Корпорация Vallen'ok 3 (СИ) - Хардин Сергей

Он замолк, давая мне представить эту ужасающую картину.

— И весь этот песок, вся эта потраченная впустую энергия, она не исчезает. Она прилипает к тебе. Облепляет тебя липким, грязным слоем. Это и есть тот самый «груз решений», который ты тащишь на себе. Ты становишься ходячим воплощением собственного долга. Хаос, который ты вносишь в мироздание, материализуется в тебе самом. Твоя тошнота и слабость — это отторжение телом этой грязи. Головокружение — неспособность мозга обработать лавину «незаконной» информации. С каждым шагом в одолженном времени ты закапываешь себя заживо в песок своих долгов.

— Но я же получаю результат! — попытался возразить я. — Я же выигрываю!

— Нет! — Каору резко ударил рукой по столу. Чайные чашки жалобно зазвенели. — Ты не получаешь ничего! Ты лишь примеряешь на себя иллюзию результата! Тот выигрыш, то спасение, они не настоящие! Они куплены в кредит! Они существуют ровно до тех пор, пока ты не решишь вернуть долг и аннулировать сделку! Ты не герой, исправляющий ошибки. Ты шопоголик в метафизическом торговом центре, который примеряет вещи, зная, что завтра всё придется вернуть. И платишь за эту примерку своим здоровьем. Ты проживаешь не жизнь, Джун. Ты примеряешь чужие, потенциальные жизни, и с каждой примеркой твоя собственная истирается, засоряется их отпечатками.

Каору откинулся на спинку стула, выглядел он по-настоящему измотанным.

— Самый ужасный обман — это то, что ты чувствуешь себя всемогущим. Но на самом деле ты рабочий на конвейере собственного проклятия. Ты не создаешь новое, ты лишь бесцельно перемалываешь одолженные ресурсы, чтобы произвести… ничего. Один сплошной шум, помехи, хаос. А потом придётся вернуть всё как было и расплачиваться за этот шум собственной болью.

Каору замер. В его глазах было нечто среднее между благоговением и ужасом, будто он наблюдал за казнью через расстрел в замедленной съемке.

— И вот наступает момент расплаты, — его голос стал низким, будто он сам ощутил на себе нарастающее давление надвигающегося возмездия. — Ты думаешь, это возврат, как отмотать плёнку назад. Ничего подобного. Это насильственное взыскание долга. Акт абсолютного, тотального насилия над реальностью.

Он медленно сжал кулак так, что костяшки пальцев побелели.

— Часы не «возвращаются» к точке «А». Они принудительно перезаписывают текущее состояние вселенной состоянием залога. Они берут тот самый идеальный, замороженный слепок из своей ячейки и говорят миру: «Вот твой эталон. Вот как всё должно быть. Забудь всё, что было после. Это — ошибка. Аннулируй это».

Каору резко поднялся, и его движения стали резкими, отрывистыми, как будто он сам отдавал роковые команды.

— Мгновенная темнота в глазах? Воздух, что «ухнул»? Это не симптомы. Это физическое ощущение квантового стирания. Ты чувствуешь, как реальность вокруг тебя лавинообразно теряет согласованность. Атомы, которые секунду назад были сложены в картину мира с твоим присутствием, теперь с бешеной скоростью перестраиваются, возвращаясь к изначальной, «залоговой» конфигурации. Звуки исчезают, потому что звуковые волны аннулируются. Движение останавливается, потому что импульсы силы объявляются недействительными. Мир замирает не потому, что время остановилось. Он замирает от шока после тотальной хирургической операции.

Он сделал паузу, тяжело дыша.

— А потом резкий толчок и потеря равновесия. Это не «откат». Это тебя вышвыривают. Вышвыривают из потока одолженного времени обратно в ячейку с эталоном. Твое сознание, пропитанное энтропией «черновика», силой втискивают в тело, чьи клетки помнят только идеальную чистоту «залога». Это квантовый конфликт. Твоё тело кричит: «Я чистое!». Твой разум вопит: «Я помню грязь!». И этот конфликт разрывает тебя на части. Тошнота — это отторжение. Головокружение — это сбой ориентации в изменившейся реальности. Слабость — это энергетическая цена, которую ты платишь за насильственную пересборку мироздания.

