Клан Борзых 4: Барон (СИ) - Шаман Иван

— Если ты прав, то они просто вымрут сами, — нежно касаясь плеча императора, произнесла Надежда. — Один цикл или сто? Какая разница для бессмертного?

— Разница в том, что я не бессмертен, и ты прекрасно это знаешь. Я пытаюсь создать устойчивую систему, способную обойтись без ручного управления. И твой брат вносит в неё разлад.

— Ну и хорошо, пусть попробует её на прочность, — вздёрнула носик супруга. — Если она не сможет прожевать и выплюнуть единственный камушек в виде Старого, то о какой стабильности и надёжности может идти речь.

Император промолчал, устало глядя на супругу. В чём-то она, конечно, права. Жаль, он не может поделиться с ней истинным положением дел. Ведь этот мир существует лишь затем, чтобы стоять на страже других, и принимать на себя удар. Но когда-нибудь даже его вахта закончится.

В кланах полиса прошла волна возмущения. Секачовы вновь не получили статус Великого клана. Больше того, за одно бедствие они лишились пятой части одарённых, наследника и половины всех гомункулов. Положение входящего в шестёрку кланов пошатнулось, и все это понимали.

Однако происходили вещи и куда более удивительные. В клане Борзых разгорелся конфликт. Никто не знал точной причины, но, кажется, дело касалось нового мелкого клана, или, вернее сказать, старого и возрождённого вновь — Тигров.

Болтали, что этот клан поглощает другие, что он уже отнял четверть башни Борзых, полностью уничтожил Мануловых и подчинил себе одну из Барсовых. А это уже угроза всем кланам первого и второго основания. Если Тигровы решили поглотить более мелкие роды, принадлежащие к их ветке, не захотят ли заняться этим Медведевы или Волковы?

К счастью, дальше опасений и разговоров дело не шло, ведь сезон продолжался, эвакуация внешних секторов перекинулась на два вспомогательных, и у людей было полно других забот. Один только слух о гигантских деревьях, выросших на месте свиноферм, пугал больше, чем любые Тигровые.

— Ну хватит!.. — рассмеявшись проговорил я и заслонился ладонью от горячего шершавого, словно наждачка, языка. В первое мгновение я подумал, что снова дома, и мой кот Васька лезет в лицо, а ведь он тем же языком вылизывал себе… везде в общем. Но стоило немного прийти в себя, как пальцы почувствовали прохладный песок.

Открывать глаза не хотелось, тем более что я прекрасно осознавал, что именно увижу. Длинные молнии пробивались даже сквозь закрытые веки. Мир без солнца, в котором свет дают лишь далёкие разряды, а из туч никогда не падает ни одной капли. Планета вечных штормов с фиолетовым песком. Моя территория.

Сколько я здесь уже? День? Неделю? Вечность? Здесь нет смены суток и даже разницы между часами. Легко потеряться во времени. Да и пространства здесь как такового не существовало. Целый мир, пожалуй, для одного меня многовато. И единственный плюс — я не чувствовал голода или жажды.

Всё, что делило для меня сутки, — это сон, в который я проваливался спустя, наверное, верно сказать — многие часы бега. Сознание выхватывало отдельные мысли и воспоминания. Мне было приятно гоняться за пушистым комком шерсти, который то шипел, то урчал у меня под боком. Игра в охоту занимала всё моё время.

— Стоп! Хватит! — я резко одёрнул себя, беря контроль над телом.

Мышцы тут же заныли, лапы дёргались, требуя мчаться вперёд. Ловить, играть…

— Хватит! — я со всего размаху отвесил себе оплеуху, оставляя на щеке длинные царапины от когтей. Тело, моё и не моё одновременно. Мысли, простые, весёлые, дикие. К чему тревоги и переживания, если можно жить такой жизнью? Лёгкой, беззаботной, вечной.

— Довольно. Это не мои мысли, — замотал я головой, рыкнул и со всей силы ударил лапой по скале. Один раз, другой, третий. До тех пор, пока на камне не остались следы крови. — Там мои люди. Там мои… девушки. Там сестра. Я не сдамся. Никогда.

