Вторая молодость Фаины (СИ) - Хайд Адель

По ходу его рассказа стало понятно, что моя история ещё не самая запутанная.

Азат был черкесом, жил в адыгском ауле в Тлюстенхабле, сам из черкесских князей, пши*. У них очень строго с тем, кто на ком может жениться, и это не просто вопрос, это вопрос чести, потому что титул князя передаётся только по рождению. Дочь, если, например, в семье нет сыновей, может передать титул или, как выразился Азат «княжеское достоинство» тому, за кого выходит замуж, но это княжеское звание будет ниже, переданного по рождению.

Поэтому князья, желая сохранить «высокую кровь», очень строго относятся к неравным брачным союзам, считая их большим бесчестьем.

(* Титул князя, по-черкесски «пшех» или «пши» )

Но Азата угораздило влюбиться в русскую девушку, причём влюбится так, что ослушался отца, родных и порвал с семьёй, именно поэтому и не называет себя полным именем, и не относит себя более к князьям, потому что неравный брак, не позволит ему передать титул его детям.

— А теперь? — спросила я, — они что решили тебя простить? И позвали служить в полк?

Азат кивнул, но мне этого было недостаточно:

— Я не понимаю, Азат, ты ушёл, выстроил жизнь здесь, вдали от родных, а теперь ты вернёшься?

И Азат мне объяснил, что титул можно заслужить и брат даёт ему такую возможность.

— А жена твоя, дети? — я спрашивала, потому что видела такое у мужчин. Всё, глаза загорелись, сейчас побегу «воевать», а бабы с детьми потом выживают, как могут.

Заметила, что мой вопрос охладил кандидата в «горный полк». Азат задумался, даже жаль его стало: «Взяла и крылья подрезала, парню».

Решила помочь:

— А как братья твои, у них же тоже жёны, дети?

Оказалось, что, уходя на службу, жён и детей оставляют под присмотром старших родственников, матерей, бабок.

Но у Азата и его маленькой семьи здесь такой возможности не было. У него даже морщина вертикальная прорезала лоб, так он задумался.

— Азат, вижу, что ты задумался, это хорошо, — сказала я, — ты сразу не откидывай эту идею со службой в полку, сейчас мне некогда, но вернусь из столицы и поговорим, а пока съезди, пообщайся с братьями.

Отпустила Азата, а когда он выходил из кабинета, спросила:

— Азат, а на каком языке вы с братом разговаривали?

— Кабардинский, — ответил он.

Отпустив Азата, тоже вышла на улицу. Перед магазином до сих пор было многолюдно. Столы с угощением быстро пустели, но мы хорошо подготовились, официанты поднесли еду во второй, а потом и в третий раз. Люди подходили, дегустировали мёд, после чего им вручали закуски, заворачивая их в салфетки.

Хорошо, что по совету владелицы чайного магазина я заранее согласовала мероприятие с городовыми. Иначе бы за такое столпотворение мне бы точно «влетело», ведь мы перекрыли почти всю улицу. Благо, она была пешеходной. Но я заметила, что двое городовых дежурили в отдалении, поглядывали то на толпу, то на столы. Я попросила Ивана передать им немного еды, следить за порядком сытыми будет неизмеримо легче.

В целом, не знаю, как дальше пойдёт бизнес, но пока мне всё нравилось. Мы даже приняли несколько заказов на эликсиры. Мёд был в свободной продаже, через кассу, конечно, на середину дня мы ещё не смотрели, сколько продали, ведь внутрь магазина можно было попасть только после завершения официальной части и раздачи подарочных коробочек, поэтому торговля началась довольно поздно.

Когда я с улицы посмотрела на вход в магазин, мне вдруг подумалось, что зря я всё-таки сделала обе части через один вход. Надо бы как-то разделить зону с эликсирами и зону с мёдом. Не просто оформлением, а возможно, поставить ширму. Я взглянула на Ивана, и по выражению его лица поняла, что он думает о том же.

— Фаина Андреевна, — сказал он, — похоже, придётся делать отдельный вход в эликсирную часть. Покупатели-то совсем разные. Думаю, дамы не будут заходить, если там вот такие тётки толкаются, — и он указал на группу женщин в простой одежде, которые с удовольствием ели закуски и в благодарность расхваливали мой мёд.

