Архонт росский (СИ) - Мазин Александр Владимирович

Но империя не была бы империей, если бы властные возможности ее чиновников не пересекались, не дублировались и не контролировались взаимно на всех уровнях. И последнее слово всегда принадлежало тому, на ком красные сапоги императора. На то он и автократор, то есть самовластный. Тот, кто может одним словом превратить любую имперскую шишку в плоскость или даже впадину. Что и было одной из причин частых восстаний. Потому что шишка вроде командующего всеми восточными армиями Византии не имела желания лишаться зрения и отправляться в монастырь только потому, что какой-нибудь дворцовый евнух нашептал на ухо императору…

Так что Сергей отчетливо представлял, кто сейчас сидит перед ним в красивом лакированном кресле на покрытом ковром возвышении. Этого человека можно было справедливо именовать первым министром империи. А послужной список конкретно этого логофета, Имерия, взобравшегося наверх не только путем дворцовых интриг (без этого никак), но и немалых воинских достижений, список этот внушал изрядное уважение, и сообщал об уме, опыте и недюжинной политической изворотливости. С таким человеком следовало быть очень и очень осторожным. Одно то, что Имерий решил лично встретиться с представителем варварского архонта, сообщало о многом. В частности, о том, что Русь показала силу, и показала ее правильно. То есть продемонстрировала не только свирепость, но и договороспособность. И этот правильный для Руси взгляд на положение дошел до самого верха. В чем, кстати, была немалая заслуга присутствующего здесь патрикия Николая. И сейчас уже от Сергея зависело — двинется ли дипломатический караван дальше, или карьера стоящего с ним рядом патрикия закончится в этом зале.

Они оба, Сергей и Николай, это понимали. Но если патрикий мыслил с позиции собственной выгоды, то Сергей планировал шире. Нет, о собственных интересах он забывать не собирался, но интересы эти были неразрывно связаны с Русью (о чем ни в коем случае не должна была догадаться ромейская сторона), а потому сейчас Сергей не просто согласовывал условия будущей межправительственной сделки, но был намерен показать министру империи, что договор этот будущий заключается не между мишкой-русью и империей-дрессировщиком, а между двумя цивилизованными сторонами, пусть и не равновесными по силе, но умеющими говорить на одном языке и в рамках понятного обеим сторонам законодательства. И облегчало задачу то, что Сергей не сомневался: договор будет заключен. Это неизбежно, поскольку обе стороны в нем остро заинтересованы. Сергей это знал. Знал это и логофет дрома Имерий. Тем больше удивил Сергея первый вопрос, который тот задал, даже не дождавшись положенных приветствий и заверений в уважении.

— Кто ты, Сергий Вартослос? — спросил логофет.

Хороший ход. Удивил — значит победил.

— Сергий Вартислав, — тут же уточнил Сергей, выигрывая время. — Вартислав на нашем языке означает: «славный страж».

— Отвечай на вопрос… — чуть слышно прошипел Пиперат.

— Мой отец — конунг с Севера, — сказал Сергей.

Слово «конунг» здесь, в Византии, знают, а что он — приемный, Сергей решил не уточнять. Хотя, скорее всего, это логофету тоже известно. Ромеи умеют добывать информацию.

— Вартиславом меня зовут на родине, на земле россов. В королевстве франков меня именуют шевалье Сергий, виконт фон Мюндшенк.

Ага. Один — один. Этого ты точно не знал, господин министр.

Пиперат выдохнул чуть громче обычного. Он тоже не знал. Возможно, сейчас он потерял балл в глазах начальства. Ничего, переживет. И наверстает.

— Шевалье? — поднял бровь министр. — Виконт?

— Это примерно как ваши патрикии, — охотно пояснил Сергей. — Дюк Нормандии Ролло обещал сделать меня бароном, если я останусь у него на службе, но я отказался.

— Вот как… А почему?

— Земель у франков мало, а желающих ими обладать — множество. Там мне не стать ни графом, ни, тем более, герцогом… — Сергей сделал паузу, выжидая, не нужно ли пояснений. Но логофет дрома, судя по всему, знал, кто такие герцоги, графы и бароны.

— Продолжай, — велел он.

