Хозяйка расцветающего поместья (СИ) - Шнейдер Наталья "Емелюшка"

Коптильня не простаивала. Подумав еще раз над словами свекрови и няньки, я все же решилась написать купцу. Чтобы не терять времени в ожидании его ответа, начала коптить рыбу на зиму для себя, Сиреневого и Дубровки. Да и в городском доме неплохо было бы иметь запас. Зимой, когда повезут из Беломорья мороженого лосося, надо будет прикупить по случаю да тоже закоптить. Но это потом. А пока местные мальчишки исправно носили мне добытое на рыбалке, и среди привычных плотвы, окуней и щук время от времени попадались стерляди и осетры.

Марья оказалась права: деревенские подростки охотно взялись за работу, и у меня не стало недостатка в помощниках. Многие из них согласились бы работать и просто за еду, но я не обижала и деньгами. В конце концов, мне же выгодно, чтобы на окрестных, теперь уже наших землях люди были здоровы и сыты. От голодного работника толку мало, а от голодного соседа и вовсе один вред — не зря говорят, что нужда крадет, а голод морали не знает.

Глава 34

Чистить, потрошить и просаливать рыбу перед копчением мне помогали деревенские девчонки. Мотя важно наблюдал за работой, восседая на заборе, и довольно быстро всем работницам стало ясно, что не стоит пытаться припрятать для себя барскую рыбу. И это касалось не только двуногих. После того как Мотя выдрал у ринувшегося с небес коршуна пучок перьев, другие крылатые, да и четвероногие хищники научились обходить навес, под которым располагались работницы, стороной, какими аппетитными ни казались бы распространяющиеся оттуда запахи. Сколько я ни следила за чистотой, все же полностью избежать их не получалось — и я радовалась, что с самого начала организовала и коптильню, и место для разделки сырья на отшибе от усадьбы, подумав о розе ветров.

Довольно быстро появилась еще одна забота: куда девать отходы. Головы и потроха пока удавалось утилизовать: вываренными с отрубями, их с удовольствием поедали поросята. Чешую, в теории, стоило бы пустить в компост — в ней много кальция и фосфора, полезных для растений, — но как бы и компост не провонял, и крысы с мухами не расплодились. Я припомнила, что когда-то крымские монахи выращивали роскошные сады «на рыбе», по осени закапывая свежую морскую рыбу по периметру кроны, и велела закапывать чешую с растениями в грядки — заодно и кротов с медведками отпугнет. А когда с посадками закончим, тогда можно будет попытаться переработать отходы в рыбную муку. Будет чем скотину зимой кормить.

— Касаточка, поросятки-то какие стали гладкие, — заметила как-то Марья. — Может, еще парочку заведем?

Я спорить не стала, мясо всегда пригодится. Вслед за новыми поросятами появилась и годовалая телочка. Если все пойдет, как задумано природой, к следующей весне у нас будет теленок и молоко.

Купец Медведев не ответил на мое письмо. Вместо того, чтобы марать бумагу, приехал сам — дородный, с окладистой бородой и таким бесхитростным и одновременно одухотворенным лицом, что прямо хоть сейчас с него святого угодника пиши. Я мысленно хмыкнула: ой, наверняка непроста та простота. Купцы считались крестьянами, и потому полагалось принимать гостя на кухне, но я помнила, как Виктор встречал в доме купца Крашенинникова, и пригласила визитера в гостиную. Купчина вел себя степенно, и я так и не смогла понять, смущен ли он таким приемом, польщен ли или про себя считает молодую барыньку легкой добычей.

— Хороша рыбка, — сказал он, отведав. — Сговоримся, ваша светлость? Цену честную дам, не обижу. Скажем, по десять змеек за фунт, ежели окуньки али плотвичка. За щучку и леща пятнадцать змеек. А коли стерлядка или осетр попадется, то отдельно считать будем.

Я покачала головой.

— Говоришь, не обидишь, а сам обижаешь, ваше степенство. За такую цену в городе свежую отдают, потому что рыба — товар особый, долго лежать не будет. А моя будет, можно не торопясь за хорошие деньги продать. Двадцать пять за мелкую, тридцать пять за крупную — и то я в убыток пойду.

Купчина крякнул, почесал бороду.

— Трудно будет за хорошие деньги продать, если ее золой пересыпать. А не пересыпешь — черви заведутся. По двенадцать да восемнадцать — это еще куда ни шло.