Я сказала Ивану, что собираюсь поехать в Петербург по делам. Сколько времени займёт поездка, не знаю, но оставляю его руководить лавкой. Веру Евстафьевну оставляю ему в помощь, она продолжит работать в лаборатории и делать эликсиры под заказы.

Пока одной её лаборатории будет достаточно. Как пойдут продажи дальше, ещё непонятно. Но перед отъездом я попросила Веру сделать запас, потому что надеялась в столице встретиться с дамами из высшего света и предложить им эликсиры, пока в виде подарков.

Первая мысль была обратиться к супруге Вышинского, заодно узнать, удалось ли ей передать наши средства дамам во дворец. А вторая, конечно, довольно смелая, обратиться, к невесте моего, вернее, Фаининого бывшего жениха, Жировой Евдокии Николаевне, которая в письме подписалась, как свитная фрейлина императрицы, и вероятно, имела доступ ко двору.

И вот на неё-то у меня была самая большая «ставка».

***

Сборы заняли ещё один дополнительный день. Билеты на поезд были куплены, и мы с Полинкой отправлялись в Петербург. Дуню с собой брать не стала, да и родители её волновались, лето, много работы на земле, в огороде, а в крестьянской семье каждая пара рук на вес золота. Поэтому ехала только я с Полинкой, да охрана.

Подумала, что, если придётся задержаться в Петербурге, найму там на месте какую-нибудь гувернантку или няню для Полинки, а в дороге и сама справлюсь. Чего уж, я, не выросла же дворянкой, я Фаина Андреевна, бывший бухгалтер с рудника, которая и своих детей вырастила, и внуков нянчила. Справимся.

Когда мы садились на поезд, на перроне я неожиданно встретила ротмистра Диваева.

— Здравствуйте, Фаина Андреевна, — белозубо улыбнулся мне башкир.

— Здравствуйте, Айдар Абубакирович. Встречаете кого-то или провожаете? — спросила я.

— Еду, Фаина Андреевна, в столицу послали по делам, по службе.

Поняла, что ротмистр Диваев едет тем же поездом, что и мы, только мы с Полинкой купили себе места в первом классе, а он, как и положено офицеру, ехал во втором.

—А что же вы один? Штабс-капитана Орлова с вами не послали? — спросила я

— А вы не знаете? — вдруг перестал улыбаться ротмистр Диваев.

— Нет, а что я должна знать? — удивилась я

— Арестовали штабс-капитана Орлова по подозрению в убийстве князя Дулова, — по ротмистру было заметно, что он по-настоящему расстроен.

— Я не знала, — произнесла я, только теперь понимая, что за «намётки» появились у Пришельцева.

«Да, жаль штабс-капитана, и обидно, что вчера не заехала к Александру Петровичу,» — подумала я, а вслух сказала:

— Надеюсь, что глава сыска разберётся что к чему.

Ротмистр Диваев нахмурился ещё больше, и я, чтобы дальше не продолжать разговор, попрощалась:

— Ну что ж, Айдар Абубакирович, счастливого пути.

— Благодарю, Фаина Андреевна. Может, будем видеться на остановках, а если что-то понадобится, скажите, я обязательно принесу. Правда, из второго класса в первый не пускают, но, если вы скажете, меня точно пропустят.

— Хорошо, Айдар Абубакирович, буду иметь в виду, — кивнула я, а сама про себя подумала: «Ну уж, нет, не нужен ты мне, у меня вон охрана есть, со мной едет. Езжай в своём втором классе.»

Я никого специально не уведомляла о своём отъезде в Петербург. Даже Раисе Леонтьевне не стала писать, просто попросила капрала Васильева, что, если меня будут искать господин Нуров или его супруга, только в этом случае сказать, что Фаина Андреевна уехала по делам в Петербург. А если не спросят, то и не стоит говорить.

Капрал Васильев посмотрел на меня с подозрением и уточнил:

— Фаина Андреевна, мне что-то особенное нужно знать или делать? На что-то обратить внимание?

Мне не хотелось никому рассказывать про золото, которое будто огнём жгло мою сумку. Как доказательство я сложила все найденные камушки в одну шкатулку и везла с собой.

— Иван Иванович, — сказала я, — проследите, чтобы посторонние не шастали по территории, особенно возле пасеки. Никто не должен отираться там без дела. Возможно, стоит даже немного расширить охранную зону. Мы теперь в собственной лавке мёдом торгуем, не дай бог что-то с ним случится.