Ашер 8 (СИ) - Шиленко Сергей

«Шелли?» — мой голос был чужим, скрипучим.

Рита на мгновение зажмурилась, сглатывая ком. «Жива. Без сознания. Сет говорит… ее огонь почти погас. Но он еще тлеет».

Я закрыл глаза. Жива. Это главное. Остальное… остальное мы починим. Мы всегда все чинили. Вокруг стояла тишина. Не та звенящая тишина перед боем и не мертвая тишина после него. Это была тишина мира. Настоящего, выстраданного мира. Я слышал, как скрипят снасти, как плещутся волны о борт, как Сет отдает тихие команды у штурвала. Я слышал, как Грэг что-то шепчет Иди, которая, судя по всему, тоже была здесь, на палубе. Война закончилась. Мы победили.

И эта мысль не принесла ни радости, ни триумфа. Только бесконечную, свинцовую усталость. Я снова посмотрел на Риту. Она уже не плакала. Она просто смотрела на меня, и в ее глазах, отражавших синее небо, я видел всю цену этой победы. Цену, которую нам еще только предстояло осознать и заплатить до последней монеты. Я снова провалился в темноту, но на этот раз ее рука крепко сжимала мою, не давая утонуть окончательно.

Прошла неделя. Или две. Время слилось в один тягучий, серый кисель из коротких проблесков сознания и долгого, тяжелого забытья. Нас вернули в Соколиный Холм. Наше поместье, наш дом. Он уцелел. И теперь он стал негласным центром нового, рождающегося в муках мира.

В первый раз, когда я смог не просто сидеть, а стоять, опираясь на плечо Риты, я вышел на террасу. Поле перед домом, где мы когда-то устраивали ярмарку, было не узнать. Его переименовали. Теперь это было Поле Единства. И на нем, в самом центре, стоял он. Камень. Огромный, необработанный валун черного гранита, который притащили сюда общими усилиями террианцы и волки-оборотни. На его отполированной до зеркального блеска поверхности была выбита одна-единственная фраза: «Они живы, пока мы помним».

К этому камню бесконечным потоком шли люди. И нелюди. Я видел Кларка. Могучий ящер стоял перед камнем, сняв свой церемониальный шлем, и его обычно непроницаемое лицо было… странным. Скорбным. Рядом с ним стоял Таллос, вожак Волчьих Стай, и его воины. Они не говорили. Они просто стояли, вдыхая запах земли и памяти. Я видел делегации людей-кошек, людей-птиц, гномов из дальних шахт и даже нескольких эльфов, которые, как оказалось, тоже принимали участие в последней битве. Они приносили к камню цветы, оружие павших, простые походные амулеты.

Но больше всего было их. Вдов. Сирот. Стариков, потерявших сыновей, и детей, не дождавшихся отцов. Они подходили к камню, касались холодной, гладкой поверхности, и их горе было таким осязаемым, что, казалось, воздух над полем стал плотнее. Но в этом горе не было ненависти. Не было жажды мести. Была только тихая, светлая печаль и… гордость. Они не были жертвами. Они были семьей героев.

«Мы объявили этот день Днем Памяти, — тихо сказала Рита, заметив мой взгляд. — Он будет отмечаться каждый год. По всему Ашену».

«Ашену?» — переспросил я.

«Так теперь называют наш мир. Не Королевства, не Альянс. Просто Ашен. В честь тех, первых, кто пожертвовал собой».

Я смотрел на эту медленную, скорбную процессию. На террианца, который по-братски похлопал по плечу человека-волка. На эльфийскую девочку, которая протянула цветок маленькому котенку-сироте. И я понял, что Байрон не просто спас этот мир. Он его изменил. Он своей жертвой сшил воедино то, что веками было разорвано на куски. Камень на поляне был не просто надгробием. Это был фундамент. Фундамент чего-то нового, чего еще никто из нас до конца не понимал. И этот фундамент был щедро сдобрен кровью и слезами.

Возвращение к жизни было медленным и болезненным. Каждый из нас заплатил свою цену, и счета нам предъявляли каждый день.

