Системный Творец II (СИ) - Сорокин Александр Сергеевич

Меня слегка кольнуло разочарование, но оно было мимолетным. Он был прав. На сто процентов прав. То, что он делал со мной сегодня, было куда ценнее любого нового умения. Он закладывал фундамент. Основу основ. Без этого фундамента любое, даже самое крутое умение, повисло бы в воздухе и сломалo бы меня при первом же серьезном применении. Я вытянулся по струнке, насколько это позволяло моё разбитое тело.

— Так точно, капитан. Понятно.

— Отлично. Иди отдыхай. Жду тебя завтра в это же время. Не опаздывать.

Он развернулся и ушел твёрдым, размеренным шагом, оставив меня одного на пустом плацу с гудящими мышцами и крутящейся в голове новой истиной: путь к силе начинался не с волшебных умений, а с боли, пота и железной дисциплины.

Я побрёл домой, чувствуя себя так, будто меня переехал каток, а потом ещё и отполировали до блеска. Мысли были путаными, но в целом я был доволен. Да, было невыносимо тяжело. Да, капитан оказался тем ещё садистом. Но я видел систему в его безумии. Видел цель. И это зажигало внутри какой-то новый, неизвестный до сих пор огонёк.

Эти размышления прервал голос, холодный и разборчивый, словно удар стального клинка по камню.

— Выносливость у тебя любопытная, деревенский мальчик.

Я вздрогнул и замер. Из тени арки, ведущей с плаца, вышел Аррас. Он был в своих изящных доспехах, с руками, скрещенными на груди. Его серые, холодные глаза изучающе скользнули по моей потной, грязной фигуре, задержались на дрожащих от перенапряжения руках.

— Я видел твои занятия. — продолжил он без всяких предисловий. — Горст знает толк в извращениях. Но обычно после таких «разминок» новички либо плачут, либо блюют. Ты же ещё и на ногах стоишь. Расскажи, в чём твой секрет?

Ледяная струя пробежала по моей спине. Его внимание было последним, чего мне хотелось. Я сделал максимально глупое и усталое лицо, какое только смог изобразить.

— Секрет, господин Аррас? — я с наигранным недоумением развёл руками, которые тут же предательски дрогнули. — В жизни, наверное. Она у нас тут, в глуши, тяжёлая. Не до изнеженности. Таскал воду, колол дрова, потом монстров рубил… Привык.

Он смотрел на меня не моргая. Его лицо было каменной маской, но я чувствовал, как его пронзительный взгляд пытается просверлить мой череп и выудить оттуда правду. Он не верил. Не мог поверить, что простая деревенская закалка может позволить выдержать адскую муштру Горста.

— Привык. — повторил он без всякой интонации. — Интересная привычка.

Его взгляд скользнул в сторону уходящей фигуры капитана, потом вернулся ко мне. В его глазах читалось не столько подозрение, сколько любопытство учёного, нашедшего странный, не поддающийся быстрой классификации образец.

— Ну что ж… Продолжай в том же духе.

Он не стал меня больше задерживать. Просто слегка кивнул и растворился в тени арки так же бесшумно, как и появился. Я постоял ещё несколько секунд, чувствуя, как по спине бегали мурашки. Его внимание было похоже на прицел снайпера, что уже навелся на цель. Он что-то заподозрил. Возможно, не то, что есть на самом деле, но его интерес был смертельно опасен.

Мне нужно было быть ещё осторожнее. Намного осторожнее.

Дом встретил меня запахом свежего дерева и дыма от очага. Орн не сидел сложа руки. Он сидел на своём любимом табурете у верстака, что старик принес из сарая, сгорбившись над каким-то небольшим предметом, зажатым в тисках. В руках у него был изящный резец, и он с привычной, почти хирургической точностью выводил им сложный узор на поверхности дерева.

Я постоял немного в дверях, наблюдая за ним. На его лице было выражение глубокой концентрации и лёгкой улыбки — того самого состояния потока, когда мастер и материал становятся единым целым. После всех ужасов осады, смерти и имперского давления эта картина была на удивление мирной и целительной.

— Что это ты делаешь, старик? — спросил я, снимая потную рубаху и с наслаждением потягиваясь. Мышцы отозвались глухой болью, но уже терпимой.

Орн вздрогнул, оторвавшись от работы, и посмотрел на меня. Его глаза блестели.

