Вторая молодость Фаины (СИ) - Хайд Адель

— Спасибо тебе, Фаинушка, за поддержку, — сказала она.

Вместе с адвокатом приехал Иван Киреев, который подтвердил слова адвоката, что опасности для жизни пациентки больше нет, что действительно это была аллергическая реакция. Адвокат также добавил:

— И вам, Фаина Андреевна, в вашем магазине, и, если Мария Александровна продолжит давать дегустацию, нужно повесить плакат: «Мёд является аллергенным продуктом. Если вы не уверены, что у вас нет аллергии на мёд, пробуйте его очень осторожно».

Мария Александровна скептически посмотрела на адвоката, который явно в торговле ничего не понимал, потом перевела взгляд на меня с Иваном, я ей кивнула, как бы говоря: «Не волнуйтесь, разберемся».

Когда Мария Александровна, сопровождаемая своим адвокатом, уехала домой отдыхать, мы с Иваном переглянулись. И, что любопытно, и его, и меня одновременно посетила одна и та же мысль, что не просто так, столько времени все ходили, пробовали, а тут вдруг раз, и начались странности.

— Очень похоже на провокацию, — сказала я вслух, — направленную на то, чтобы показать мне, кто в Екатеринбурге хозяин.

Единственное, что мне было непонятно, как может человек, тем более женщина, так рисковать?

Я высказала эту мысль вслух:

— Да неужели же кто-то будет рисковать своей жизнью ради оплаты?

— Ну, что вам сказать, — уточнил Иван, — не так уж она и рисковала. И отёк у неё был не такой сильный, чтобы прямо бездыханной упасть.

— Я же её вёз до больницы, — добавил Иван, — она вполне нормально дышала. Не так чтобы у неё горло совсем перекрыло, чтобы без чувств падать, как это видели все, кто был в тот момент в магазине. И как об этом кричала её подруга, которая, кстати, с ней в больницу не поехала. Да и врачи подтвердили, что отёк был небольшой.

Это заставило меня задуматься, неужели Нуров опять решил доказать мне, даже с этой стороны, что не нужна мне ни земля, ни пасека?

Где же мне взять силы сдержаться? И, самое главное, я не знала, сколько всё это займёт. Но одно я поняла точно, что всё, что нужно, я сделаю, чтобы наконец завершить историю с этими жадными, злыми и ни перед чем не останавливающимися людьми. Поставить точку.

И пока моя здоровая злость не прошла я написала записку Петру Васильевичу Орлову и отправила её с посыльным в часть. В записке я написала, что сегодня нахожусь в Екатеринбурге и буду рада, если Пётр Васильевич составит мне компанию, если не отужинать, то, хотя бы выпить чашечку чая с пирожными в кондитерской купца Ерохина.

Это была знаменитая на весь Екатеринбург кондитерская, вкуснее, чем там, блинов не пёк никто. Я особенно уважала это место за большой ассортимент вкусных напитков и всегда свежие пирожные. Любимыми моими пирожными были их фирменные творожники — воздушное слоёное тесто с нежнейшим, чуть сладковатым творогом. Просто восторг!

Оставаться в Екатеринбурге на ночь мне не хотелось, поэтому я назначила встречу на четыре часа дня. Я даже не удивилась, когда ровно без пяти четыре одна из продавщиц зашла в подсобное помещение и сообщила:

— Вас спрашивает Пётр Васильевич Орлов.

Иван, которому я тоже не могла рассказать всех подробностей той операции, которую мы задумали с Кошко и Пришельцевым, с удивлением смотрел, как я выхожу под руку с Орловым.

Я понимала, что со стороны это выглядит довольно странно, но была полна решимости завершить задуманное и больше не оглядываться, и не бояться.

Глава 71

Фаина

В кондитерской купца Ерохина, как обычно, было многолюдно. Но что мне нравилось, то, что столики стояли так, что никто никому не мешал. Нам с Петром Васильевичем выделили столик у окна.

Было очень необычно сидеть и наблюдать, как мимо по улице идут люди.

Зачастую никто ведь не замечает, что за ним наблюдают. А когда не замечают, то у всех настоящие выражения лиц. Кто-то проходил мимо окна, непроизвольно хмурясь. Кто-то, наоборот, улыбался каким-то своим, потаённым мыслям. А кто-то сначала шёл нахмуренный, потом замечал, что на него смотрят, и спешно возвращал себе нейтральное выражение.

