Вторая молодость Фаины (СИ) - Хайд Адель

Полина, которая стремительно восполняла период молчания, увидев меня сразу сказала:

– Фая, пофли, деколон покупать

Я вопросительно взглянула на Анну.

– Просто так, Фаина Андреевна, теперь нам не интересно на улицу ходить, а вот пройти мимо витрин парфюмерной лавки, это нам нравится, там красивые флакончики.

И мы пошли смотреть красивые флакончики, а может и «деколон покупать»

Когда стрелки часов приблизились к двум, я уже пришла в себя, каким-то странным образом убедив себя, что лучшим способом будет достойно представить завтра во дворце шоколад, помочь нашему общему с Алексеем предприятию стать ещё более прибыльным, получив возможность продвижения на Императорской выставке.

Да и уехать обратно в Екатеринбург, и заняться наконец-то там вплотную эликсирами, заказы на которые начали сыпаться с огромной скоростью. Те эликсиры, что были подарены императрице, сделали своё дело.

Да и Екатерина Жирова тоже времени даром не теряла, я с благодарностью подумала о том, что мне повезло, что бывший сердечный друг Фаины нашёл себе такую замечательную невесту.

Я была уверена, что мой настрой позволит мне провести встречу с Алексеем и действительно спокойно отпустить его на встречу с его невестой, не сказав при этом ни слова, и даже не попытавшись съязвить.

Но весь мой настрой разрушился, вот просто до основания, в один миг, в тот самый момент, когда в дверь раздался звонок, и он зашёл в квартиру, где я, в ожидании его, уже собралась, чтобы, не теряя времени сразу выехать.

От него пахло чем-то хвойно-цитрусовым, светлые волосы пребывали в каком-то беспорядке, видимо, он снял шляпу перед тем, как войти и не поправил непослушную чёлку.

И я почему-то вдруг вспомнила, как после того, как закончился штурм в усадьбе, где скрывался Вышинский, мы ехали обратно, и Алексей, сидя в крытом возке, в котором помимо меня были и Полина, и Анна Мещерякова, Полинка сидела у меня на коленях, а Алексей обнимал нас обеих.

А я слушала, как гулко стучит его сердце под моим ухом, и пахло от него этим же хвойно-цитрусовым ароматом, но тогда аромат был едва уловим, а от Алексея вкусно пахло пылью, костром и железом.

Вот тогда-то я и подумала, что было бы хорошо просыпаться так каждое утро, утыкаться в мужское плечо и вдыхать этот мужской запах, дарящий тепло и спокойствие.

Я потрясла головой, освобождаясь от ненужных воспоминаний, и улыбнулась. Хотя почему-то мне было трудно это сделать, потому как всё моё спокойствие, весь мой настрой, к которому я так долго шла после разговора с Агриппиной Александровной, разрушился после того, как я увидела его.

– Я готова, Алексей Сергеевич. Поедемте, – сказала я.

Но он вдруг почувствовал, что что-то не так, и переспросил:

– Фаина Андреевна, с вами всё в порядке?

Я бы, конечно, не сказала ему, что его мать приходила, но Анфиса Васильевна, которая стояла тут же и которая не была обременена никаким этикетом, заявила:

– Была в порядке, пока маменька ваша не пришла!

Я только успела повернуть голову и укоризненно произнести:

– Анфиса Васильевна...

Брови Алексея взметнулись вверх.

– Матушка была у вас?

– Да, Алексей Сергеевич. Но мы с вами можем это обсудить по дороге в лабораторию.

– Да-да, конечно... – несколько растерянно произнёс Алексей и посторонился, пропуская меня вперёд.

Сегодня он приехал не сам, он приехал в экипаже с кучером.

Погода с утра была пасмурной, небо застыло серыми тучками в ожидании дождя, поэтому экипаж был крытым.

Усевшись в него, мы остались вдвоём, и Алексей сразу спросил:

— И что же сказала вам моя матушка?

Я нашла в себе силы улыбнуться и ответила:

— Матушка ваша очень вас любит, Алексей Сергеевич, и желает, чтобы судьба ваша была устроена. Поэтому сегодня она попросила меня не задерживать вас надолго, отпустить пораньше, поскольку у вас судьбоносный день.

Алексей нахмурился и поджал губы:

— И что же вы, Фаина Андреевна, ей ответили?

