Заложник (СИ) - Француз Михаил

А там ещё Гвардия, ещё Рода-вассалы, Рода-союзники…

Бли-и-и-ин! Вот уже и я, как долбанный настоящий «боярщик» начинаю силу и вес Родов прикидывать, пытаться вникать, кто с кем в союзниках, кто в соперниках… Кошмар какой! Как будто я серьёзно против Императора что-то замышлять пытаюсь, шансы свои прикидываю!

Не, ну, кстати, если постараться бучу поднять с обнародованием «Приказа», то, теоретически, можно на свою сторону и Князя Тверского привлечь: у него ведь и самого сын в том же Лицее сидит. Тоже, получается, заложник. А заложник ценен, пока он жив. А тут «Приказ»! Сегодня меня Приказали, а завтра кого⁈ Тут и Белозёрского Князя зацепить можно со всеми его союзными Князьями-Родами. Так что, шансы Императора скинуть или достаточно серьёзную бузу организовать — есть…

Бля… Я что? Серьёзно? Пиздец, приплыли… Ещё гражданской войны мне в Империи не хватало… Такими темпами, я, блин, скоро и на «Народную волю» с их «БГ» выйду — убийство Императора организовывать. А потом что: «телефон, б) телеграф, в) железнодорожные станции, г) мосты в первую голову…»? Броневик в комплекте и выстрел «Авроры» где-то в отдалении? Кстати, неплохо бы поинтересоваться, есть ли тут вообще такой кораблик? И, если прямо такого нету, то что есть? Драккар Рюрика?..

От этих мыслей меня отвлекло какое-то шевеление в отцовском кабинете, где я пару капель своей воды под ковром оставил. Которые уже благополучно с конденсатом на окне смешались — зря что ли, я здесь, на медитативной отцовской площадке, как петух «яйца высиживаю»⁈

В кабинет вошли двое: отец и какой-то ещё мужик, которого я в первый раз видел. Высокий, статный, самоуверенный. Однако, не такой барственный медведь, как сам отец. Этот на какого-нибудь высокопоставленного офицера похож был. Не боевого офицера.

— Ну и чего вам, сквернавцам, опять от меня надо? — хмуро и недовольно произнёс отец, добравшийся до своего стола и усевшийся в скрипнувшее под его весом кресло. Не мудрено под таким скрипнуть! Правда, и само кресло было хозяину подстать — богатырское! Нарочито грубое, дубовое и надёжное.

— Нам нужно поговорить с вашим сыном, Пётр Андреевич, — уверенно, но не нагло ответил пришлец. Не уверен, что с Князем Долгоруким, в его вотчине, даже сам Император стал бы говорить нагло и бе вежества.

— Вы уже один раз «поговорили», — мрачно и всё так же недовольно сказал ему отец. — Двадцать дней в ваших застенках говорили, пока мы с Борисом за тем Паладином по полям да приграничьям гонялись. Пока я сам лично в ваш петушатник не заявился. Не хватило? Мало? Ещё хотите?

— За тот раз мы принесли вам свои извинения. И Император лично вам их принёс. Инцидент закрыт.

— А, раз закрыт, то херли вы опять припёрлись? Чего вам, шлындам, от Юрки сызнова понадобилось? — последовал весьма грубый ответ Князя Долгорукого.

— Поговорить. Только поговорить, — ничуть не смутился ругани и грубости пришлец, явно принадлежавший к «охранке», если судить по контексту. Причём, не из рядовых исполнителей. Минимум, какой-нибудь начальник отдела, иначе держался бы совсем не так уверенно и спокойно. — Можно даже в вашем присутствии, Петр Андреевич.

— Воно даже как? «В присутствии»… Ты так и не сказал мне, кой енды вам, чужеядам, от него надо? Прямым рейсом, следом за ним прискакали! Трёх часов не прошло…

— Поговорить надо, Пётр Андреевич, — не разозлился и терпеливо повторил пришлец.

— Со мной сперва говори! — оборвал отец. И было ясно, что это его бесповоротное решение, на котором он стоять теперь будет. Спорь не спорь — кончились споры.

— В Петрограде этой ночью пропал Гранд Осирио. Из Южно-американского посольства. Ваш сын — последний, кто его видел, — помолчав, решил-таки зря не препираться безопасник.

— Гранд? — расширились глаза Князя. — Пропал? Постой-постой, а это не тот ли мордофиля псоватый с приёма Борькиного, который со мной лаялся и несмысла-сняголова своего на Юрку науськивал⁈ — вновь нахмурив брови, припоминая, спросил он безопасника.