— У франков тесно. А земли россов просторны и богаты. Тамошние люди сильны и не искушены в интригах. Я умею сражаться и вести за собой других. Имя, данное мне при рождении, обязывает меня защищать слабых и уметь договариваться с сильными. И я стараюсь ему соответствовать, — Сергей улыбнулся как можно более простодушно.

Говорить правду легко и приятно. Сергей предпочитал не врать. Но умалчивать. Например, о том, что имя Вартислав он дал себе сам.

— Раз ты стал кавалером германцев, — слово «шевалье», всадник, логофет произнес на латинский лад, — значит, ты крещен.

— Да, дом логофет.

— И крестили тебя Сергием? — уточнил министр.

— Да, господин логофет.

— Франки или германцы?

— Не они. Это был человек вашей традиции.

— Россы знают, что ты — христианин?

— Я этого не скрываю, — ответил Сергей. — Но не занимаюсь прозелитизмом. Полагаю сие преждевременным. К моему большому сожалению, свет истинной веры у меня на родине пока еще слаб. Даже вера казарских каганов пользуется большим уважением.

Тут Сергей приврал, потому что это было прекрасной возможностью перевести разговор с него самого на политику. И у него получилось.

— А как ты сам относишься к казарам? — спросил Имерий.

— Среди моих людей есть казары, — сказал Сергей. — Они очень хорошие воины. Превосходные стрелки. И еще я торгую с каганатом. Это выгодно. За наши товары казары платят серебром и оружием. Так что сейчас я к ним отношусь хорошо.

— Сейчас? — ухватился за слово логофет.

— Раньше мне пришлось с ними повоевать. Ты, господин, наверное, слышал о небольшой войне, что случилась в Таматархе. Мой брат и я захватили этот город, отбив его у казар. Там я и познакомился с патрикием, — легкий поклон в сторону Пиперата.

— Теперь этот город снова принадлежит хазарам, — заметил византийский премьер-министр.

— Херсонский фемный стратиг — достойный муж, — сказал Сергей. — Но он недооценил казар, отправив против них всего две кавалерийские тагмы и две тысячи пехоты. А еще ошибся в выборе военачальника. Тот комит, возможно, был неплохим солдатом, но неуважительно говорить с казарским наместником провинции-булхаци с его стороны было очень неразумно. Что было потом, тебе, господин, известно.

— А ты хорошо осведомлен, юноша, — отметил логофет. — Знаешь больше меня.

— Только о том, что видел сам, — поскромничал Сергей. И тут же продемонстрировал, что тоже кое-что знает: — Зато о твоих победах, господин, я знаю только из случайных уст, а ведь для империи они значат куда больше, чем маленький городок на краю Понта Эвксинского.

— Не такой уж маленький, — заметил Имерий.

— Я имел в виду: для империи, — пояснил Сергей. — Мощь второго Рима восхищает меня. Быть хоть в малом причастным к ее свершениям — это удивительно.

Пиперат одобрительно хмыкнул и вставил от себя:

— Свидетельствую, что наш друг Сергий всемерно заботился о том, чтобы граждане империи в Самкерце не пострадали.

— Так и есть, — подтвердил Сергей. — Признаюсь, это было непросто. Особенно уберечь город от штурма и падения, ведь именно после этого приходит время беззакония. Но я обещал это моему другу, — Сергей повернулся к патрикию и слегка поклонился. — И выполнил обещанное, как сумел. Жизни граждан Византии не пострадали.

— Только их кубышки, — проворчал логофет.

— Ты осведомлен, господин, — Сергей поклонился, пряча улыбку. — И понимаешь: иногда небольшое кровопускание помогает улучшить здоровье. И кошелей это тоже касается.

— Чего ты хочешь? — совсем другим тоном, жестко, спросил логофет.

— О том, чего хочу я, господин, мы поговорим позже. Важно, чего хочет катархонт русов Олег.

Пиперат кашлянул предупреждающе. Ему показалось, что Сергей перегибает палку. И он был бы прав… если бы Сергей говорил от своего имени. Но сейчас он из занятного юноши превратился в полномочного посла Руси.

— И чего же хочет архонт Олег?