иди. — он снова уткнулся в карты. — И начни со своего, с мечника. Слухи о его спасении сделают для морали больше, чем десяток моих речей.

Когда я спустился вниз, на меня обрушились десятки взглядов. Взглядов раненых бойцов, уставших медиков, испуганных горожан. В них было всё: боль, надежда, недоверие, отчаяние. И самый страшный взгляд — взгляд полной, безразличной опустошённости — был из-за грубых щитов, отгораживающего карантинную зону.

Я сделал глубокий вдох, ощущая, как амулет на моей шее излучает лёгкое, почти неощутимое тепло. Театр начинался. Я медленно направился в дальний угол склада. Стража, получившая, видимо, соответствующий приказ, молча пропустила меня.

В карантинной зоне царила иная реальность. Здесь не было стонов, не было слёз. Здесь была тишина склепа. Люди — а вернее, то, что от них осталось — сидели или лежали на грубых соломенных тюфяках, уставившись в потолок или в стену. Их глаза были стеклянными, в них не было ни искры жизни. Они уже похоронили себя заживо. Серо-зелёные пятна на их коже казались единственными красками в этом мире оттенков серого.

Их взгляды скользнули по мне, но не задержались. Я был просто очередным призраком в их предсмертном сне.

Я знал, кого ищу. В самом углу, прислонившись спиной к прохладной стене, сидел Рагварт. Молчаливый, наблюдательный мечник из нашего отряда. Его лицо было бледным, испарина выступала на лбу, а на его мощном предплечье зияло страшное, уже почерневшее по краям пятно заразы. Но в его глазах, в отличие от остальных, ещё теплился огонёк. Не надежды, а скорее стоического принятия.

Я подошёл и опустился перед ним на корточки.

— Макс. — хрипло произнёс он, и в уголке его рта дрогнуло подобие улыбки. — Я знал, что ты меня не забудешь.

— Не всё ещё потеряно, старина. — тихо ответил я.

Я положил руку на его заражённое предплечье, прикрывая амулет на своей груди другой рукой, будто концентрируясь. Зрителям со стороны это должно было выглядеть так, будто энергия исходит от деревянного кружка.

— Мимио. — мысленно позвал я. — Помоги. Вытяни эту дрянь.

Ответ не заставил себя ждать. Тёплая, живительная волна энергии потекла из моей груди по руке в тело Рагварта. На этот раз я «чувствовал» это. Чувствовал, как мертвая, гнилостная энергия заразы сопротивляется, цепляется за живую плоть, как ядовитый сорняк. Чувствовал, как живая сила Мимио, яркая и упрямая, выжигает её, сантиметр за сантиметром, очищая ткани, возвращая им здоровый цвет.

Рагварт застонал, его тело напряглось от боли, но он не отдернул руку. Он стиснул зубы, глядя на то, как страшное чёрное пятно на его руке начинает бледнеть, уменьшаться, а потом и вовсе исчезать, оставляя после себя лишь розоватую, здоровую кожу.

Процесс занял не больше минуты. Когда я убрал руку, Рагварт сидел, тяжело дыша, и с невероятным изумлением смотрел на свою чистую руку.

— Чёрт возьми… — прошептал он. — Это… это же…

Он не договорил. Его невероятно громкий, прерывистый смех прозвучал в гробовой тишине карантина как выстрел. Он засмеялся, запрокинув голову, и смахнул слёзы счастья и облегчения.

Этот звук подействовал на остальных обитателей угла как удар тока. Один за другим они стали поднимать головы. Стеклянная пелена безразличия в их глазах треснула, уступая место сначала недоумению, потом недоверию, а затем — робкой, немыслимой, сумасшедшей надежде.

На меня обрушился шквал взглядов. Теперь в них не было пустоты. В них был голод. Голод на жизнь.

— Следующий. — тихо, но чётко сказал я, поднимаясь и обращаясь ко всем, кто был в карантине.