Джунгли, Секс и Чипсы! (СИ) - "Focsker"

Не без труда найдя старика, раздающего новые команды своему отряду, я спрашиваю, куда мы идём и к чему такая спешка. Ответ удивил и слегка испугал: Захватчицы строили на втором пляже, так называемом Омаха, новый причал. Высока вероятность, что новые корабли продолжат свой путь и исследование местности вдоль береговой линии. Это означало стопроцентное обнаружение этого места, бухты, идеально подходящей для строительства базы. Нас отправили в главное поселение Кетти под крыло старейшин племени, самой Олай Дав-Вай. В то время как Добрыня собирался со своим отрядом лично встретить незваных гостей в этом месте.

— Мы не поступим так же безумно и бездумно, — успокаивал меня дед, толкая в сторону густых зарослей. — Ступай, Лёха, ступай и думай лишь о том, что сейчас должен сделать Агтулх Кацепт Каутль для достижения величия народа Кетти.

Все кошки, слышавшие слова Добрыни, в кромешной тьме от счастья засияли как святые, мурчать начали и зачем-то, как и дед, стали хлопать меня по плечу, спине, а самые наглые — по жопе. Может, подумали, что это какой-то ритуал на удачу, а может, домогались таким образом, не знаю. Самое главное, с лица престарелого Рембо пропала эта неуместная хандра, он ожил. Его отряд тоже как-то стал бодрее, активнее. Какой капитан, такая и команда, да, Добрыня? На мою краткую попытку предложить свою помощь старый лишь отмахнулся, а кошки — это не в их интересах. Меня окружили четверо воительниц, в их числе Мир-ри. Она, самая рослая и сильная из них, тихо подтолкнула в сторону джунглей, прошептав: «Агтулх, не нужно, Майор знает лучше, как надо делать». Майор? Без споров, зная свою задачу, они стеной отгородили меня от старика. Конечно, никто не позволит мне рискнуть своей головой, даже помочь с подготовкой, с засадой. Слишком я ценный, сука, при чем даже не головой, не душой, не желанием помочь, а… ха-ха, членом. Эти кошки уже знали о бате больше, чем я. Меня одолела обида, детская, горькая. Почему-то казалось, что если я сейчас уйду, если не останусь здесь с ним, что-то точно случится.

Добрыня, Рабнир… Они оставались, с ними ещё столько девочек, женщин, в глазах которых я видел лишь жажду к жизни. Никто из них не хотел умирать.

«Выживи, Батя, и вы, кетти, тоже живите!» — стиснув зубы и взяв свои два чемодана, которые не позволили нести за меня, следую вперёд, за всеми, навстречу к Олай. Хватит вести себя как бесполезное чмо, как ходячий прибор для успокоения и удовлетворения местных баб. Я должен стать личностью, пусть даже через постель, проникнуть в круг местной аристократии, продвинуть свои идеи и предложения по воссоединению с Медоедами, Чав-Чав и другими разношерстными дикими.

Злоба от собственной слабости заставляла кровь бурлить. Перемалывая грязь, опавшую листву и старые ветки под ногами, толкаю землю от себя и идя вперёд, навстречу неизведанности. Ночь, джунгли, насекомые, змеи, вокруг взведённые из-за проклятия лун кошки, и во тьме за любым из оврагов может прятаться неизвестный враг. Мне реально страшно, я… сука, я реально боюсь темноты, но при этом не смею показать этого! Я же мужчина, я…

Девушка впереди пискнула, выронила чемоданы и оступилась. Склон крутой, можно назвать даже холмом, градусов под пятьдесят, если она рухнет, покатится метров двадцать вниз и точно убьётся. Кошки рядом не успели среагировать, девчушка плюхнулась на задницу, кувыркнулась, раз, другой… Блять! Бросаю чемоданы, всем телом наваливаюсь на неё, торможу кроссовками, и, под тяжестью её тела, проскальзываю назад, вот-вот мы вдвоём улетим на хрен. Вершина так близко! Пальцами впиваюсь в землю, больно, один из ногтей остался в корешке, второй и… под пятой моей оказался камень. Малая слишком тяжёлая, нас двоих перекидывает…

Внезапно, не дав мне кульнуться вместе с девушкой, спину кто-то подпёр сильной рукой.