Как мне вернуться? Что сделать, чтобы найти проход отсюда? Меня снова клонило в сон. Необъяснимая тяжесть навалилась на веки и тянула их вниз, но вместо этого я вскочил, мотая головой. Манул тут же оказался рядом, весело мяукнул, поведя хвостом, за который так хотелось ухватить зубами. Погнаться, показывая ловкость и силу…

— Не смей. Это моя голова, мой разум и моя сила. И ты, мой, а не наоборот, — рыча проговорил я, пытаясь сосредоточится на воспоминаниях.

Там, снаружи, сотни километров стен, на которых несут дозор тысячи бойцов. Они исполняют свой долг, ежесекундно охраняя покой последних выживших. В туннелях подземных крепостей, окопах и фортах бьются насмерть самые отчаянные… а я тут…

Чем больше я думал об этом, тем больше злился сам на себя, но эта злость не давала уверенности. Больше того, всё труднее было контролировать собственные мысли, направлять их в нужном направлении.

И тогда я постарался сосредоточиться на сестре. На том, как мы жили до всего этого. Но воспоминания оказались лишь размытыми пятнами, я даже Надю едва помнил и не был до конца уверен, что узнаю её при личной встрече. А мысли всё чаще возвращались к прячущемуся за скалой манулу, от которого виднелся только бьющий по песку хвост.

Я едва успел поймать себя на желании сгруппироваться и прыгнуть на кота, играя с ним в прятки. С рыком выбросить из головы мысли моей второй сущности.

Тигрёнку во мне не хотелось наружу, ему не нужны были ни люди, ни окопы, ни сражения. Безразлична пропавшая до его рождения сестра. Он хотел лишь играть и развлекаться. Беззаботно резвиться на просторах собственного мира.

— Ну ладно, тупое животное, твоя взяла, — не собираясь сдаваться, проговорил я. — Значит, будем брать звериными инстинктами.

Зажмурившись, я сосредоточился на ближайших воспоминаниях. На новообретённых друзьях и соратниках. На Быкове с Мануловым, на Даниле и Белкове. На девушках… и когда дошёл мыслями до проведённых ночей с Ольгой и Жанной из горла сам собой раздался утробный рык, смешанный из желания, стыда и грусти.

— А, проняло? Они сюда не явятся. Если хочешь самочку, придётся выбираться наружу, — проговорил я, снова возвращаясь мыслями к девушкам. Тигрёнок в моей голове будто съёжился, чуть отступая, и я заметил, что песок струится между удлинившихся пальцев. Ступни погрузились по лодыжку там, где ещё секунду назад я спокойно стоял. Центр тяжести сместился.

— Мяф, — раздалось не слишком довольное высказывание сбоку, а затем мир будто выгнуло, исказив как гигантскую линзу, и меня выкинуло наружу.

Под ухом раздался противный писк, и с трудом открыв глаза, я обнаружил, что лежу в белой больничной палате. Единственным светом в комнате была красная мигающая лампочка на стоящем у койки приборе. Но вот в коридоре загорелся яркий свет, в комнату ворвалось сразу несколько силуэтов, и меня ослепила вспыхнувшая под потолком лампа.

«Сара, где я?» — спросил я мысленно, но ответа не получил.

— Пациент очнулся, — услышал я неприятный каркающий голос. — Посмотрите на меня, на свет. Реакция зрачков нормальная, но наблюдается небольшая дезориентация.

— Сара, какого черта происходит? — спросил я, обращаясь к ассистентке.

— Здесь нет никакой Сары. Меня зовут доктор Леонид Васильевич Ворокин. В данный момент ваш лечащий врач. Вы меня понимаете?

— Да, понимаю. Но и Сара должна быть где-то здесь, — щурясь сказал я. — Сара!

— Пациент дезориентирован. Возможная причина — пребывание в святилище, — спокойно продолжил врач, которого я едва видел через слёзы в глазах. — Бредит, зовёт…

— Да здесь я, сколько можно орать, — недовольно пропищала фея, и, сморгнув, я наконец сумел её разглядеть. Что сказать, в весе она потеряла порядком. А вот в размахе крыльев, наоборот, прибавила раза в два.

— Это ещё что? — ошарашенно проговорил врач.

— Что происходит? Где ты была и почему я тебя не слышу.

— А нечего было выпадать из реальности на несколько дней, — буркнула Сара, подлетев к моей левой ладони и быстро втягиваясь в тело. — Мне понадобится несколько минут на повторную адаптацию.