Тьма. Том 7 (СИ) - Сухов Лео

Возможно, Железнов и был разожравшимся уродом, решившим, что ему всё позволено. Но этот мужик хотя бы сражался. Даже ударившись о щит, отчего наверняка получил не один и не два перелома, он попытался сформировать какое-то плетение. Но вырвавшаяся из темноты куколка, бывшая когда-то красивой блондинкой Борщеньевой, разорвала ему горло отросшими сантиметров на двадцать чёрными когтями.

Время наконец-то замедлилось. Рывком и почти до неподвижности всего вокруг. Одной рукой я продолжал вытягивать из штанов ремень, а другой — из кобуры «пушка». А передо мной формировались сразу три десятка шариков, разогретых до состояния плазмы.

Я это плетение запомнил наизусть. После кризиса у меня стало больше жгутиков, и увеличилась их способность пропускать теньку. И мои огненные шарики наконец-то стали смертоносными, а не просто красивыми игрушками.

Первыми по куколке-блондинке ударили именно они.

И ударили вовремя. Следя за их замедленным полётом, я видел, как бывшая Борщеньева тоже пытается что-то сплести, прожигая меня взглядом чёрных глаз. Правда, заметив мою атаку, она бросила это плетение, тут же принявшись за другое. Видимо, сменила атакующее на защитное.

Стоило удивиться тому, как она определила, что ей оно пригодится. Один-то щит у неё уже имелся. И он действительно выдержал только десяток попаданий. А вот второй щит, который она поспешно сплела, принял на себя оставшиеся шарики и затушил их, используя водную стихию. Образовавшийся пар ещё больше ухудшил видимость, но я понял, что Борщеньева снова плетёт — на этот раз сразу два узора, и оба весьма сложные…

Вот только я не собирался с ней соревноваться. Преодолевая густой кисель в замедлении, «пушок» достиг положения, из которого можно начать стрельбу, и я нажал на спусковой крючок.

Выстрел! Выстрел! Выстрел!

И Борщеньева изломанной куклой упала в клубящуюся темноту. Пелена замедления исчезла, а я так и продолжал стоять, вытянув револьвер в правой руке в сторону исчезнувшего врага, и с ремнём — в левой.

— Федя! Если ты не собираешься найти и выпороть эту суку, перетяни, пожалуйста, ногу Арсению! Он сейчас кровью истечёт! — привёл меня в чувство окрик Авелины.

— Сеня, держись! — опомнился я, опускаясь на колени рядом с Булатовым.

— Ты не перепутай! Мне ногу перетянуть!.. — выдавил он из себя, стуча зубами от озноба, охватившего его при потере крови, но пытаясь улыбаться. — А её пороть!..

Я затянул ремень выше места укуса. И, пожалуй, слишком сильно — даже перестарался. Но Арсению этого всё равно показалось мало. Он вцепился мне в руку пальцами и потребовал:

— Шарики у тебя ещё есть? Огненные?

— Да сколько угодно! — отозвался я.

— Ударь по обрубку! — я даже не сразу поверил, что он это просит. — Ударь! Прижги там! Мы не во дворце!

Я уж не стал ему говорить, что восхищён его наблюдательностью. А ещё больше его самообладанием. В любом случае, Арсений был прав: как ни стягивай, всё это лишь полумера, чтобы вовремя доставить бойца до лекаря.

А вот прижечь… Прижечь плазмой — это надёжно. Ужасающий ожог, адская боль, но закрытые кровеносные сосуды.

— Выдержишь? — спросил я, чувствуя, как меня и самого уже колбасит при мысли, что сейчас Булатову предстоит пережить.

И если бы только меня…

— Не надо! — побледнев, воскликнула Авелина.

И тут же зажала себе рот рукой.

— Жги!!! — рявкнул Арсений.

Я не стал бить шариком. На ходу заменил форму с шара на линзу, которая застыла в двадцати сантиметрах от моей руки, опаляя жаром даже оттуда. Ею-то я и прижёг рану как можно аккуратнее.

Дикий вопль Булатова совпал с новой атакой по нашей защите. Кто-то из темноты метнул плетение на звук, и щит задрожал.

— Лина, сюда! — крикнул я, раскрывая объятия, и жена молча прижалась к моей груди.

Секунда… Ещё один удар сердца Авелины… И в плетение щита потекла, будто из ниоткуда, тенька сердца Седовых, закручиваясь вокруг нас устрашающим вихрем.

И этот вихрь терзал густую темноту вокруг. Будто в клочья её разрывал, освобождая место свету.