— Тот, — коротко ответил безопасник.

— «Пропал» — это в каком именно смысле? В бега подался?

— «Пропал» — это пропал. До встречи с Юрием путь его легко прослеживался — он летел, не таился. Да и телефон его на контроле постоянном был. А после встречи — как в воду канул. Ни его, ни телефона, ни свидетелей, кроме вашего сына… который, сразу после этой встречи, тоже со всех радаров пропал. Мы, сперва, версию похищения начали отрабатывать, пока сообщение не пришло, что Юрий здесь, в Москве объявился. Вот я и прибыл: поговорить. Выяснить, что произошло. Сами понимаете: чужой Гранд, скрывшийся в наших землях — это не шутка! Это пострашнее ваших любимых ядерных фугасов угроза будет.

— Во-от как, — протянул Пётр Андреевич. — Удрал, значит… в бега подался, скапыжник суемудрый.

— Кто?

— Осирио этот, рыло скоблёное… ну-ну. Зря Борис мне тогда не дал его сразу на поединок вызвать. Зря… сразу бы его раздавил бы, где-нибудь на задворках, и не было бы теперь мороки его искать… Опять его любомудрие всем боком выходит.

— Так вы дадите мне с Юрием переговорить?

— Дам, — подумав, решил успокоившийся отец. — И сам послушаю.

* * *

Что ж, нашли меня быстро. Да и странно было бы, если б, собственные слуги меня в собственном дворе искали долго, когда Князь зовёт. Правда, я и не прятался. Как сидел на площадке, так и сидел — дожидался посланцев.

И ерепениться не стал, спесь выказывая — спокойно с ними обратно в отцов кабинет пошёл. Благо, и не далеко это было — его ж площадка, странно было бы, если б он её далеко от своих покоев и кабинета сооружал.

— Это Граф Ивелич, — представил вошедшему мне безопасника отец. — Дознатчик по особо важным делам Охранного приказа Светлейшего Князя Дмитрия Ивановича. По твою душу из Петрограда прилетел. Поговорить хочет.

— Пусть говорит, — грубовато ответил на это представление я. Видимо, нормально общаться с безопасниками я ещё не скоро смогу. Прошлый неизгладимый опыт подспудно давит.

— Я послан выяснить обстоятельства одного крайне важного дела, Юрий Петрович. Надеюсь на ваше содействие и благоразумие, — не повёлся на мою грубость он, оставшись спокойным и предельно корректным.

— Надейтесь, — непроизвольно хмурясь, буркнул я. Грубость лезла непроизвольно и почти мной не контролировалась. Не нравился мне этот курощуп лощёный… блядь, отца наподслушивался, сам начал этими словечками сыпать! Но уж очень они у него сочные и меткие.

— Гранд Осирио, — решил не конфликтовать безопасник и перешёл к делу. — Нам точно известно, что вы видели его последним. Что произошло?

— Меня в чём-то обвиняют? — хмуро ответил вопросом на вопрос я.

— Нет, — удивился Граф.

— Ну а на нет — и суда нет. Ничего не видел, ничего не знаю.

— Но…

— Нет тела — нет дела! Ничем не могу помочь.

— Юр! — чуть повысил голос со своего места отец. Потом добавил тише и почти примирительно. — Не ерепенься. Не к месту.

— Ничего не видел, ничего не знаю! Ваша работа: искать, вот и ищите! — повторил я.

— Но…

— Никаких «но». Я всю вашу контору на дух не переношу. И ни с кем из вас разговаривать никогда не стану. Наговорился уже — на жизнь вперёд хватит. Достаточно.

— Но, Юрий Петрович…

— Я всё сказал.

— Дело государственной важности…

— Прошлое тоже было — «государственной важности», — отбрил я. — Мне за спасение сына Императора чем? Пытками заплатили! Так и идите лесом теперь: сами ищите. Я вам больше не помощник.

— Пётр Андреевич?.. — с беспомощным видом повернулся за поддержкой к моему отцу он. Тот только пожал плечами.

— Юрка так-то прав. Нет у вас больше права с него ответа требовать.

— Сейчас не я, Граф Ивелич, говорю: через меня Император спрашивает, — «достал» последний свой аргумент безопасник.

С языка так и норовил сорваться грубый и матерный ответ. И Графу этому, и через него Императору. И понимание того, что этот Император меня уже, итак, к смерти приговорил, только сильнее подогревало это желание. Но, боюсь, отец не поймёт. Поэтому, я собрал всю волю в кулак и мат удержал при себе.