— А, вернулся наш герой-спаситель. — он усмехнулся, но в его голосе не было язвительности, лишь лёгкое подтрунивание. — Выжил?

— Еле-еле. Капитан Горст — садист чистой воды.

— Зато какой учитель! — Орн отложил резец и протянул мне то, над чем работал. Это был деревянный медальон, на котором он вырезал сложный, переплетающийся узор, напоминавший крыло птицы. Работа была тонкой, почти ювелирной. — А я вот… возвращаюсь к истокам.

Я с интересом повертел медальон в руках. Дерево было тёплым и приятным на ощупь.

— К каким истокам?

— К ремеслу, мальчишка! К настоящему делу! — он выпрямился, и его сгорбленная обычно спина распрямилась с гордостью. — Пока этот стервятник Клейн тут хозяйничал, не до того было. А теперь… Теперь другое дело. От Клейна давно ничего не слышно, видимо все-таки покинул город. Его покровитель, лорд Вернон, руки умыл, и кинул своего шестёрку на растерзание. Так что теперь ничто не мешает мне попытаться вернуть себе старую лавку.

— Лавку? — удивился я.

— А то! — он оживился. — Я ведь не всегда в этой развалюхе сидел. У меня была своя мастерская в центре, недалеко от площади. Лучшие амулеты и обереги в городе делал. Пока конкуренты с помощью подставных бумаг не разорили, а потом и лавку за долги отобрали. Но долги-то были липовые! Теперь, с помощью Агаты и её бумажек, у меня есть шанс всё вернуть. Только вот… — его пыл немного поугас. — Для этого нужны деньги. На первый взнос, на материалы… А где их взять? Вот и думаю, может, пора снова начать работать по-настоящему. Делать не просто поделки для себя, а вещи на продажу. Качественные.

Я посмотрел на его работу, на его натруженные, но такие умелые руки, и что-то ёкнуло внутри. Это был шанс. Шанс не только для него, но и для меня. Совместить обучение у Горста с развитием «Живого ремесла». И помочь человеку, который стал мне ближе всех в этом мире.

— Я помогу. — сказал я просто и твёрдо.

Орн посмотрел на меня с удивлением.

— Ты? Да у тебя же свои тренировки, свои дела…

— Мои дела — это и есть становление сильнее. — перебил я его. — А сила бывает разная. Умение создавать — это тоже сила. Я хочу учиться настоящему мастерству, а не только топором махать. Так что давай, учи. Совместим приятное с полезным. Буду твоим подмастерьем. А заодно и денег заработаем.

Старик смотрел на меня, и в его глазах читалась целая гамма чувств — нежность, гордость, надежда.

— Ну что ж… — он снова взял в руки резец. — Раз ты такой решительный… Тогда смотри и слушай. Видишь этот узор? Он здесь не просто так. Каждая линия следует за волокном, подчёркивает его красоту, а не ломает её. Ремесло — это не борьба с материалом. Это диалог…

И он начал объяснять. Говорил о породах дерева, о их свойствах, о том, как правильно держать инструмент, как чувствовать сопротивление материала. Я слушал, впитывая каждое слово, каждый нюанс. Чувствовал, как знания оседают во мне, складываясь в новую, неизведанную картину мира.

Мы проработали до самого вечера. Сначала теория, потом практика. Орн показывал, я пытался повторять. Получалось криво, неумело, пальцы были исколоты и исцарапаны. Но я не сдавался. Та же дисциплина, что заставляла меня подниматься на плацу, заставляла меня снова и снова пытаться вывести идеальную линию резцом.

И потихоньку, очень медленно, у меня начало получаться. Руки запоминали движения, взгляд учился видеть текстуру. Мы не создали ничего ценного — лишь гору стружки и несколько кривоватых заготовок. Но это было не важно. Важен был процесс. Диалог.

К вечеру мы устали, но были довольны. Зажгли лампу, сварили простую похлёбку. Сидя за столом, мы болтали о пустяках, строили планы на завтра. За стенами нашего дома был огромный, страшный и непредсказуемый мир, полный монстров и смертельных тайн. Но здесь, в кругу света от лампы, пахнущего дерева и еды, было тепло, уютно и… по-настоящему.

Жизнь, исковерканная болью и потерей, потихоньку, со скрипом, возвращалась в своё русло. И это не могло не радовать. Это давало силы смотреть в завтрашний день не со страхом, а с решимостью и тихой, спокойной надеждой.