— Тише-тише… — Это Мир-ри, шедшая в хвосте колонны. — Ты как, Агтулх? Ой, её… твои пальцы! Мария, ко мне, быстро! — воскликнула испуганно кошка, когда я, в свою очередь, глядел на взрослую, испуганную женщину, застывшую со мной в обнимку. Листва в волосах, зажмурившись, дрожа, она часто дышала, не в силах отцепиться от того, кто оказался легче неё, и чуть из-за этого не погиб. Да, в самолёте были и простые люди, обычные женщины не моего вкуса, таких много. Да только что это меняет? Какой я мужик, если… На сердце внезапно стало легче. Произошедшее вернуло мне веру в себя, как благословение, как божественное провидение. Оказавшись на краю, когда адреналин ударил в голову, а я чуть не обосрался, помогая другим, очередной раз почувствовал себя живым.

— Лёша, твои пальцы! — охнула Мария. Странно, я даже не успел заметить, когда она спустилась.

— Давайте на плато поднимемся, — говорю я, и только потом гляжу на свои руки. На правой, более сильной руке, безымянный и средний пальцы выгнуты в разные стороны под неестественным углом, на левой, кроме большого пальца, на всех отсутствовали ногти. Испуг ещё не прошёл, он откатил боль, как море откатывает от берега волны прежде, чем обрушить на побережье цунами — да, это сравнение мне определённо нравится. Ощущая, как нечто горячее с покалываниями начинает подступать, видя, как кровь обливает пальцы, я по-настоящему пересрал. Поглядев на Мир-ри, в шутку говорю:

— Выруби, если… — договорить я не успел, ударом кисти в шею она, недослушав, погасила в глазах моих свет.

В то же время.

Шатёр главной знахарки селения Кетти.

— Что с ней? — стоя над бессознательным телом раненой Укому, спрашивает Олай. — Она выживет?

— Слабое присутствие жнеца смерти ощущаю я. Он кружит над двумя жизнями, не знает, за какую ухватиться, — отвечает Варис, старая знахарка и хранительница здравия рода Кетти.

— Старуха, что ты несёшь? Скажи понятней, — шикнув, прикусила коготь Олай. Потеря Укому для неё недопустима. Именно на верности Укому, опираясь на её слепую преданность как на пример, молодняк продолжал повиноваться. Она сильнейшая, служит Олай, а значит, признаёт её значимость. Ничего хорошего её смерть привнести в мир не могла.

— Я и говорю, боги в раздумьях. Жнец ожидает рассвета, — вновь выбесив Олай своим ответом, произносит Варис.

Смахнув со стола сосуд с окровавленными тряпками, Олай Дав-Вай не выдержала и крикнула⁈

— Тогда при чём здесь две жизни⁈ Что ты имела в виду, старая дура⁈

Знахарка устало перевела взгляд на разлившуюся воду, на перепачканные кровью белые тряпки, которыми была обработана воительница. Во время осмотра, надзора за раненой, она не переставала удивляться, почему Укому так хорошо справляется со столь множественными ранами. Как скверна и зараза из внешнего мира не сожгли её измученное тело изнутри, заставив гнить? Ответ для знахарки был очевиден: ткани эти белые, как и инструмент, которым из Укому извлекли чёрные куски металла, был обработан, чист и бел, как верхушки заснеженных гор. Старый воин, упавший с небесной птицы по имени Добрыня, сумел оказать Укому помощь, да такую, какую, возможно, не смогла бы при всем желании дать сама Варис. Тяжело вздохнув, знахарка говорит:

— Она беременна, с её жизнью сплелась другая, плод жизни уже начал формироваться, вот боги и сжалостились. Послали ей в защитники благословлённого всезнанием Добрыню.

— Беременна⁈ — воскликнула Олай.

— Именно так. Сильное семя, ощущаю я в её чреве, — говорит старуха.

— Кисунь! — внезапно даже для себя воскликнула двуххвостая. — Немедленно приведите к знахарке Кисунь! — закричала во весь голос Олай Дав-Вай.

Глава 28

На следующее утро.

Кисунь, вся в слезах, обнимала Олай, а та, в свою очередь, радостная, также в слезах обнимала Кисунь. Рядом, пытаясь осознать всю ситуацию, бродила в прострации находящаяся Мир-ри. Произошедшее совершенно не укладывалось в голове воительницы: жизнь и смерть сплелись слишком плотно друг с другом. Мир-ри не верила в свою удачу. Более того, сама Олай не могла поверить в то, что сказала знахарка.