Я разломила кусочек.

— Ты посмотри только на эту рыбу, как она радугой переливается. А как пахнет, это ж амброзия! Такую золой засыпать — только портить. С чего бы червям завестись, если ты в коробах ее повезешь и мухам обсидеть не позволишь? Двадцать две и тридцать.

— Черви, может, и не заведутся, да рыба протухнет. Восемнадцать и двадцать пять.

— Ягоду свежую скупаешь и возишь, не протухает, а копченая рыба протухнет? — делано удивилась я. — Наверняка у тебя есть кому и льда посреди лета наморозить. К тому же и я позабочусь. Каждую рыбку в просоленную ткань оберну, все вместе опилками пересыплю, чтобы ты ее спокойно до своего погреба довез.

— Есть-то есть, да ведь ему платить надо…

Торг продолжался к явному удовольствию купчины. Да и я поймала себя на своеобразном азарте — и собственную выгоду отстоять, и сделку своей жадностью не испортить.

— Больше дать не могу, чтоб у меня голова отсохла! — сказал наконец Медведев. — Чтоб мне больше в ваш дом никогда не войти! По рукам?

— По рукам, — согласилась я.

Цену я рассчитала, еще когда писала ему предложение, и та, на которой мы сошлись сейчас, меня вполне устраивала. К тому же и опасения купца я понимала: товар новый, а ну как не оценят и не пойдет?

Медведев протянул руку, кажется, по привычке, забыв, с кем имеет дело. На середине жеста сообразил. Я не стала добавлять неловкости, и протянула руку в ответ. На лице купца промелькнуло изумление, но он справился с ним. Ударили по рукам, будто я не была ни женщиной, ни княгиней.

— Непросты вы, ваша светлость, ой непросты, — покачал головой купец, когда Марья принесла еще чая с ватрушками.

— Так простота, она ж хуже воровства, — улыбнулась я в ответ.

Медведев рассмеялся.

Для начала мы сговорились на пуд копченой рыбы, а там — как пойдет. Все же у меня не промышленное рыболовство. На том и расстались.

Свекровь зазвала меня в гости. Как выяснилось — не без задней мысли, потому что кроме меня у нее в доме оказалась и Софья, моя золовка. Я едва не попала впросак, не узнав ее. Выручила свекровь. Когда они вышли встречать меня вдвоем и я склонилась, при посторонней приветствуя княгиню как подобает, та обняла меня со словами: «Настенька, какие церемонии между родными! Я соскучилась, и Соня тоже, ведь в последний раз вы виделись еще осенью».

Не нужно было быть семи пядей во лбу, чтобы понять: Виктор рассказал матери про мою «потерю памяти», но та не хотела, чтобы об этом узнали и другие члены семьи.

Княгиня была слишком сурова к старшей дочери. Возможно, та и казалась не слишком умна в том, что касалось отвлеченных материй, но, когда речь шла о делах земных и бытовых, ум ее был цепким, а суждения здравыми. Софья так интересно рассказывала о своем хозяйстве, что я только слушала да на ус мотала. Она очень гордилась своим делом, да ей и правда было чем гордиться: на пятьсот отрубов можно было целый год безбедно жить в Больших Комарах — и это снимая дом!

— А что, сестрица, можно ли сыр этак закоптить, как рыбу и мясо? — спросила она, и я поняла, что в Ольховку меня позвали не просто так. — Очень уж они хороши у тебя получаются. Ежели и сыр так хорош, его и получше продать можно будет. И лежать будет лучше.

— Можно, правда, сыры я еще не коптила. Нужно будет отработать технологию.

— «Технологию», — добродушно передразнила она. — Так и скажи: попробовать надо. Я полпуда сыров привезла, хватит тебе, чтобы попробовать? Угостись, сколько захочешь, остальное мне отдашь. Если и правда получится, три отруба с каждого проданного пуда тебе уступлю за знания твои и работу.

— Если получится, — согласилась я.

Даже если оставить в стороне, что торговаться с родственницей не слишком красиво, цена выглядела приемлемой. Да и не все одной рыбой жить. Пусть будет и сыр. На заработанное куплю банки, соль и сахар. Здесь знали пастилу и варенье, но никто не делал цукаты и зефир — вот еще один уникальный товар для Медведева. А ближе к зиме, когда будут резать скотину, переключусь на мясо и тушенку.