Перевозчик (СИ) - Денисов Константин Владимирович

Я почувствовал, что главные как-то сразу внутренне сдулись.

— И что ты предлагаешь? — пытаясь сохранять предыдущую тональность, крикнул тот, у которого факел уже горел. Но всем на перекрёстке было понятно, что ситуация изменилась.

— Отдайте её нам, — сказал я, — со своей стороны могу пообещать, что в ваш район она больше никогда не вернётся. И она вам это пообещает тоже, хотя возможности вернуться у неё и не будет.

— А куда ты её денешь, что она не сможет вернуться? — прищурился самый старый.

— Какая вам-то разница, если вы всё равно её сжечь собирались? — удивился я, — не будет её, да и ладно!

— Да отдайте её к чертям, что мы, звери что ли, в самом деле, людей жечь! — раздался из толпы женский голос, — пусть только пообещают, что здесь её не будет.

— Да как им можно верить? — крикнул старый, но его тут же заслонил тот, что с горящим факелом. Он почувствовал и изменившееся настроение толпы, и то, что ему, если что, придётся поджигать, а делать этого совершенно не хотелось. В общем, он уже был готов изменить мнение, нужно было только дожать.

— Обещай, что никогда сюда не вернёшься! — сказал я девке.

— Вот ещё! — окрысилась та.

— Обещай, дура! — спокойно сказал я, — это твой единственный шанс. Сдохнешь ведь! Пойми, драться за тебя никто не будет. Могла воровать, смоги и покаяться.

— Чего? — опешила девка.

— Кайся! — рявкнул я, — проси прощения за содеянное у этих людей и обещай, что никогда больше сюда не вернёшься.

Она уставилась на меня, и мы некоторое время смотрели в глаза друг другу, не видя больше ничего вокруг.

Что я увидел в её глазах? Бездну одиночества. Такое встречалось часто после магопокалипсиса, но все переживали это по-разному. Она вот прятала своё за агрессию и асоциальный образ жизни, выраженный через воровство.

— Думаешь, мы не пытались? — усмехнулся старый, — она не понимает русского языка и ни с кем не разговаривает. Это не человек, это дикий зверь в человеческом обличии. С такими говорить бесполезно, только истреблять.

Я не знаю, что она разглядела в моих глазах, но пока мы с ней играли в гляделки, в ней как будто что-то надломилось. Уж не знаю, поверила ли она мне, или, может, просто решила ухватиться за соломинку, но услышав слова старика про то, что она зверь, девушка вздрогнула, в уголке её левого глаза что-то на секунду блеснуло, она резко вскинула голову и повернулась к людям.

— Я прошу прощения за всё то зло, что вам причинила, — хриплым голосом сказала девушка, и был видно, как тяжело даются ей эти слова. Она сама до конца не верила, что извиняется перед жителями района, ведь до этого твёрдо решила, что никогда в жизни этого не сделает, — и я обещаю, что никогда сюда не вернусь, если вы меня отпустите.

Толпа удивлённо и даже немного удовлетворённо загудела.

— Да, это поразительно, — подозрительно сказала старый, — настолько, что попахивает подставой. Они с ней точно знакомы.

— Уймись уже! — недовольно огрызнулся на него тот, что с факелом, который, чем дальше, тем больше хотел разрешить эту ситуацию миром, без сжигания людей. И происходящее казалось ему хорошим шансом из этого выскочить. Старик сейчас только мешал, продолжая нагнетать обстановку. Все остальные вроде как тоже были не против отпустить девку.

— Ты не сможешь её контролировать, — сказал тот, что с факелом, но уже спокойно, и это было уже похоже на обсуждение деталей сделки, — она совершенно неуправляемая, и очень шустрая. Просто невероятно.

— Шустрила? — спросил я у девки.

Она вскинула голову и удивлённо на меня посмотрела. Похоже, что я попал в точку. Видимо, она знала, что у неё за дар, а жители района нет, и просто считали её хорошо подготовленной и спортивной.

— Шустрила! Ха! — усмехнулся мужик с факелом, — можно и так сказать. Ей подходит! В общем, я о том, что ты её не удержишь, если она вдруг решит сбежать.