Шелли очнулась первой. Она проспала почти десять дней. Когда она открыла глаза, в них больше не было того всепоглощающего, яростного пламени Феникса. Ее внутренний огонь не погас, но он стал другим. Тихим. Ровным. Как пламя свечи в безветренной комнате. Она потеряла часть своей божественной силы, но взамен, как мне показалось, обрела что-то более человеческое. Она больше не была стихией, воплощенной в теле женщины. Она была женщиной, в душе которой жила искра великой птицы. Она много молчала, часами сидела у окна, глядя на небо, и я знал, что она заново учится быть собой.

Грэг изменился, возможно, сильнее всех. Мальчик умер в той пустоте, в сознании Аватара. Из нее вернулся мужчина. Он стал молчаливым, задумчивым, и в его глазах теперь навсегда застыла тень того космического одиночества, которое он видел. Он больше не искал одобрения, не пытался доказать свою силу. Он просто знал себе цену. Он много времени проводил с Иди, которая тоже медленно восстанавливалась. Они сидели рядом, часто не говоря ни слова, но я чувствовал, что между ними теперь была особая связь — связь двух душ, заглянувших за край реальности.

Мое собственное исцеление было самым долгим. Тело поправилось быстро — спасибо магии и заботе целителей. Но душа… душа была в руинах. Меня мучили кошмары. Я снова и снова видел, как Байрон растворяется в потоке света, как Шелли камнем падает с высоты. Чувство вины было моим постоянным спутником. Я, тот, кто должен был всех защитить, привел их к жертвенному алтарю. Рита была моей скалой. Она ничего не спрашивала, ни в чем не упрекала. Она просто была рядом. Ночами, когда я просыпался от очередного кошмара, ее рука находила мою в темноте. Ее молчаливое присутствие было моим единственным лекарством.

Но мир вокруг исцелялся быстрее нас. Старые обиды и распри казались мелкими и глупыми на фоне того, что мы пережили. Я видел, как инженеры-террианцы вместе с гномами восстанавливают разрушенные города. Видел, как отряды людей-кошек и волков вместе патрулируют леса, очищая их от последних остатков тварей Тьмы. Война, как это ни чудовищно звучит, стала лучшим дипломатом. Она заставила всех понять простую истину: либо мы выживем вместе, либо поодиночке сгинем в небытие. И эта хрупкая, выстраданная надежда на общее будущее лечила лучше любых зелий.

Первый совет нового мира собрался не в тронном зале и не в роскошном дворце. Он собрался в большом походном шатре, разбитом на Поле Единства, в нескольких метрах от камня памяти. В центре стоял грубо сколоченный круглый стол — идея Кларка. «За круглым столом нет главы», — сказал он.

За этим столом собрались те, кто вел этот мир к победе. Я сидел между Ритой и Сетом. Напротив — Кларк, официальный представитель Дальнегорска. Рядом с ним — Таллос, чье присутствие здесь еще год назад показалось бы дурной шуткой. Были здесь и старейшины кланов людей-птиц, и верховный мастер гильдии гномов, и даже делегат от эльфов, которые наконец-то решили выйти из своей изоляции. Не было только одного человека. Байрона. Его пустое место ощущалось почти физически.

Говорили долго. О восстановлении, о распределении ресурсов, о создании общей системы обороны. Я по большей части молчал, слушая. Они спорили, ругались, но они договаривались. Они искали компромиссы. Они учились быть одним народом.

Наконец, когда основные вопросы были решены, Кларк встал. В шатре воцарилась тишина.

«Мы все многим обязаны роду Рамзи, — его голос был сухим и официальным. — И его последнему представителю. Миру нужен лидер. Символ. Тот, кто поведет нас дальше. Совет уполномочил меня… предложить корону Ашена тебе, Макс Медведев. Лорд Ашер, Первый Защитник».

Он достал из шкатулки простой железный венец, похожий на те, что носили древние короли. И протянул его мне. Все взгляды устремились на меня. В их глазах была надежда, ожидание. Они хотели короля. Они хотели переложить ответственность на кого-то одного, как это было всегда.

Я посмотрел на этот венец. Посмотрел на их лица. А потом на перстень Байрона на своей руке. И почувствовал приступ тошноты. Король. Еще один правитель, еще одна династия, еще одна борьба за власть через сто лет. Нет. Хватит.

Я медленно поднялся.

«Спасибо за доверие, — я обвел взглядом всех присутствующих. — Но я отказываюсь».