Рубиновый рассвет. Том I (СИ) - Неволин Евгений

— Три серебра, милый... и я твоя на всю ночь, — прошептала она, искусно играя локонами медно-рыжих волос.

Барни покраснел до корней своих грязноватых волос. Его пальцы нервно перебирали край скатерти, глаза метались между девушкой и недоеденной едой. Наконец, он резко встал, опрокинув кубок.

— Я... я скоро вернусь! — пробормотал он Гилену, голос дрожал от смущения и возбуждения. Его походка была неуверенной, когда он последовал за девушкой, в последний раз оглянувшись на оставленное пиршество.

Гилен продолжал есть с тем же невозмутимым спокойствием, когда внезапно тень накрыла его. Запах дешевого вина, пота и звериной агрессии ударил в ноздри раньше, чем раздался голос:

— Эй, жалкий неудачник! — пьяный рык прозвучал прямо над ухом, обдавая лицо теплым перегаром.

Перед ним стояла настоящая гора мяса и мышц - не просто толстяк, а мощный гибрид быка и медведя. Его жир лежал плотными слоями на буграх рельефной мускулатуры, а маленькие свиные глазки сверкали злобным весельем. Каждый его палец был толщиной с сосиску, а шея практически отсутствовала - голова сидела прямо на массивных плечах.

— Тебе тут не место. Ты случайно выжил, а теперь смеешь жрать с настоящими бойцами? — он ударил кулаком по столу, заставив дребезжать посуду.

Гилен медленно поднял голову. Его взгляд скользнул по противнику, отмечая: плотные рубцы на костяшках - привычка бить первым; легкое прихрамывание на левую ногу - старая травма; жирный блеск на лбу - признак плохой выносливости.

Оценка заняла доли секунды. Не удостоив ответом, Гилен вернулся к еде. Толстяк нахмурился, его кулаки сжались так, что костяшки побелели. Но прежде чем он успел что-то предпринять, тяжелая рука в черной кожаной перчатке легла на его плечо.

— Тихо, Грог. Хозяин не любит драк в зале для победителей, — голос охранника звучал как скрип двери в заброшенной темнице.

Грог фыркнул, как разъяренный кабан, но отступил на шаг. Его жирный палец тыкнул в сторону Гилена:

— В следующей схватке я выберу тебя, очкарик. Посмотрим, как ты случайно выкрутишься!

Гилен повернулся к нему вполоборота. В уголках его губ дрогнула легкая, едва уловимая усмешка:

— Возможно, мне снова повезет, — его голос звучал спокойно, но в этих словах была ледяная сталь.

Охранник брезгливо окинул Гилена взглядом, которым обычно смотрят на дохлую крысу в погребе:

— Не разжигай. Иначе вылетишь отсюда быстрее, чем успеешь испугаться, — он сделал ударение на последнем слове, явно сомневаясь, что этот тощий "победитель" вообще способен на страх.

Гилен медленно поднялся из-за стола, ощущая приятную тяжесть сытости в животе. Его пальцы автоматически проверили положение меча на поясе — щит остался в той жалкой каморке, которую ему выделили как "победителю". Шаг за шагом он направился к ближайшему охраннику, его тёмные очки скрывали направление взгляда, но осанка выдавала целеустремлённость.

— Когда следующий бой? — его голос прозвучал ровно, без дрожи или волнения.

Охранник, массивный мужчина с лицом, изборождённым шрамами, молча кивнул в сторону распорядителя. Тот восседал на резном кресле, подобно коронованной особе — высокий франт в алом камзоле, расшитом золотыми нитями. Одна его рука обнимала полуголую рабыню, пальцы лениво скользили по её коже, другая — крутила бокал с тёмно-рубиновым вином, будто оценивая его качество.

Гилен подошёл ближе, повторив вопрос. Распорядитель медленно поднял взгляд, оценивающе оглядев его с ног до головы. Его губы растянулись в презрительной усмешке, обнажив белые, слишком ровные зубы.

— Завтра. Против Грога. — он сделал паузу, наслаждаясь моментом. — Хочешь поставить на себя? Смешно будет, если так и сделаешь.

Гилен не дрогнул. Его лицо оставалось каменным, лишь лёгкий ветерок, гулявший по залу, шевелил чёрные с синим отливом волосы.

— Мой выигрыш с прошлого боя — ставлю на себя. Все двадцать пять серебряных.

