Рубиновый рассвет. Том I (СИ) - Неволин Евгений

Наступает тишина, в которой слышно лишь прерывистое дыхание испуганных людей. И в этой тишине — резкий свист металла, разрезающего воздух. Первый топор летит в Гилена, сверкая в факельном свете, как предвестник кровавой бойни.

Топор с протяжным воем рассекает воздух — но Гилен уже нет там, где должен был быть удар. Его тело сместилось в сторону с почти провидческой лёгкостью, будто сама тень шепнула ему, куда двинется сталь. Из пальцев появляются Кровавые Когти. Тонкие, как лезвия бритвы, но смертоносные, будто выкованные из самой ночи.

И тогда он врезается в толпу. Первый бунтовщик даже не успевает вскрикнуть. Лишь короткий, обрывающийся хрип — и Кровавые Когти пронзают ему горло, оставляя после себя лишь багровый туман, медленно оседающий в воздухе. Гилен движется как призрак: рывками, с неестественной, пугающей плавностью. Каждый его удар — это хореография смерти. Разрез по артерии — и тёплая струя ударяет в палубу. Удар в сердце — и тело оседает без звука. Рассечённое запястье — и пальцы, всё ещё сжимающие оружие, падают отдельно. Ни одного лишнего движения. Только холодная, безжалостная эффективность.

Рядом с ним в смертельный танец вступает Валтар. Его когти короче, но острее, отточенные, как скальпель хирурга. И он работает с аристократической жестокостью — неспешно, выбирая жертв, будто смакуя момент, словно дегустируя их страх. Один из нападающих, дрожащими руками сжимая топор, бросается на него. Вампир даже не меняет выражения лица — лишь слегка отшагивает в сторону, парируя удар с непринуждённостью человека, отмахивающегося от надоедливой мухи. А затем — резкое движение, пальцы вонзаются в грудь, проходят сквозь рёбра, как сквозь мягкий воск, и вырывают сердце одним точным рывком.

— Как невежливо, — произносит он, разглядывая окровавленный комок мышц, всё ещё слабо пульсирующий в его руке. Его голос звучит почти скучающе, будто он разочарован отсутствием достойного сопротивления. Затем бросает сердце к ногам ошеломлённых мятежников. Оно падает с глухим шлепком, оставляя кровавый след на дереве палубы.

Но это ещё не конец. Гаррот и Лони не отсиживаются в стороне — они тоже бросаются в бой за Гилена, против бунтовщиков.

— Я же говорил, ублюдки! — рычит Гаррот, его голос — как гром среди ночи. Он сбивает с ног одного из зачинщиков, его кулак, тяжёлый, как молот, обрушивается на лицо. Хрящ носа ломается с хрустом, кровь брызжет фонтаном, смешиваясь с солёным воздухом.

Лони действует тоньше, но не менее жестоко. Он скользит между телами, как змея, и его нож, короткий и безжалостный, подрезает подколенные сухожилия. Жертвы падают, беспомощно корчась на палубе, их крики сливаются в один протяжный стон.

Но настоящий ад творится среди обычных каторжников. Те, кто минуту назад стояли плечом к плечу, теперь режут друг друга в животном ужасе, в панике, в слепой жажде выжить.

Один из них, с перекошенным от страха лицом, вонзает нож в спину товарища. Тот оборачивается, глаза расширены от непонимания, губы шевелятся, но из горла вырывается только хрип. И прежде чем он успевает что-то сказать, другой бьёт его обухом по голове — глухой удар, и тело падает, как мешок с костями.

Кровь струится по щелям палубы, смешиваясь с морской водой, превращаясь в липкую, розоватую жижу.

Гилен останавливается посреди бойни. Его алые когти медленно втягиваются обратно. Он оглядывает уцелевших — их осталось мало. Лица, искажённые ужасом, дрожащие руки, опущенные головы.

— Теперь порядок, — произносит он тихо, но так, что слышат все. Его голос не дрожит, не повышается.

Валтар вытирает пальцы о шёлковый платок, бросая взгляд на груду тел. Его губы слегка искривляются в гримасе брезгливости.

— Жаль, что испортили столько… потенциального ужина.

Глава 19

Корабль медленно рассекал ледяные волны, его потемневшие от крови борта скрипели под напором северного ветра. За кормой тянулся кровавый след — густой, как чернила, но океан, ненасытный и равнодушный, уже поглощал его, волна за волной, стирая память о ночном побоище.

