Вадбольский 4 (СИ) - Никитин Юрий Александрович

— Что скажешь? — спросил император.

Апраксин снова в том же кресле, только император стоит к нему спиной и смотрит в окно на площадку перед дворцом, откуда сейчас уезжает автомобиль со мной.

Апраксин подвигался, словно раздвигая кресло под свои объёмы, кашлянул, прочищая горло.

— Двойственное впечатление, ваше величество.

Император вскинул брови, Апраксин сказал чуть быстрее:

— Он умен, сами видите. Даже по тому, как строит фразы, уже заметно, что мыслит быстро и логично, нет лишних и мусорных слов, излагает ровно, как давно выверенную позицию, что странно для столь молодого парня. Он не льстил, как заметили, и вообще не видно, чтобы преклонялся перед вашим величием, но в то же время нет дерзости и юношеской гордыни. То, как он сказал насчёт Отечества, понятно, что оно для него на первом месте, а государь император, уж простите, на втором…

Император нахмурился.

— Уж не социалист ли?

Апраксин покачал головой.

— Этого в нём не заметил, хотя молодежь обычно склонна к бунтарству. Нет, он, судя по направлению его мыслей, озабочен слабостью России-матушки. Я велел покопаться в его деле, так вот он создал какие-то новые спички, я их не видел, но отзывы самые положительные. И ещё очень хорошие болеутоляющие микстуры, что производятся в лавке графини Кржижановской. Мне доложили, это его разработка.

— Коммерсант?

Апраксин сдвинул плечами.

— Сравнение для него слишком лестное, но… Ещё сто лет тому Ползунов создал паровоз, Нартов — токарный станок, Шувалов — всю нашу артиллерию… А Ломоносов, а Демидов? Так что и этот парниша может быть таким же. А что спички… Ползунов помимо паровоза сколько полезного в горном деле, в метеорологии, в математике! А Нартов помимо токарного станка, которым и сейчас пользуемся без малейших изменений, сколько сделал в области изготовления монет, медалей и вообще создал первые образцы меры длины и веса… Так что вы зря, как я уже говорил, запретили принимать в гимназии и высшие учебные заведения людей из простонародья. Аристократия мельчает, всё не потянут. А мир усложняется.

Император слушал уже в нетерпении, постукивал кончиками пальцев по подоконнику, хмурился, наконец прервал, не поворачиваясь к Апраксину:

— Ладно, Ломоносов тоже чем только не занимался. А что насчёт винтовок?

Апраксин улыбнулся.

— И эту докладную записку прочли?.. Да, винтовки он мастерит отменные. Есть отзыв даже от младшего сына Горчакова, он с ним дружит и успел пострелять из его винтовки. Говорит, дальность вчетверо больше, прицельная точность просто невероятная, магазин на пять патронов, а это значит — пять выстрелов один за другим!.. Вы представляете, какая это убойная мощь?.. Плюс, у него порох почти не даёт дыма!..

— Без дыма?

— Да, это так удобно для егерей! Сидят, стреляют из засады, и никто не видит, откуда. Кстати, князь Горчаков подсуетился, даже без нашего одобрения послал к нему три сотни своих гвардейцев. Теперь его люди учатся обращаться с винтовками Вадбольского. Уже поступил первый отчёт.

— Ну-ну?

— Полковник Жилин, командир его гвардии, в восторге. Говорит, теперь эти три сотни гвардейцев равны по мощи двум тысячам таких же, но вооружённых винтовками нашей армии.

Император раздражённо крякнул, скривился, прошёлся взад-вперёд по кабинету, наконец сказал:

— Говорят, поносит нашу армию?..

— Хочет сделать её сильнее, — уточнил Апраксин. — Он говорит, что если Англия и Франция высадят десант в Крыму, то захватят Севастополь и отрежут нас от тёплых морей. И нам придётся такое унижение принять и подписаться.

Император стукнул кулаком по столу.

— Они не пойдут на такое! Это большая война, им не поздоровится.

Апраксин смолчал, вспышка императора вызвана страхом, что Англия и Франция всё-таки пойдут на военное столкновение с Россией. Экономика России, честно говоря, безнадёжно отстала, сейчас это начинает понимать даже император, хоть и отчаянно не хочет в такое верить. В России проглядели бурное развитие промышленности в других странах. Этот нагловатый кадет прав, Россия в самом деле может проиграть войну, если Англия и Франция рискнут высадиться в Крыму. Только и надежды, что не высадятся, это риск большой затяжной войны, им такое тоже не нужно.