Мне понравилось, что он не стал оправдываться или что-то объяснять, в тот момент мне бы это показалось ложью.

— Я ответила, — спокойно сказала я, — что ни в коей мере не собираюсь мешать вашему счастью, Алексей Сергеевич. Что наши отношения с вами сугубо деловые. И сегодня я постараюсь отпустить вас пораньше.

Он вдруг наклонился ко мне ближе, настолько близко, что я почувствовала тепло его дыхания.

— Это правда? Только деловые? — спросил он.

Я отклонилась, прижавшись спиной к спинке сиденья, и нашла в себе силы сказать:

— Да. Разве может быть иначе, Алексей Сергеевич? Как сказала ваша матушка, мы же разных сословий, мыслим по-разному. Разве может между нами быть что-то другое?

И вдруг я увидела, как помертвело лицо Алексея. Я буквально услышала, как он стиснул зубы. Он тоже откинулся назад, прижавшись к спинке своего сиденья, и до самой лаборатории мы больше не проронили ни слова.

Я смотрела в окно. Иногда мне казалось, что он смотрит на меня, потому что я кожей чувствовала его взгляд, но, может быть, это просто были мои мысли.

В лаборатории мы управились за час, а когда вышли, шёл дождь. Он был необыкновенно холодным, как будто за этот час кончилось лето, и с Невы стал дуть порывистый осенний ветер. Я сняла шляпку, чтобы она не улетела, и почувствовала, как растрепалась причёска.

— У меня есть время, — сказал Порываев. — Давайте я отвезу вас до дома, Фаина Андреевна.

Но я, представив, как мы будем ехать молча, ничего не говоря, покачала головой:

— Помогите, пожалуйста, найти извозчика.

И уже скоро я ехала обратно в холодном казённом экипаже и думала о том, почему не сказала ему, что действительно почувствовала, когда узнала об обеде с невестой.

Но внутренний голос говорил мне: «Он не рассказывал тебе, значит, сам считает тебя деловым партнёром.»

А я возражала: «А почему тогда он спросил, правда ли это?»

Внутренний голос убеждал: «Мать Алексея Порываева права, не настолько ещё общество стало демократичным, не настолько размылись границы между сословиями, чтобы общество приняло брак дворянки и купца.» Но я-то не дворянка, подумала я. Я Фаина Андреевна, бухгалтер с рудника...

«Эх, Фаина Андреевна...» — правильно говорят, что годы — это ещё не показатель мудрости.

Приехав домой, я отправила Тихона в больницу узнать, как там Митрофан, и, если его готовят к выписке, попросила мужчину заехать на вокзал и купить билеты обратно в Екатеринбург.

Глава 61

Алексей

Алексей вернулся домой весь промокший. Он и сам не понял, почему. Ведь специально поехал в крытом экипаже, чтобы было удобно и тепло Фаине. Но почему-то, когда она отказалась ехать с ним, он нарочно открыл окно, и косой дождь, попадая внутрь, залил весь пол в экипаже, да и его самого с головы до ног.

Это же Петербург, не Москва. Здесь не просто дожди, здесь ливни. Но даже этот холодный ливень не смог погасить того злого жара, который охватил Алексея при мысли о том, как она к нему относится. И он решил поговорить с матушкой, не понимая вообще, зачем она пошла к Фаине.

Алексей подумал о том, что и сам, в принципе, всегда относился к людям с долей здорового цинизма, если человек может ему помочь, то и он может помочь человеку. Конечно, он делал гораздо больше, особенно тем людям, которые были ему симпатичны. Но почему-то, когда у него появилось ощущение, что использовали его, хотя для деловых отношений это нормально, но ему казалось, что это уже больше, чем просто деловые отношения, ему стало так больно, что он чуть не сгорел.

Он вспомнил, как вёз Фаину и её племянницу от особняка Вышинского по Гатчинской дороге. Как она доверчиво прижималась к нему и как ему было хорошо.

Когда он уткнулся носом в её макушку, от неё пахло фруктами и пылью. Он тогда думал о том, какая она смелая, открытая и сильная. И в тот момент не думал ни о какой сословной разнице. И вдруг: «А разве может быть как-то иначе между нами?» — и это ощущение было будто в кружку с чистой родниковой водой упал кусок птичьего помёта от пролетевшего мимо голубя.