О бедном мажоре замолвите слово 3 (СИ) - Останин Виталий Сергеевич

Нас привезли в какое-то очень тихое место, хотя ехали мы от силы минут пять. Значит, все еще центр, но такая пустая улочка. Ни тебе людей, ни машин. Неожиданно! Обычно в центре многолюднее.

Машина остановилась прямо напротив небольшого ресторанчика из категории семейных. Внешне — никакой бьющей по глазам роскоши, очень все скромненько. Деревянная дверь с крохотным стеклянным окошком и бронзовая табличка на стене рядом. Последняя извещала, что прибыли мы к таверне «Ямщик». Чуть ниже мелко, но гордо чернели цифры: 1729 год.

Однако! Я, в смысле, настоящий Миша, про это местечко даже не знал. Впрочем, он у нас специалистом по другим заведениям был.

Лимузин, стоило нам подойти к дверям, съехал в подземный паркинг — вот почему машин нет. А нас встретил крупный, чуть полноватый мужчина с поседевшими рыжими волосами, собранным в хвост на затылке, и улыбкой хитрого мультяшного лиса.

— Юрий Антонович, рад вас видеть, — кивает он отцу. Без всякого подхалимажа и угодничества, а просто, как хозяин, который действительно рад встречать гостя.

— И вам не хворать, Леонид Макарович, — отвечает князь Шувалов и — о чудо! — пожимает ему руку. Князь. Трактирщику. В смысле, владельцу старого и дорогого места для знати, но все равно!

— А этот молодой человек? — рыжий поворачивается ко мне и внимательно изучает меня зелеными глазами. Мне почему-то кажется, что в них таится какой-то бесенок веселья.

— Сын мой старший, Михаил, — произносит отец.

— Решили вводить его в общество? — с некоторым удивлением произносит Леонид Макарович.

— Да пора бы уже, — хмыкает Юрий Антонович, как-то странно на меня глядя. — Да и умом вроде дорос.

Я молчу. Есть такие ситуации, в которых надо молчать. Эта — одна из них. Я не понимаю, о чем говорят эти мужчины, но осознаю, что знают они друг друга давно. И даже считают себя равными. Это плохо укладывается в голове: один из Семи и владелец общепита — равные, но это так.

— Проходите к своему столику, господа, — улыбается рыжий, отступая в сторону. — Сейчас все подадут.

Столик… Стол, скорее, явно стоял тут с восемнадцатого века. Не поручусь, конечно, не антиквар, да и новоделы сейчас такие лепят, что фиг угадаешь. Но почему-то кажется, что эти четыре темных моренных доски, изъеденные временем и отполированные сотнями локтей, положили на массивные ноги примерно в 1729 году. Стулья такие же, монументальные, но на сиденьях лежат мягкие квадратные подушки с простой растительной вышивкой.

Их всего десяток, этих столов. Расставлены так, чтобы каждый был словно бы на границе слышимости от соседнего, то есть довольно свободно. А еще между ними стоят светильники, шкафчики из дерева, вешалки, сундуки. И в результате получается, что каждый стол как бы в таком кабинете стоит. Где ты, вроде, и укрыт от всех, но в тоже время, можешь повернуться и окликнуть кого-то из соседей.

С умом, короче, организовано. Не хуже, чем в японском саду камней, где один из булыганов с любой точки зрения всегда невидим.

— Вводить в общество? — уточнил я, когда мы сели, а никто из персонала пока не подошел. — Что это значит?

Старший Шувалов немного снисходительно улыбнулся. Он вообще, как сюда попал, как-то неуловимо расслабился. То всегда такой напряженный, в зеркало себе не улыбается, и вдруг… Как на кухню к старому другу зашел, вот! Где можно снять все маски, поесть, выпить пивка и потрындеть о чем угодно.

— То и значит, — ответил он, расслабив галстук на рубашке. — Это и есть — общество. Сюда, чтобы ты понимал, приходят только главы Семи Семей. Иногда приводят близких друзей, иногда — выросших детей.

— А Леонид Макарович? — уточнил я, уже догадываясь об ответе. Вспомнил лицо из уроков в детстве Михаила.

— Князь Барятинский, хозяин этого места, — пояснил отец. — У них есть семейная традиция. Когда глава рода передает дела наследнику, то уходит сюда.

— Трактирщиком? — мне не нужно было изображать удивление.