Император прошёлся по кабинету, злой и напряжённый, вид такой, словно сейчас разбросает мебель, никто же не видит, можно спустить пар.

— Ладно, — прорычал он зло. — Установить за ним негласное наблюдение!.. При любом подозрении, если близок к социалистам или, боже сохрани!.. к анархистам, немедленно принять меры!

Апраксин поклонился, принимая приказ, но уточнил:

— Какие, ваше величество?

Император чуть поперхнулся, сказал зло:

— Проверить насчёт преступных связей! Хорошо бы доказательства, чтобы суд вынес верное решение! А все его наработки конфисковать в казну.

Апраксин поклонился.

— Будет сделано, ваше величество.

Он вылез из кресла, удалился неслышными шагами, император обвел кабинет раздражённым взглядом. Мне показалось, что вот сейчас, оставшись в одиночестве, он достанет из шкафчика бутылку с коньяком, нальёт в гранёный стакан и сразу же осушит до дна, а потом нальёт снова, вон какой здоровенный, для него и бутылка, что слону дробина, но нет, же не пьет, не курит и от работников своего кабинета требует такого же поведения.

Эх, ваше величество, быть хорошим и честным человеком — это хорошо, но так мало для правителя!

Глава 2

Дальше я не стал смотреть, переключился на Мату Хари, она уже парит над городом, то поднимаясь выше, то падая до верхушек деревьев, если ей кажется, что мне угрожает опасность. Репрессии не слишком беспокоят, с социалистами связываться не собираюсь, супротив самодержавия тоже не замышляю, у нас если что и началось бы, то одной гильотиной не отделаемся, русский бунт не только бессмысленен и страшен, он ещё и контрпродуктивен.

А Николай Первый в самодурстве не замечен, у него всё строго по закону. Ну, а что законы не весьма, так не один он виноват. Вон Франция жестоко и кроваво пустила всю аристократию под топор только за то, что аристократы, палачи не успевали рубить головы, пришлось изобрести гильотину, Россия никогда не знала таких масштабов истребления. Но Франция вышла из развалин с фениксом Наполеоном, а от России, боюсь, так и останутся обломки, которые подгребут жадные соседи.

Я так задумался, что не заметил, как подъехали к проходной Лицея. Охранники вылезли вместе со мной, молча ждали, что вот исчезну за воротами, а они с чувством выполненного долга сядут в автомобиль и быстро вернутся к своим более понятным обязанностям.

Я отыскал взглядом свой автомобиль на стоянке, телохранители тут же двинулись следом.

Я бросил на заднее сиденье золотую саблю в ножнах, сказал строго:

— Бдите!.. Государь император изволил пожаловать, так что это не просто оружие… а чё-то большее!.. Я скоро вернусь.

Сюзанна, как чувствовала, метнулась навстречу, только каблучки дробно застучали по булыжнику, вся взволнованная, испуганная и трепещущая, словно бабочка в предчувствии грозы.

— Вадбольский!

— Всё кончилось, — ответил я гробовым голосом. — Вы все дела закончили?

— Вадбольский, пожалуйста, без ваших пошлых намёков!

— Можете ехать? — уточнил я.

— Давно. А как у вас…

— Дорога длинная, — остановил я вопросы. — Расскажу.

Она чуть оттопырила локоть, это молчаливое позволение взять её двумя пальчиками, так и вышли за пределы лицейской стены, но от колясок и автомобилей отделился Антуан, он и спал там, что ли, поклонился Сюзанне, полностью игнорируя меня.

— Ваше сиятельство…

Она замедлила шаг, взглянула на меня в нерешительности, всё понятно, вспомнила, что ехать со мной неприлично незамужней барышне, сказала со светской улыбкой:

— Да-да, но на этот раз езжай за нами, а меня барон отвезет в имение…

Ну, наконец-то, подумал я, уже не боится, что буду приставать с неприличными разговорами, а то и остановлю автомобиль на безлюдной дороге и начну её щупать за всякие и разные места.