Вторая молодость Фаины (СИ) - Хайд Адель

Я не в силах была произнести ни слова, так захлестнули меня чувства. Я была настолько счастлива оттого, что он не поверил в плохое, что он любит и приехал.

В конце концов, глядя на лицо Алексея, который уже начал хмуриться, видимо из-за того, что моё молчание затянулось, мне удалось выговорить:

– Я согласна…

И слёзы снова покатились у меня из глаз. А Алексей начал сцеловывать слёзы с моего лица.

Эпилог

Прошло десять лет

Сегодня я проснулась оттого, что меня толкнули маленькой пяткой изнутри. Это была моя четвёртая беременность, и местные «знатоки-акушеры» снова предрекали сына. А их у нас с Алексеем уже было трое.

Полинка, у которой сейчас был довольно сложный возраст, но со мной она всё равно оставалась мягкой, говорила:

– Это потому, что Алексей Сергеевич товарищество ваше назвал «Порываев и сыновья», и пока не переименует, так ты и будешь одних мальчиков рожать.

– Ох и язва ты, Полинка, – улыбался Алексей.

Но Полинка не обижалась, она совершенно точно знала, что мы её любим, как родную дочь. Кстати, у Полинки открылся художественный талант, и некоторые её рисунки Алексей сам предложил воплощать на упаковке, Полинка этим очень гордилась.

Жили мы все вместе в Москве, в большом доме на Остоженке, матушка Алексея тоже жила с нами, я всё-таки с ней нашла общий язык. Агриппина Александровна оказалась мировой бабушкой и умной свекровью. Она сразу признала, что теперь я хозяйка в доме и ни разу мне не противоречила. И я поняла, что она действительно всегда на стороне Алексея.

Как-то раз я случайно услышала, как она говорила своей купчихе -приятельнице, забежавшей на чашечку чаю и, задавшей вопрос, как ей живётся при снохе-дворянке:

– Я стараюсь, чтобы ей было хорошо, потому как, если она довольна, то значит и сыну моему хорошо будет.

А когда появились внуки, то Агриппина Александровна оказалась просто незаменимым человеком для нас. Благодаря ей я могла совмещать материнство и помогать супругу в делах.

А дел было много, мы открыли ещё фабрики и в Крыму, и Новосибирске, каждый год подтверждая право назваться «Поставщиком Двора его Императорского Величества».

Мои задумки Алексей воплощал в жизнь с изяществом виртуоза, например, мы выпустили серию, «Дары России», на фантиках можно было узнать про редкие виды растений и животных, а ещё получить практические советы, в общем, из наших конфетных фантиков можно было составить большую энциклопедию.

Спустя пять лет после свадьбы к нам обратилась Мария Александровна Голощёкина с просьбой выкупить у неё чайное предприятие:

– Фаинушка, – сказала Мария Александровна, – устала я, просто хочу уже заниматься составлением купажей, а вот вести дела тяжело.

Так у нас с Алексеем появилось новое направление – чайное, а Мария Александровна, самостоятельно объявившая себя главным технологом, создавала необычные чайные смеси.

С моей лёгкой руки прижились шоколадные игрушки, по типу «киндер-сюрприза», у нас были не только шоколадные яйца, но и под Рождество и Новый год мы выпускали ёлочные украшения и шарики с подарками внутри, и даже появилась своего рода традиция, в народе её прозвали «щипать ёлку». Детки сами снимали эти игрушки с ёлки и получали «волшебный подарок».

И торт с конфетами «Птичье молоко» мы тоже выпустили, правда назвали его «Птичьи сливочки».

Вера Богдановская теперь преподавала в Петербургском Университете, у неё была своя кафедра, но ей удавалось совмещать эту почётную должность с тем, что она курировала все лаборатории на наших фабриках, одна из которых выпускала косметическую продукцию, не хуже французской.

Вера вышла замуж за адвоката Милонова, который поддержал Веру с переездом в Санкт-Петербург несмотря на то, что в Екатеринбурге у него была налаженная практика, но, я подозреваю, что здесь не обошлось без Алексея, уж больно быстро у мужа Верочки появились солидные клиенты.