В свете десятка светлячков, болтавшихся в пространстве, показались тела Железнова, убитого вульфа, Борщеньевой… А ещё двух ратников и какого-то дворянина из гостей…

А за ними я увидел кирпичную стену с очень старой кладкой. И полукруглый свод потолка.

И только по защитному плетению, которое держали одновременно Арков, Бубен, Дашков и Разводилов, тенька скользнула, обтекая его вокруг.

— Федя? Авелина? Живы? Кто там у вас лежит? Арсений? — закричал сиятельный князь.

— Живы! Да, он! Ранен! — отозвался я.

— Заходите под защиту! — крикнул Бубен. — Живее!

— Хватай его под мышку! — сказал я жене, подхватывая одной рукой лежащего без чувств Булатова, а второй «аргументо». — Потащили! Быстро!

Мы рванули под щит, утаскивая раненого. И успели за пару секунд до того, как всё вокруг взорвалось какими-то чёрными нитями, которые извивались, будто молнии, разрубая и кирпич, и камни пола, и кладку потолка.

А вот об щит четырёх очень сильных двусердых они разбивались.

— Как он? — сквозь шум крикнул Арков, покосившись на Арсения.

— Ногу вульф отгрыз, прижгли! — сообщил я.

— Откуда, мать его, грёбаный вульф под моим, мать его, дворцом⁈ — возмутился Дашков.

Я бы и сам хотел это знать. Вот только когда мы с Авелиной разомкнули объятия, чтобы донести Арсения и самим сюда добежать, ураган теньки сразу же иссяк. И теперь Тьма снова затягивала пространство, скрывая следы прошедшего где-то здесь массового боя.

Я успел заметить только, что там вповалку лежали ратники, дворяне-предатели, дворяне-куклы и те отродья, что попроще. Настоящая бойня, от которой мы чудом остались в стороне.

— А где их высочества? — крикнул я.

— Их не зацепило! — ответил Дашков. — Только нас сюда выбросило!

— А где мы? — закричала Авелина, пытаясь переорать очередную атаку тёмного.

А чью ещё? Бьёт сильно. На этот раз он сотворил ураган, который уничтожал и перемалывал всё, что умудрялся затянуть в свою воронку.

— Старый подвал! — проорал Дашков. — Когда строили дворец, эту часть не стали менять! Залили верхние этажи бетоном! А внизу оставили, как есть!

— А провалиться не боялись? — тоже криком съехидничал Разводилов.

— Нет! Он так построен, что все новые постройки переживёт! — провопил в ответ Дашков.

— А как выбираться? — я тоже закричал, потому что ураган только набирал мощь.

— А никак! — мрачно захохотал Дашков. — Мы же его бетоном залили!..

— Муау! — ответил ему Тёма, чёрной пулей влетая под щит.

Он явно считал, что выход есть. Потому что уж очень несогласное «муау» было. Но бежать и показывать, где выход, Тёма не спешил. Ему ураган в исполнении тёмного тоже не понравился.

— Да мы всё равно двинуться никуда не можем! — покосился на кота сиятельный князь. — Давайте, мужики! Ещё одно защитное плетение! Это скоро схлопнется.

— Мяф! — презрительно подытожил Тёма и исчез в тени.

А через пару секунд я и сам бы не отказался, прихватив Авелину, последовать его примеру. В щит полетели мёртвые тела, камни, оружие, мелкие плетения… И всё это подвергало жестокому испытанию защиту Дашкова, пока он готовил новый щит, получая теньку от Аркова, Бубна и Разводилова.

Пол у нас под ногами дрожал, с потолка сыпался кирпич и крошка. Защита стремительно продавливалась внутрь, и сильные двусердые уже не справлялись. А сам тёмный по-прежнему оставался в темноте, надёжно скрываясь в её клубах.

— Федя, Авелина! Прикройте! — закричал Бубен.

Я снова притянул к себе жену и закрыл глаза, чтобы лучше ощущать, как бьётся её сердце. А затем постарался отрешиться от всего мира, а особенно от того ужаса, который творился вокруг… И сосредоточиться только на быстром стуке сердца испуганной Авелины.

Сложно сказать, как быстро это случилось. Возможно, я снова оказался в замедлении, и восприятие времени изменилось. Но я вдруг почувствовал, что мы не одни. Совсем рядом, буквально в нескольких метрах, как паровая машина, стучало сердце Седовых, нагнетая и нагнетая теньку. Оно было чуть выше, справа. Метров десять-пятнадцать от нас, не больше.