Распорядитель хихикнул, его пальцы сжали грудь рабыни, заставив её слегка вздрогнуть.

— Ставка принимается. Коэффициент — семь к одному... конечно, не в твою пользу. — он намеренно растянул слова, наслаждаясь своей властью.

Гилен кивнул, будто речь шла о чём-то совершенно обыденном.

— Меня устраивает. Можно другое оружие?

Распорядитель фыркнул, откинувшись на спинку кресла. Вино в его бокале плеснулось, оставив алый след на белоснежной манжете.

— Заработаешь имя на арене — тогда и поговорим. А пока будь с тем, с чем пришел. Все, как у всех никчемных новичков. — Его голос звучал сладко, как мед, но в нем чувствовался яд.

Он вдруг прищурился, будто что-то вспомнив.

— Кстати... как тебя представить? Ни имени, ни прозвища — публике не за что болеть.

Гилен замер на мгновение. В его памяти всплыли тени прошлого — бесконечные войны, дворцы из чёрного камня, падающие звёзды, которые он когда-то ловил ладонями. Всё это было так давно...

Затем он тихо, но чётко ответил:

— Ночной Архитектор.

Распорядитель замер, его брови поползли вверх. Затем он рассмеялся — громко, искренне, будто услышал лучшую шутку в своей жизни.

— Ох уж эти выскочки с их пафосными прозвищами! — он вытер слезу, будто не в силах сдержать веселья. — Ладно, "Архитектор", посмотрим, что ты построишь на арене... кроме собственной могилы.

Гилен не ответил. Он уже разворачивался, когда рабыня вдруг встретилась с ним взглядом. В её глазах, обычно пустых и покорных, мелькнуло что-то — любопытство? Надежда? Но он уже уходил, будто растворялся в полумраке зала.

Арена ждала. Завтра. Грог. Семь к одному.

Он улыбнулся про себя.

"Это будет интересно".

Глава 22

В узкой каморке, где воздух был густым от запаха старого дерева и человеческого пота, Гилен сидел на краю койки, скрестив ноги. Его поза казалась расслабленной, но в этой расслабленности была точность — словно он не просто сидел, а медитировал на лезвии ножа. Дыхание его было ровным, почти неслышным, лишь легкое движение груди выдавало, что он жив.

Тени от слабого света факела за решетчатым окном ползли по стенам, цепляясь за неровности камня, будто пытаясь сбежать из этой комнаты.

Его пальцы лежали на коленях, безвольные на вид, но внутри — по невидимым каналам, по древним меридианам, которые знали лишь посвящённые, текла кровь. Не просто кровь — сила, капля за каплей наполнявшая каждую мышцу, каждую клетку.

Тёмные очки скрывали глаза, но если бы кто-то подошёл ближе, если бы осмелился заглянуть за эту чёрную гладь — увидел бы, как в глубине пульсирует рубиновый отблеск, мерцающий в такт ударам сердца.

Он не думал о предстоящем бое. Он чувствовал его — как волну, которая ещё не разбилась о берег, но уже поднялась где-то за горизонтом, неотвратимая и холодная.

Снаружи, в главном зале, вчерашнее веселье испарилось, как дым от потухшего костра. Бойцы сидели молча, каждый в своём углу. Одни чистили оружие — клинки скользили по точильным камням с тихим шипением, другие перевязывали старые раны, туго стягивая бинты вокруг шрамов, которые никогда не заживут до конца.

Тишину резали лишь звуки — лязг металла, хруст яблок под зубами, глухие шаги слуг, разносящих еду и воду.

Воздух был густым, тяжёлым — пот, масло для доспехов, страх, который никто не показывал. Даже шутники и пьяницы, бушевавшие вчера, теперь молчали. Сегодня был день настоящих боёв.

Барни не стеснялся. Его мешок, лежащий рядом на скамье, уже раздулся от украденной еды — копчёное сало, плотно завёрнутое в вощёную бумагу, твёрдый сыр, пара яблок, которые он стащилна глазах у всех.

Тарелка перед ним ломилась от мяса — жирного, сочного, прожаренного до хрустящей корочки. Он ел жадно, не отрываясь, словно зверь перед долгой зимней спячкой, который знает, что этот пир может стать последним.

Но время от времени его глаза бегали к коридору, где исчез Гилен.

"Надо попрощаться... Но зачем?.."