Я подумала: «Мы, люди, такие смешные. Нам всегда хочется быть теми, кем мы не являемся. Почему бы просто не быть собой? Это ведь самое лёгкое и приятное. Но, наверное, это, как и с правдой, все знают, что говорить правду — легко. Но почему-то всё равно лгут. И себе. И другим».

— Фаина Андреевна! — раздался голос Петра Васильевича, вырывая меня из мыслей, — Я так рад, что вы мне написали.

Он улыбался во всё лицо. Я тоже искренне улыбнулась ему в ответ, потому что я тоже радовалась, но не потому, что видела его, а потому, что в кондитерской вкусно пахло корицей, кофе, топлёными сливками и ещё чем-то фруктово-печёным. Когда подошёл официант, я спросила:

— Что за фруктово-печёный аромат у вас сегодня?

— У вас прекрасное обоняние, — сделал мне комплимент официант. — У нас появилась новинка — пирожное «абрикосовый язычок».

— Звучит отменно, — сказала я.

Мне, конечно, очень хотелось заказать творожное пирожное, но я подумала, что творожники я могу взять с собой, а вот «абрикосовый язычок» очень бы хотелось попробовать. И я заказала себе «абрикосовый язычок», штабс-капитан взял блины с разными начинками, запивать вкусноту мы взяли сибирский чай.

Хотя мне очень хотелось кофе, но днём уже кофе не пили, поэтому я не стала нарушать традиции.

Пока мы ждали пирожное, Орлов не выдержал и начал извиняться:

— Простите, Фаина Андреевна, что наша недавняя встреча произошла при таких обстоятельствах. Я, право, не думал…

Мне так и хотелось добавить: «Вот-вот не думал. А надо думать иногда». Но я промолчала, ожидая, что он скажет дальше.

— Я получил приглашение в ваше имение на ужин от вашей матушки, но почему-то подумал, что вы тоже там будете, именно поэтому и приехал.

— Ужин… Да, Пётр Васильевич, — сказала я. — Вы меня, признаться, огорошили. Особенно тем, что ужин ваш сильно затянулся, — я намекнула на то, что если бы они действительно приехали на ужин, то, наверное, после ужина их бы уже не было.

Мы же с Полинкой прибыли ночью, а они всё ещё были там.

Штабс-капитан Орлов смутился и ещё раз попросил прощения. А я подумала, что, наверное, это хорошо, что у него есть чувство вины. И решила спросить его:

— А что вы слышали про происшествие в Петербурге?

У Петра сделалось изумлённое лицо.

— О каком происшествии вы говорите, Фаина Андреевна?

— Я о том происшествии, в котором погиб ваш сослуживец, ротмистр Диваев.

— Постойте… — Пётр нахмурился. — Ротмистр Диваев погиб при полицейской операции. Он был командирован руководством для задержания особо опасных преступников и пожертвовал собой.

Видимо на моём лице отразилось изумление вперемешку с недоверием, поэтому штабс-капитан добавил:

— Ну, мы военные, такое бывает.

Теперь уже моё лицо совершенно точно стало изумлённым. Я подумала: «Ну надо же… сделали из похитителя детей героя». И сделала себе мысленную пометку: уточнить у Аркадия Никифоровича, почему.

А вслух сказала:

— О, я не знала… Но это же произошло в Петербурге?

— Нет, что вы! — сказал Орлов. — Как бы ротмистр попал в Петербург отсюда?

— Значит, я что-то перепутала, — сказала я, лихорадочно раздумывая о том, не сказала ли я чего-то лишнего.

— Не мудрено, — пришёл мне на помощь сам Орлов. — Об этом очень мало информации, потому что операция была тайная.

Я грустно улыбнулась.

— Жалко господина ротмистра… А у него остались родственники? — спросила я.

— Да, конечно, — сказал Пётр Васильевич. — У ротмистра Диваева большая родня.

— А как это обычно происходит? — уточнила я. — Его родственникам отдают его вещи?

— Ну, как правило, — ответил штабс-капитан, — все вещи, принадлежавшие погибшему, запаковывают специальные службы, и они же отправляют их по тому адресу, который мы заранее указываем. Я, например, указал адрес своей матери: если вдруг случится что-то со мной, то матушка моя получит всё, что от меня осталось.