Красная дорама 3 (СИ) - Кащеев Денис

Кто такие «они»?

Следователь, капитан Кукка анчжон повисон. Вроде он даже представился: Мун. Или Мин. Точно не расслышал.

И еще старший лейтенант. Помощник следователя. Вот этого знаю и по фамилии — Сон. С левой хорошо бьет. С правой — чуть хуже: и слабее, и, зачастую, вкривь.

— В чем признаваться⁈ — насмешливо переспрашивает между тем у меня Мун. Или Мин? Ладно, пусть будет Мун. — Да вот тут на тебя, лейтенант, по совокупности материала — на три расстрела! — веско потрясает он папкой — не такой уж и объемной, к слову. — И это еще — без последних событий!

Заинтриговал.

Вознесясь сознанием, незримо тянусь к «делу» в руках капитана, заглядываю под картонную обложку — да следователь и сам его уже открывает.

— Вот скажем… — Мун называет дату. — В беседе с неким Ли Хо Соком, на тот момент — исполнительным директором государственной строительной организации, ты показал ему документ, фигурирующий под грифом «секретно». А именно, план финансирования отдела капитального строительства концерна Пэктусан! Что является разглашением государственной тайны и наказывается в соответствии с Уголовным кодексом нашей страны как измена Родине!

Ну… Что ж, вижу: показания разорившегося донджю в деле действительно есть. Но не сказать чтобы убедительные.

— Чушь! — кривлюсь я.

В отличие от прошлого раза, мне не больно — при вознесении сознанием ощущения такого рода притупляются. Здесь главное: не упустить момент, когда тело скажет: «Все!» и умрет — тогда не факт, что, даже и вернувшись, получится его реанимировать.

Ведь дух — важнейшая поддержка жизни в теле! Однако это если он сидит внутри. А когда витает у границы тонкого мира — оно тут, по сути, предоставлено само себе. Здоровому телу — без разницы. Но не контуженному и избитому, как мое сейчас.

— Я показал Ли Хо Соку абстрактную табличку — даже без названия, — выговариваю я. — Одни цифры… Взятые с потолка и совершенно не соответствующие тем, что действительно содержались в доверенном мне документе! — последней фразой, понятно, беззастенчиво вру, но все остальное — в целом, правда. Пусть попробуют доказать что-то иное!

Но спорить со мной капитан даже не пытается. Как, видимо, и вообще что-либо доказывать — ну, кроме как при помощи моего во всем чистосердечного признания.

И в целях его, такого признания, получения откуда-то сбоку вылетает кулак старшего лейтенанта Сона.

Я выпрямляюсь и сплевываю на пол кровь.

— Едем далее, — невозмутимо продолжает параллельно Мун. — В том же месяце в ходе собрания по подведению итогов жизни, на котором вскрылись вопиющие факты распространения рядом работников концерна Пэктусан провокационных слухов, что само по себе подпадает под понятие «Антигосударственная пропаганда и агитация», ты злонамеренно воспрепятствовал передаче материалов на виновников в компетентные органы, что следует рассматривать как игнорирование преступной деятельности — раздел 3 Главы 3 Уголовного кодекса!

Хм… И кто же на меня донес на этот раз? О! Вся троица девиц-болтушек в наличии: и Ан, и Мун, и Сонг! Вот и делай добро людям!

— Это было коллективное решение ячейки Союза молодежи, — не без труда ворочая языком, замечаю я. — И к уличенным в распространении слухов лицам были применены меры коллективного воздействия — полностью в рамках компетенции общественной организации и в духе товарищеской взаимопомощи!

Капитан снова не возражает.

Старший лейтенант — снова бьет. Сука!

А Мун спокойно листает дело.

— Так, это довеском пойдет… — бормочет он — и переворачивает несколько страниц, не оглашая их содержания.

Смотрю, что там.

Рапорт какого-то агента Златоуста… А, вот следом идет справка… Надо же: это у нас не кто иной, как заика Ян! Да, товарищ ведущий инженер-конструктор, похоже, не просто так тебе разрешили после трудового лагеря вернуться в Пхеньян!.. И от страха ты не зря вечно дрожишь!