Барятинские — древний род. Реально древний, они ведь еще от Рюриковичей предков считают. Но в Совет Семи не входят, и вообще, как бы это сказать — не на виду. Богатые, влиятельные и… незаметные. А теперь, оказывается, они еще и являются распорядителями местечка, где тусит самая настоящая элита. Если я правильно понимаю, выступая кем-то вроде арбитров.

Отец на меня взглянул со смешинкой в глазах, мол, а что тебя удивляет.

Да ничего, в общем-то! Князь-трактирщик — это же обычное дело, да! Хотя, если подумать, людям на самой вершине власти очень нужно такое вот место. Где они могут побыть обычными людьми, поговорить без протокола, и быть уверенными, что ни слова из сказанного за столом не выйдет на улицу. Чужой ведь сюда никак не зайдет.

Видимо, на моем лице появилось понимание, потому что старший Шувалов подмигнул мне и произнес, наклонившись над столом.

— А еще тут можно очень вкусно поесть.

Разговор пришлось прервать, потому что у стола возникла дородная женщина лет сорока с огромным подносом в руках. Сноровисто, она расставила перед нами тарелки, приборы и пожелав приятного аппетита, ушла за сменой блюд.

— Сегодня гороховый суп с копчеными ребрышками, — с совершенно детским предвкушением на лице сообщил один из влиятельнейших людей империи, беря в руки ложку и снимая верхнюю корочку с круглой булки черного хлеба, которая играла роль тарелки. И предупредил: — Едим молча, о делах — потом.

Чем сразу же и занялся. Я еще с минуту смотрел, как князь трескает супчик, и настолько увлекательно он это делал, что вскоре и сам к нему присоединился. Почти сразу стала понятна его последняя оговорка — какие могут быть дела, когда тут такой суп!

А ведь к нему еще была тарелка с пирогами и расстегаями, нарезка сала разных сортов, хрустящие грузди, выглядывающие из тонких колечек лука… Все это было настолько не в духе высшего общества, где на больших тарелках изысканно располагали крохотные кусочки пищи, но так вкусно, что я вслед за отцом с головой погрузился в процесс познания кулинарных изысков этого места.

На второе… нет, не буду ничего говорить. Словами этого не передать. Скажу лишь, что минут через двадцать, мы со старшим Шуваловым, довольные, как обожравшиеся сметаной коты, смотрели друг на друга чуть прищуренными глазами, и улыбались.

— Свинство с твоей стороны, что ты меня сюда только сейчас привел, — сообщил я родителю самым благостным тоном.

— Как дорос, так и привёл, — не менее любезно ответил князь. И в момент неуловимо изменившись лицом, превращаясь из довольного гурмана в высокопоставленного сановника, предложил. — Теперь поговорим?

— Изволь, — я тоже сразу подобрался. Подозреваю, что все эти прелюдии были не просто так. И тема для разговора будет не слишком приятной.

Так и вышло.

— Император инициировал проверку деятельности рода Шуваловых, — просто сказал Юрий Антонович. — Формальный повод — обвинения в непотизме.

Я пару раз моргнул, вспоминая значение этого слова. Если по-русски говорить, оно означало кумовство. Так, стоп…

— Это из-за меня, что ли?

Отец кивнул.

— Это именно что формальный повод, Михаил. И государь, и все вменяемые люди понимают, что твой приход в полицию никак не связан с попытками захвата этой государственную структуру родом Шуваловых. Но у меня есть враги, и они достаточно сильны и влиятельны. В тот момент, когда я начал интересоваться историей чертежей «Святогора», они решили нанести превентивный удар.

Глава 25

— Звучит, как бред, — вырвалось у меня.

— Неважно, как звучит, — усмехнулся в ответ старший Шувалов. — Зато есть официальное основание для проверки. Император не может проигнорировать подобные обвинения, даже если и понимает, что это всего лишь очередной виток фракционной борьбы.

Ну, логично. Быть главным над сворой таких вот богатых и влиятельных товарищей, как князь Шувалов, это не только шапку красивую на голове носить. Разделяй и властвуй, полагаю, в этом мире тоже максима, не требующая доказательств. Ну и что, что государь не верит в обвинения? Зато есть повод немного подприжать одну или парочку сильно о себе возомнивших семьи. Это я понимаю. И даже не возражаю.