Заложник (СИ) - Француз Михаил

— Нет у меня иного ответа: не видел, не знаю.

— А в Москву так резко сорвались, почему? — решил попытаться, видимо, подловить на подробностях безопасник.

— По дому соскучился. Мне на чужбину через день отбывать — когда ещё свидимся? — спокойно ответил я.

— А телефон ваш где?

— Не знаю. Потерял. Наверное, там же, где вы этого своего Осирио потеряли.

— Он не наш.

— Так и не мой.

— Значит, сотрудничать вы отказываетесь? — резюмировал он.

— Я на ваши вопросы ответил. «Не видел и не знаю» — это тоже ответ, — спокойно возразил я. Последствия уже не пугали: «снявши голову по волосам не плачут». — Другого у меня нет.

Безопасник повернулся к моему отцу.

— Я ведь вернусь, — сказал ему он.

— Ты мне угрожаешь? — мрачно посмотрел на него отец и начал медленно подниматься. — В моём же доме?

— Нет, — тут же ответил Граф, чуть поспешнее, чем, наверное, хотел бы. Но мрачный Пётр Долгорукий, поднимающийся по твою душу — это очень внушительно. — Но вы же сами всё понимаете, Пётр Андреевич. Доклад Императору пойдёт без правок и сегодня же.

— С Борисом я сам говорить буду. Это уже не твоего ума дело…

— Честь имею! — щёлкнул каблуками и поспешил покинуть ставший вмиг таким душным, давящим и негостеприимным кабинет.

Дверь за ним закрылась. Ещё почти минуту мы с отцом внимательно прислушивались к удаляющимся шагам. Ещё через минуту снаружи послышался шум вертолётных лопастей. Ещё через две — через селектор на отцовском столе прошёл доклад о том, что «гость» покинул пределы Кремля.

— Мне скажешь, где этот Гранд? — мрачно и… слегка неуверенно, что ли (?) спросил меня после этого отец.

— На дне, — ответил ему я. — Рыб кормит в финском заливе.

Отец… явно хотел что-то сказать, вроде: «Брешешь?» или ещё похлеще чего. Но сдержался. Пожевал губами, справляясь с собой и сказал иное.

— А с чего ты на Слово Императора отвечать не стал? Курощуп этот лядящий, понятно, но Император?

— Плевать на Императора. Он, итак, убить меня хочет. Хуже уже не будет.

— Обоснуй, — после почти минуты ошарашенного молчания сказал Пётр Андреевич.

— Гранд этот чётко по мою душу летел. Не скрываясь, в огненной форме над самыми крышами, через всю Имперскую столицу. И на телефоне у него координаты моих перемещений по городу забиты были. Мог он без санкции с самого верха так нагло себя вести? Кто вообще способен мой телефон отслеживать? СПЕЦИАЛЬНЫЙ защищённый КНЯЖЕСКИЙ телефон?

Отец мой ответ выслушал молча. И мрачнел с каждым сказанным словом.

— Я специально переоделся. Ни одной тряпочки на себе своей не оставил. И меч не взял. И значок. Только телефон оставил, чтобы исключить «жучки» или ещё какую ошибку. А координаты, всё равно, были. Так что — телефон. Однозначно. Иначе, после его уничтожения, меня бы продолжали вести и сбили бы на пути к Москве. Но нет — меня потеряли. Нашли только уже здесь — наблюдатели доложили. Так что, сам думай: чем ты Императору неугоден стал — в Лицее меня тоже ждали. Пойди я туда, утром бы уже не проснулся, а тебе прислали бы отчёт о «передозе». Так что — думай, отец. Думай.

И ушёл. Ушёл в свою комнату — спать. Почти сутки уже на ногах — усталость накапливается… Так что: плевать на всё! Прямо сейчас убивать не будут. Спать…

* * *

Глава 33

* * *

— До посадки в Пулково осталось примерно пятнадцать минут, Ваше Сиятельство. Вы просили напомнить, — раздался голос пилота из динамика внутренней бортовой переговорной сети.

— Спасибо, Илья, — нажав кнопку селектора, произнёс я в ответ. — Парашют на тебе?

— Так точно, Ваше Сиятельство! Всё, как вы приказали. Не извольте сомневаться, — раздался ответ из динамика.

— Ты веришь в какого-нибудь бога, Илья? — после вздоха спросил я, снова нажав кнопочку.