А сообщал оный Златоуст, что я нагло игнорировал указания куратора от Министерства электроэнергетики, халатно относился к своим обязанностям (уехал с переговоров, свалив их на подчиненных) и недопустимо вольно общался с иностранными партнерами.

Ха! Это он еще про историю с Корнеевым не знает!

Абсолютная чепуха, короче — даже следователь понимает. Почему и пролистывает молча…

Так, а что там подшито сразу за доносом Яна? Показания Пак Су Бин, Ким До Юна и Рю На Ён? И ни одного плохого слова обо мне от них — несмотря на откровенно провокационную постановку вопросов!

Кажется, ко мне возвращается вера в людей!

Только что там за приписки от руки на полях? «Проверить указанных лиц на предмет соучастия в совершении преступлений»…

Твою ж наперекосяк! Лучше бы уж, наверное, Пак, Ким и Рю про меня всякого наговорили — не иначе, мне уже без разницы, а так в Кукка анчжон повисон за них теперь тоже возьмутся! Если уже не взялись…

— А теперь переходим к более интересному, — азартно сообщает тем временем следователь. — Из-за твоего вмешательства сорвана тщательно планировавшаяся секретная операция органов безопасности по выявлению каналов контрабанды! Очевидно, каким-то образом тебе стало о ней известно — и ты подключился, обрубив концы. Сначала убил посредника — некоего Гвона, а затем и тех, кто должен был непосредственно переправить груз за рубеж! Заодно прикончил водителя Ана — видимо, тот что-то заподозрил…

Что⁈

— Вы с ума сошли⁈ — негодую я. — Ана и Гвона застрелил Ли Эо Дуун! А третьего контрабандиста я вообще передал спецназу живым!

Второго же, если уж на то пошло, убила ножом «дважды лауреатка» Ким Ю Джин — но на этом я внимание следователя не акцентирую.

— Вот только этот третий скончался от полученных ран! — едко замечает между тем тот. — И жестоких пыток, которым ты его подверг, чтобы заткнуть рот! Даже до Хесана не довезли!

— Каких еще пыток⁈

— Ну, например, подвешивание вниз головой. В его состоянии это было все равно что пристрелить — только куда мучительнее! А насчет Ана и Гвона — все лишь твои слова, лейтенант! Оба убиты из того же оружия, что и Ли Эо Дуун — кстати, откуда тебе известно его имя?

— Так это и был его пистолет — Ли Эо Дууна! Мне удалось им завладеть! А насчет имени…

Договорить не дает кулак Сона.

— Но все перечисленное, разумеется, меркнет по сравнению с твоим последним, воистину чудовищным преступлением! — заявляет капитан. — Подумать только! — переходит он внезапно на крик — почти на визг. — Соучастие в покушении на жизнь дорогого товарища Высшего Руководителя и его уважаемой дочери, а также их ближайших и самых верных соратников! Нет, расстрел за такое — недопустимое милосердие! И, надеюсь, для тебя и прочих мразей-предателей придумают что-то особенное…

И удар, за ним — другой, сразу — третий…

Понижать тон следователь и не думает, и тем не менее голос его становится все тише, словно Мун медленно отступает куда-то прочь.

А я, не смея более тянуть, стекаю духом в тело. Взрыв боли — и меня вырубает.

* * *

Кабинет. Я все на том же табурете. Снова — «здесь и сейчас».

— От кого ты получал приказы⁈ — орет из-за стола Мун. — От «Амкэ», капитана Джу⁈ Или, может, лично от полковника Кана⁈

Ого, дошло дело до конкретных вопросов!

Ответов от меня, впрочем, как-то не особо ждут — собачий отпрыск Сон практически сразу начинает работать кулаками.

Занавес.

* * *

Тесная камера. Именно в ней я, кажется, впервые пришел в себя после того, как остановилось время. Упал в развалинах стройплощадки — и очнулся на узких нарах, еще не зная, что безнадежно утратил всякое «завтра».

А теперь лежу здесь ничком на голом каменном полу.

Мне уже куда лучше — шаманская терапия помогает — но на ноги не встаю. Знаю: как только это сделаю, они придут, заберут меня — и все продолжится снова. А оно мне надо?