— Но… другие… они же не помнят… — пытаюсь вставить я, но мои собственные воспоминания о «стёртых» событиях кажутся мне теперь кощунственными.

— Они не помнят, потому что их подвергли тотальной квантовой амнезии! — Каору почти кричал, и в его голосе слышался ужас перед этим фактом. — Их сознание, их память — это часть вселенной. Часть долга, который подлежит аннулированию. Часы не стирают их память. Они объявляют её нелегитимной. Как фальшивую банкноту, и просто изымают её из обращения. Для них этого не было. Только для тебя, должника, оставили доступ к архиву незаконных операций. Чтобы ты помнил, за что платишь.

Он тяжело опустился на стул, будто только что сам пережил весь этот процесс.

— И весь хаос, вся энергия аннулированных событий… ей же куда-то нужно деться. Её нельзя уничтожить. И часы… они не уничтожают её. Они переносят её на тебя. Ты становишься сборным пунктом для отходов, могилой для несбывшихся потенциалов. Ты платишь по счёту своей плотью и своим духом. Каждый откат — это не исправление ошибки, скорее акт метафизического каннибализма, где ты поедаешь остатки собственных уничтоженных возможностей.

Каору надолго замолк. Он смотрел на меня не как на человека, а как на уникальный, но чудовищный медицинский случай. В его взгляде я видел холодный ужас патологоанатома, вскрывающего живого пациента и обнаруживающего внутри не органы, а клубок сплошных парадоксов.

— Ты всё ещё думаешь, что платишь «побочными эффектами», — его голос звучал приглушенно, будто из подземелья. — Слабость, тошнота, головная боль. Это не симптомы болезни, Канэко-кун. Это твоя налоговая ведомость. Построчная роспись твоего долга. Физическое проявление счетов, которые тебе выставили.

Он медленно поднял руку, и стал перечислять по пальцам.

— Тошнота — это не несварение. Это физическое отторжение твоим телом чужеродной информации. Твои клетки, их мембраны, их митохондрии, они существуют в реальности, которая привела себя к «залоговому» состоянию. А ты приносишь в них память о другой реальности. Для тела это как влить в кровь яд. Оно пытается его извергнуть. Головокружение и потеря равновесия — это не сбой вестибулярного аппарата. Это конфликт твоего положения в пространстве. Твоё тело знает, где оно находится в пространстве эталонной реальности. А твой мозг помнит, где оно было секунду назад в реальности аннулированной. Возникает когнитивный диссонанс на уровне мышечной памяти. Твоё собственное тело не узнаёт само себя. Онемение, дрожь, мышечная слабость — это не усталость. Это энергетическое банкротство. Ты буквально исчерпал свой личный ресурс на оплату долга. Твои нервы не проводят сигналы, потому что их проводящие пути забиты «информационным шлаком», обломками аннулированных событий. Мышцы не получают команды, потому что энергия ушла на квантовую пересборку вселенной вокруг тебя.

Каору наклонился ближе, его глаза сузились.

— Но это лишь верхушка айсберга. Истинная цена глубже, гораздо глубже. Кровотечения? Временная слепота? Это системный сбой. Твоё тело на клеточном уровне больше не может поддерживать целостность. Мельчайшие капилляры лопаются под давлением не принадлежащей тебе информации. Сетчатка глаза отказывается принимать картинку «правильного» мира, потому что мозг посылает ей сигналы о мире «долговом».

— И что… что будет, когда… — Я не смог закончить вопрос.

— Когда кредитная история окончательно испортится? — Каору отвёл взгляд. — Тело окончательно откажется принимать расплату в такой валюте. Оно либо физически распадется (как здание, под которое подведено слишком много несовместимых фундаментов от разных реальностей), либо твое сознание окончательно открепится от него, чтобы больше не чувствовать боли. Ты станешь призраком, застрявшим между мирами, вечным должником, который не может ни расплатиться, ни получить новый кредит. Ты будешь просто болью, лишенной формы. Последним эхом твоих аннулированных поступков.

Каору замолк, и в тишине комнаты был слышен только тихий, прерывистый звук его собственного дыхания. Он смотрел на меня не с сочувствием, а скорее с клиническим интересом.