— Конечно, — раздался его неуверенный ответ.

— Тогда начинай молиться своему богу, — ещё раз вздохнул я и отключил связь.

Да — я снова летел в Петроград. И снова на своём частном самолёте. Правда, сегодня не было здесь, со мной, ни Алины, ни стюардесс. Ни даже второго пилота. Только я и Илья — мужик лет сорока пяти-пятидесяти, крепкий, ещё не старый, но седой. Давно и прочно пребывающий в разводе. Жена ушла от него лет семь назад или даже восемь. С собой забрала двоих их детей: мальчика и девочку.

Новой семьёй Илюха так и не обзавёлся — любить продолжал безнадёжно свою благоверную…

Илья. Я сам выбрал для этого перелёта из всех возможных кандидатур пилотов, имевшихся в распоряжении отца именно его. Как? Цинично и, постаравшись загнать любые эмоции куда подальше и поглубже. Сначала составил полный список доступных вариантов. И сразу же отсеял из него всех, кто моложе тридцати. Без рассмотрения, скопом.

Потом отсеял всех, кто был женат и кормил свои семьи. Потом тех, у кого ещё были живы родители… осталось трое пилотов: Илья, Вадим и Терентий.

Вот с ними я встретился лично. Вызвал их к себе, в Кремль. Вызвал, дождался прибытия, построил в одну шеренгу, встал напротив них сам и сообщил, что мне, для короткого перелёта из Москвы в Петроград нужен пилот. Доброволец. За один этот полёт я заплачу сумму, равную их заработку за год. Заплачу сразу, ещё здесь, на земле, чтобы тот имел возможность эти деньги потратить, отдать, вложить, завещать, подарить… сделать с ними что-то, что захочет. Да хоть в онлайн-казино проиграть их с полным удовольствием или в стриптиз-баре их просадить.

Почему? Потому, что рейс этот может быть последним в его жизни. И может вести точнёхонько на тот свет. Я-то вернусь. А вот пилот… Тащить лишний «камень» на «телеге» своей совести совершенно не было никакого желания.

Из троих вызвались двое: Илья и Терентий. Я выбрал Илью.

Теперь вот летим с ним в Питер. Полёт почти завершился. Скоро уже садиться в аэропорту будем.

Почему я так уверен, что будет покушение? Ну, тут простая логика. Даже, я бы сказал, банальная. Правда, сообразил я не сразу, а только проснувшись уже за полдень после разговора с тем Графом. Сообразил, что моё поведение в этом разговоре и, особенно, выпендрёж с «нет тела — нет дела», может быть воспринят тем только одним единственным и не имеющим двоякого толкования образом: подготовка государственного переворота.

Почему? Потому, что поверить в то, что я, случайно, сам, защищаясь, завалил Гранда — невозможно. Этого не может быть, потому что не может быть никогда! Значит, что? Значит, Гранда завалил кто-то другой. Или другие. Те, кто меня прикрывает и охраняет. Те, кто за мной стоит. Те, кто меня натаскивал, кто прописывал мне легенду, кто создавал мне биографию, кто пиарил меня на телевидении, по чьей указке я действую. Скрытая, но очень серьёзная политическая группа, способная убивать даже Грандов.

И уже не так важно, кто именно состоит в этой группе: отец мой, Катерина, ещё кто-то — не важно. Чтобы расстроить их планы, или, хотя бы затруднить их реализацию, меня просто необходимо убить. Любой ценой. Не считаясь с потерями. Ведь я уже не «бронепоезд, которого неплохо было бы задавить, пока он чайник», который ещё неизвестно, когда сможет до «бронепоезда» развиться, если вообще сможет. Нет — теперь я креатура или даже фронтмен мощнейшего политического заговора, прямая угроза Императору…

Неплохой такой результат того, что я психанул и малость нагрубил залётному «безопаснику», правда?

И, ещё ладно бы, если бы я сам, своим собственным умом до всего этого допёр. Тогда это всё спокойно можно было бы списать на психоз, паранойю, «синдром восьмикласника» и переоценку собственной значимости для мира. На подростковую буйную фантазию.

Так ведь нет! Мне это отец рассказал, когда мы в третий раз уже с ним встретились. Теперь уже в моей комнате, когда я проснулся.

И первая его фраза была, которую он сказал мне вместо «доброе утро», это:

— «Нет тела — нет дела» — где ты слышал эту фразу? От кого?