Кузьма переехал с нами, наотрез отказавшись оставаться без Полинки в имении, хотя я предлагала ему долю в пасеке, Степан, как раз остался, став совладельцем пасеки.

В Москве Кузьма взял на себя обязанности личного помощника Агриппины Александровны, а в последние два года он уже совсем плохо ходил и пытался тихо уйти из дома, а когда его отловили, и я спросила:

– Ну что же ты Кузьма, решил от нас сбежать?

Он плакал и говорил, что теперь бесполезен. Но с помощью Веры и её искусства создавать не только косметические, но целебные эликсиры, Кузьму на ноги подняли. А ещё год спустя он тихо умер во сне. Полинка плакала так, будто потеряла родного человека, да Кузьма для неё, по сути, таким и был, как и для меня.

В память о Кузьме мы создали конфеты в жестяной коробке «Конфеты от дедушки» на коробке был изображён Кузьма, каким его запомнила и нарисовала Полинка. Кузьма сидел во дворе перед домом очень похожим на наше имение под Екатеринбургом, на коленях у него сидела девчушка, в которой угадывалась Полинка, такая, какой она была совсем маленькой, и рядом стояли трое её племянников, наши с Алексеем сыновья, а рядом сидел лохматый Атаман.

Про Нурова мы услышали только один раз, когда несколько лет назад к нам на именины приезжал Аркадий Никифорович Кошко, то он рассказал, что Нуров получил послабление, и с каторги, куда был оправлен по приговору, его перевели на поселение, теперь живёт где-то под Чемкентом, так чиновники решили, что он может государству быстрее вернуть долг, развивая инфраструктуру в Средней Азии.

Имущество Нурова конфисковали в пользу государства, но не всё, часть активов осталось у супруги.

Раиса Леонтьевна всё продала, и учредила фонд для сирот имени своего супруга, а сама уехала за ним.

Я не знала, но как потом оказалось, по достижении Полинкой возраста восемнадцати лет, на её имя открывался счёт от этого фонда, с суммой в один миллион рублей.

Анна Игнатьевна, всё-таки успела выбраться из России и укатила обратно в Париж, там по слухам, рассталась с Жаком, я подозревала, что она просто не смогла его прокормить, а сейчас работает гувернанткой, преподаёт русский язык во французских семьях.

Капрал Васильев Иван Иванович со своими отставниками окончательно вышли в отставку, верой и правдой прослужив нашей маленькой семье и, заработав на пожизненную пенсию, не только от государства, но и от нас с Алексеем.

Азат сделал военную карьеру в черкесском полку, но жену с детьми к себе в черкесскую деревню к родителям так и не отвёз, да ему уже и не надо было. Супруга его теперь живёт в собственном доме, на территории нашего имения, и присматривает за небольшим подсобным хозяйством. Она там завела небольшую сыроварню, и когда мы приезжаем на лето, то у нас всегда есть и молочные продукты, и свежий сыр, и свежие овощи.

А Азат всегда возвращается из походов домой.

Я осторожно встала с кровати и поняла, что непросто так меня ножкой-то били. Потянуло поясницу, по ногам стало мокро. Дошла до двери, там в коридорчике служанка сидела, ждала, когда проснусь.

– Луша, – тихо обратилась я к задумавшейся девушке, она вздрогнула, вскочила:

– Барыня, проснулись?

– Рожаю я, Луша, скажи, пусть доктора вызывают.

Девчонка изменилась в лице, подпрыгнула на месте и побежала, крича на весь дом:

– Рожают, барыня рожает!

Я усмехнулась: «Ну всё, сейчас, у Алексея, если он дома, конечно, обморок случится».

Доктор успел вовремя, всё-таки четвёртые роды это не первые, я за пару часов родила.

А когда Алексей приехал, как оказалось его дома не было, он был на деловых переговорах, откуда его и выдернули, то ему поднесли и вручили уже чистенького, завернутого в белоснежные пелёнки, тихо сопящего сына.

Он поцеловал его в лобик, положил в уже подготовленную люльку, и повернулся ко мне.

– Спасибо тебе, Фаинушка, – сказал мой муж, опускаясь на колени перед кроватью, целуя мою руку, – счастье ты моё золотое.