Тела сбросили за борт перед рассветом — без слов, без церемоний. Одних — с камнями на шее, других — просто так, будто выбрасывали гнилую рыбу. Они уходили в глубину беззвучно, лишь редкие всплески нарушали мертвенную тишину. К утру палубу отдраили до блеска, но алые подтёки въелись в дерево, как клеймо, а запах железа и страха висел в воздухе, смешиваясь с солёным бризом.

Команда. Их осталось двенадцать. Гаррот и Лони молча копошились среди уцелевших — перевязывали рваные раны, подбирали разбросанное оружие, избегая взглядов. Руки дрожали, но не от слабости — от осознания того, что они сделали. Предали своих. Выжили. И теперь им предстоит жить с этим.

Когда Гилен вышел на палубу, воздух словно застыл. Его рубиновые глаза, холодные и бездонные, скользнули по каждому, будто взвешивая, кто из них ещё полезен, а кто — лишь лишний груз.

— Вы все были приговорёнными, — начал он, и его голос, низкий и ровный, не дрогнул ни на йоту. — Одних посадили за кражу хлеба. Других — за убийства. Кто-то оказался здесь из-за долгов, кто-то — из-за чужой лжи.

Он сделал паузу, давая словам просочиться в сознание, как яд.

— Но Ледяные шахты Аль-Дейма не разбираются в чьей-либо вине. Они просто перемалывают людей. И если бы не этот корабль... — Его взгляд скользнул к борту, за которым плескалась бескрайняя пучина. — ...вы бы сгнили там, как Боров, чьи кости уже обгладывают рыбы.

Тишина стала ещё гуще. Даже волны, казалось, затихли, прислушиваясь.

— Я мог бы разбираться с каждым. Спрашивать, кто чего достоин. — Его губы дрогнули в подобии улыбки, но в глазах не было ни капли тепла. — Но у нас нет на это времени. Инквизиция уже ищет нас. Монстры, выпущенные из Чёрной Башни, скоро доберутся до берегов. И если мы не будем действовать как один...

Он не договорил. Не нужно. Они и так понимали.

— Поэтому правила остаются прежними: подчинение. Дисциплина. Порядок.

Его взгляд остановился на дрожащем матросе — том самом, что вчера первым бросил топор. Теперь в его глазах не было ярости, только животный страх.

— Граф Валтар де Морнэ — наш попутчик. Не более. — Гилен слегка наклонил голову, будто размышляя, стоит ли добавлять угрозу. — Но если кто-то решит повторить вчерашнее... вы уже видели, чем это заканчивается.

Никто не шелохнулся. Гаррот первым кивнул — коротко, резко, будто отдавая честь. Лони хмыкнул в кулак, но остальные лишь потупили взгляд, словно боялись, что один лишь зрительный контакт сделает их следующей жертвой.

— Работайте. — Гилен развернулся, его плащ колыхнулся, как крыло ночной птицы. — Через неделю будем у Амбарнэ. Там каждый пойдёт своей дорогой.

И с этими словами он исчез в тени каюты, оставив команду в тихом ужасе и смутной, колючей надежде.

Два дня спустя корабль мерно покачивался на волнах, разрезая свинцовые воды холодного океана. Солнце, бледное и безжизненное, пряталось за слоем низких облаков, окрашивая всё вокруг в серо-голубые тона. Палуба, ещё недавно залитая кровью, теперь скрипела под ногами, словно жалуясь на тяжесть не только груза, но и воспоминаний.

В каюте капитана, освещённой дрожащим светом масляной лампы, Гилен и Лони склонились над столом, уставленным пожелтевшими картами. Бумага была старая, края обтрепались, а чернила выцвели от времени и морской соли, оставив после себя лишь бледные очертания континентов и нечитаемых пометок.

Лони провёл пальцем по потертому названию в углу пергамента, ощущая подушечками шершавую поверхность.

— Значит, это бывшее торговое судно, — пробормотал он, и его голос, обычно такой резкий, теперь звучал почти задумчиво. — «Морская Улыбка»… — Он фыркнул, уголок рта дёрнулся в усмешке. — Ирония в том, что теперь она больше похожа на оскал.

Гилен не ответил. Позже тем же днем он стоял на носу корабля, вглядываясь в горизонт. Ветер, холодный и резкий, трепал его чёрные с синим отливом волосы, заставляя развеваться, как знамя. Очки с тёмными стёклами скрывали рубиновые глаза, но даже сквозь них он видел гораздо больше, чем обычный человек. Видел то, что было скрыто.