— Что-нибудь придумаем, — кивнул я Пете, который уже пришёл и некоторое время наблюдал со стороны, ожидая от меня сигнала.

Петя подошёл и протянул мне наручники.

— Да у них здесь целя банда! — воскликнул старый, на что получил обжигающий взгляд от того, что с факелом.

Похоже, что по местной иерархии старик был ниже, так что ему всё же пришлось заткнуться и перестать провоцировать конфликт, тем более никто его начинание не поддерживал и он сам это прекрасно чувствовал.

Я взял наручники и одно кольцо замкнул вокруг своей кисти, а второе поднял вверх.

— Думаю, на первое время хватит, чтобы она не убежала, даже если захочет, а потом, думаю, мы договоримся. Но она и не захочет сбегать, — сказал я.

— А что, если она вернётся и всё пойдёт по-старому? — спросил тот, что с факелом.

— Такого не будет, — сказал я, — даю слово. Но если предположить гипотетически, что это случилось, то мой совет будет очень простой: пристрелите её. Не нужно вот этого самосуда на площади и сожжения на кострах.

— Мы хотели по нормальному, чтобы суд и приговор, — сказал факельщик.

— А получилось, наоборот, — сказал я, — в общем, не буду учить вас жить, вы здесь люди взрослые, сами разберётесь, что к чему.

— Ты там это, — неуверенно сказал факельщик, — если будет возможность, скажи гуманитарщикам, что нам очень не хватает продуктов. И помалу привозят, и не было уже давно их.

— Да, завозить продукты в город очень тяжело, а людей здесь осталось много. Сажайте огороды, что я вам могу сказать? Многие так уже давно делают. Перепахивают все газоны и всю открытую землю под грядки. В разрушенных домах устраивают теплицы. Надо либо работать, либо выбираться из города, но там всё равно работать. Гуманитарка скоро совсем может закончиться. Очень сложно её возить сюда. Вы даже представить себе не можете насколько! В районе, сколько человек осталось? — после паузы спросил я.

— Около тысячи двухсот, — сказал факельщик.

— Хорошо, — кивнул я, — будет возможность, я обязательно передам, но обещать ничего не могу.

— А у тебя правда есть связи с гуманитарщиками? — недоверчиво сказал старый.

— Есть, — сказал я, — но только это не значит, что я им что-то скажу, и они сразу побегут выполнять. Это не так работает.

— Да мы понимаем, — вздохнул факельщик, и по нему было понятно, что пусть даже слабая и призрачная надежда это всё равно лучше, чем никакой, — ладно, забирай её! Но ты уж слово своё сдержи! Мы и так тут едва с голода не мрём, а она последнее отбирает.

— Понять я ваши чувства могу, — сказал я, застёгивая второй браслет на девушке, — но принять нет. Развязывайте её.

Руки у неё были связаны сзади, за столбом. И связаны очень добротно. Пришлось подождать, пока размотают всю накрученную туда туго верёвку.

Когда путы сняли, она потрясла руками, которые видно онемели от недостатка крови, и взглянула на меня, мол, что дальше?

— Пойдём, Шустрила!

— Куда? — задала она мучивший её вопрос. Ведь то, что она избежала только что смерти, ещё ничего не значило. Мы вполне могли подвернуть её ещё большим страданиям.

— Держать данное нами слово, — улыбнулся я.

16. Пуля из…

Мы спокойно уходили по улице не оглядываясь. Я всей спиной чувствовал направленные на нас сотни глаз. Всё-таки во взглядах есть какая-то необъяснимая энергия. Сейчас я ощущал это просто физически.

Шустрила, шла рядом со мной, пристёгнутая наручниками. Пока что она не предпринимала никаких попыток сбежать или вообще проявить характер. Видимо, ждала куда вся эта ситуация выведет. Ну и наручники тоже были сдерживающим фактором.

Да, всё пошло немного не по плану. Вместо того чтобы быть незаметными, мы привлекли к себе всеобщее внимание. С другой стороны, у «чёрных» не должно быть повода связать нас и пропажу конвоя, даже если они будут расспрашивать местное население. Единственное, что могло указать на нас, это время появления в этом районе. Поэтому нам нужно было побыстрее скрыться с глаз и затаиться в укромном месте.