Системный Творец (СИ) - Сорокин Александр Сергеевич

И в тот миг тишину окончательно разорвали. Сначала тихий, прерывистый плач. Потом сдержанные всхлипы. А потом — первые, робкие слова благодарности.

Надежда. Она витала в спёртом, заражённом воздухе карантина, заметная и живая, как никогда прежде. Она врывалась в лёгкие вместе с запахом смерти и вытесняла её. Я стоял посреди этого моря внезапно оживших глаз, с амулетом в руке и с Мимио, пульсирующим тёплой энергией у меня в груди, и понимал — точка невозврата пройдена. Я больше не просто выживающий. Я стал тем, кто даёт шанс. И это было страшнее и ответственнее любого боя с монстрами.

Глава 20

Последний пациент в карантинной зоне, мужчина с лицом, изборождённым морщинами страха и боли, смотрел на свою руку с недоверием, граничащим с безумием. Всего минуту назад там зияло гноящееся, черно-зелёное пятно, от которого расползались по коже зловещие, паутинообразные прожилки. Теперь же на его месте оставалась лишь гладкая, розовая кожа, будто и не было ничего. Он сжал кулак, разжал, прикоснулся пальцами к бывшей ране — и тихий, сдавленный рык вырвался из его груди. Не крик, а именно животный, первобытный звук, в котором смешались боль, отчаяние и вдруг хлынувшее, ослепительное облегчение.

— Жив… — прохрипел он, и его глаза, ещё секунду назад мутные и потухшие, наполнились слезами. — Я жив!

Он поднял взгляд на меня, и в нём не было ни вопроса, ни сомнения. Была лишь бесконечная, всепоглощающая благодарность. Он не стал ничего говорить, лишь схватил мою руку и с силой, которой я не ожидал от совсем недавно умирающего, сжал её, беззвучно шевеля губами. Потом сорвался с тюфяка и, пошатываясь, но с невероятной для его состояния скоростью, бросился к выходу из карантина, к жизни, которая снова стала его.

Я остался стоять посреди тишины, но это была уже не та, гробовая тишина ожидания конца. Воздух в отгороженном углу склада звенел. Звенел от сдержанных рыданий, от облегчённых вздохов, от шёпота молитв и просто от дыхания людей, которые заново учились дышать без боли. Они смотрели на меня. Десятки пар глаз, в которых ещё секунду назад была лишь пустота, теперь горели. Горели слезами, надеждой, жизнью.

В карантинную зону хлынул поток — жёны, дети, родители. Они услышали смех первого спасённого, увидели бегущего по улице второго. Новость о чуде разнеслась по городу быстрее, чем пожар в сухой траве. Общее горе сменилось общим ликованием. Люди обнимали своих близких, плакали, смеялись, падали на колени. Ко мне протягивались руки, меня хватали за плечи, за одежду, осыпали благодарностями, которые я едва успевал улавливать.

— Спаситель!..

— Боги милостивы!..

— Он вернул мне отца!

Я кивал, улыбался, и отступал под натиском этой волны искренней, безудержной радости. В горле стоял ком. Я не был богом. Я не был святым. Я был просто парнем с системой в голове и маленьким, верным другом Мимио. Но для них я в тот миг был всем. Тем, кто победил саму смерть. Тень страха перед заразой, что висела над городом тяжким, удушающим покрывалом, начала рассеиваться. Ранение больше не было приговором. Боевой дух, ещё утром готовый рухнуть под гнётом неизбежности, взлетел до небес. Люди, ещё вчера готовые сдаться, теперь готовы были биться до последнего вздоха, зная, что у них есть шанс выжить.

Я отступил в относительно свободный угол, прислонился к прохладной каменной стене и закрыл глаза. Эйфория творения и спасения постепенно отступала, уступая место глубочайшей, выворачивающей наизнанку усталости. Внутри всё было пусто и холодно, будто я сам отдал частичку своей жизни каждому из спасённых. Но я знал, что это не моя усталость.

Мысленно я коснулся прочной, тёплой нити, что связывала меня с Мимио. Отклик был, но слабый, приглушённый, будто из глубокого колодца. Деревце в углу моего сознания, символ его жизненной силы, стояло с поникшими, чуть пожелтевшими листьями. Он отдал всё, чтобы помочь мне. Снова.

Не раздумывая, я сунул руку в карман — вернее, сконцентрировался и вызвал из инвентаря одну из оставшихся «Крохотных Одухотворённых щеп». Она материализовалась в моей ладони, тусклая, но всё ещё излучающая слабый, тёплый свет жизни. Я сжал её в кулаке и направил поток чистой энергии по той самой нити.

— Держи, дружок. — прошептал я. — Это тебе. Спасибо.

Эффект был мгновенным. По нити пробежала яркая, тёплая волна. Деревце в моём сознании вздрогнуло, расправило листья, и они снова зазеленели, засверкали, наполняясь силой. Из рукояти топора на моем поясе донёсся едва слышный, но безмерно довольный щебет, похожий на потягивание кошки у огня. Слабая вибрация сменилась ровной, уверенной пульсацией. Мимио был снова в порядке. Нет, он был больше чем в порядке — он был силён, сыт и счастлив. И я чувствовал его благодарность, тёплую и безграничную, как солнечный свет.

Сделав глубокий вдох и чувствуя, как силы возвращаются и ко мне, я оттолкнулся от стены. Нужно было найти капитана Горста, отчитаться о «проделанной работе» и, самое главное, узнать, что творится за стенами. Я протиснулся через толпу ликующих горожан и уже направился к выходу из склада, как в проёме двери увидел знакомую фигуру.

Капитан Горст стоял, прислонившись к косяку, и молча наблюдал за происходящим. Его стальное, непроницаемое лицо было задумчивым. В его глазах не было ни радости, ни удивления — лишь холодная, расчётливая оценка. Он видел всё. Видел, как оживали обречённые, как плачут от счастья родные, как надежда возвращается в сердца людей. Он видел чудо, и он видел его источник.

— Капитан. — кивнул я, подходя.

— Макс. — его голос был низким, безэмоциональным. — Хорошая работа. Лучшая, что я видел за последние недели. Идём.

Он развернулся и вышел из склада, не сомневаясь, что я последую за ним. Мы молча шли по узким, всё ещё пустынным улочкам, направляясь к главной стене. Воздух был густым и тяжёлым, пах дымом, пеплом и всё тем же сладковато-гнилостным запахом Леса, который уже стал фоном этого апокалипсиса.

— «Передышка» заканчивается. — наконец произнёс Горст, не глядя на меня. — Твари укрепились. Переварили то, что смогли утащить с поля боя. Скоро настанет время последней битвы.

Его слова повисли в воздухе, холодные и неумолимые, как приговор.

— А подкрепление? — не удержался я. — Из столицы? Из других городов? Неужели нам никто не поможет?

Горст коротко, беззвучно усмехнулся. Это был страшный, безрадостный звук.

— Подкрепление? — он бросил на меня быстрый, колкий взгляд. — Все регулярные войска, все наёмники, все добровольцы, умеющие держать оружие, брошены на Главный Фронт. Там, у границ Великого Леса, решается судьба всего королевства. А наш городишко… — он махнул рукой, словно отмахиваясь от назойливой мухи. — Нас списали со счетов. Не стратегически важный объект. Укреплённый пункт для сбора ресурсов, не более. Даже наша милая баронесса Лирель, — в его голосе прозвучала ядовитая насмешка, — предпочла не разделять участь своего народа. Она удрала с караваном, прихватив с собой полсотни моих лучших бойцов для личной охраны. Так что нет, Макс. Подкрепления не будет. Мы здесь одни.

Горькая, ядовитая желчь подступила к горлу. Меня бросило в жар от бессильной ярости. Их бросили. Нас бросили. Просто оставили умирать, как ненужный хлам. Я сжал кулаки, чувствуя, как ногти впиваются в ладони.

— Я понял. — сумел выдавить я.

— Рад, что ты так быстро схватываешь. — сухо парировал Горст. — Теперь смотри.

Мы поднялись по узкой, крутой лестнице на вершину стены. И перед нами открылась картина, от которой кровь стыла в жилах.

Территория перед городом больше не была полем. Она превратилось в бурлящий, живой кошмар. Корневые Оплоты, эти чудовищные живые бастионы, вросли в землю так прочно, что казались частью ландшафта. Из их тел непрерывно извергались потоки Лесной Поросли и Лиановых Скользней, которые тут же начинали методично, с неумолимой целеустремлённостью, долбить по нашим укреплениям, растаскивать камни, вгрызаться в основание стен.