Возвышение. Земли Ордена (СИ) - Игнатов Михаил

— Чего пялишься? Нравится?

Услышал я мыслеречь Седого.

Это он говорил явно не мне, а значит, Пересмешнику? Какого дарса? Рейка слишком молода для него. Да и вообще, она и этот жёлчный убийца, что годится ей в деды? Ни за что! Я отстранился от восприятия, поджал губы, впившись взглядом в Пересмешника. Которому не было до меня дела.

— Тебе какое дело? Нравятся женщины со шрамами? — огрызнулся Пересмешник.

— А если, да?

Я про себя выдохнул и отвёл взгляд. Они про Амму, дарс меня побери. Как меня заело. А ведь Рейка лишь названная сестра, так-то у меня где-то на землях Мадов растёт Лейла, и скоро вокруг неё тоже начнут виться парни. Или не начнут? Как она устроена, жизнь Говорящей с Небом?

Впервые за много-много месяцев мне снова захотелось как можно быстрей отыскать семью и соединиться с ней. До этого я решил, что Мады дадут им больше, чем мог бы дать я, но сейчас всё совсем по-другому. Почти по-другому. Я, конечно, уже не бесправный сбежавший долговой слуга, на которого охотятся пять фракций, но и далеко не глава одной из десяти сильнейших фракций Империи.

Семье у Мадов всё ещё лучше. Хотя бы до тех пор, пока я не верну Ордену земли в Четвёртом поясе и не получу место, в которое не сумеет проникнуть никакой враг. Вопрос только в том, захотят ли они в этом далёком будущем сменить уже привычный дом на новый?

— То можешь позвать её пить вино при свете луны, — отрезал Пересмешник. — Не претендую. Мне лишь почему-то знакомо её лицо.

— Да? — Седой отхлебнул вина. — Это вроде та самая ручная убийца молодого главы. Сильна и знакома тебе. Может, она из твоих? Осудили и вышвырнули из Империи?

— Из каких таких моих?

— Убийц.

— Моих… Ха! Нет, точно не из них. Но всё равно кажется знакомой.

— Тогда из других твоих. Из тех, кого ты убил. Может, дочь одной из твоих целей, которую ты прикончил за деньги?

— Аранви, иди к гарху под хвост со своим ядом.

— Разве это яд? Суровая правда жизни наёмного убийцы.

— А ты сам не ищешь в толпе детей убитых тобой в Алых Пиках?

Пока они вяло переругивались, Рейка, Кирт, Гавал и Амма устроились в заведении напротив и чуть наискось, что для нашего восприятия было, считай, на расстоянии вытянутой руки. У них было весело: четверо парней наперебой шутили и развлекали Рейку, то и дело заставляя её улыбаться и смеяться. Кирт и Амма расположились за соседним столом и не вмешивались. Впрочем, я ведь и оставлял их для того, чтобы они стали Рейке охраной и опорой, а не чем-то большим.

Рейка засмеялась очередной шутке, понятной только своим. Я же поморщился, раздражённый.

Седой хмыкнул:

— Что-то рядом с твоей Рейкой слишком много парней, молодой глава.

— О, ты решил отлить своего яда даже главе? — изумился Пересмешник.

Я в сторону Седого и глазом не повёл. Умник. Да и решил уже всё и без его замечаний. Нет, я не буду туда входить и устраивать сцену соединения, мешая чужому разговору. Да и начну не с Рейки. Чего мешать, когда ей так весело?

Повернул голову к помощнику магистра:

— Позови сюда Амму. От лица магистра.

— Понял, уважаемый гость, — кивнул помощник и сделал шаг к раздвижной ширме.

Но в этот миг лопнула чашка в руке у Пересмешника, а затем он прохрипел:

— Амма? Её зовут Амма?

Седой радостно спросил:

— С чего это стало вдруг важно? Всё же из твоих? Вспомнил?

Пересмешник не ответил, одним движением отшвырнув в сторону стол. Через миг он уже был через два кабинета от нас, на полпути к лестнице, снеся с пути ширму входа. Я только и успел, что обернуться к нему и вбить в его печать новый символ Древних.

Стоять.

Это даже не замедлило его бега.

Стоять! Вбил я в печать второй цвет, и тут же добавил третий. СТОЯТЬ!

Пересмешник замер, хрипя, на середине шага, рыкнул, опуская ногу, поднял вторую, отрывая её от пола под яростную пульсацию печати.

Я стиснул зубы и едва ли не одним мысленным мазком преобразовал его трёхцветную печать, сминая и перекраивая её в новую печать, печать, сформированную по сектантскому образцу — через отдельные кольца условия, пусть и пустые. Занято было только одно, единственным уцелевшим после трансформации символом-приказом «замри», но этого хватило, чтобы, наконец, превратить Пересмешника в статую. Хорошо, что мы не на площади проверки и никто в городе не узнает… Или узнает?

Слуга харчевни, которого Пересмешник едва не снёс вместе с ширмой, попятился со своим вином, белея на глазах. Помощник магистра крутанул головой на Пересмешника, на нас с Седым, прищурился и одним шагом оказался рядом со слугой, впившись пальцами ему в плечо.

— Вон отсюда, — отшвырнул его дальше в коридор. — Позовём, когда понадобишься. И держи язык за зубами, надеюсь, ты меня понял? Или мне пояснить, что бывает с болтливыми?

— Нет, нет-нет-нет, старший, я понимаю, как устроена жизнь, — уже не бледнея, а серея, попятился слуга харчевни.

— Надеюсь.

Едва слуга, стороной оббежав хрипящего Пересмешника, скатился вниз по лестнице, как помощник магистра повернулся ко мне:

— Уважаемый гость, мы не одни здесь.

Я мрачно кивнул. Это я знаю, возможно, получше него самого: восприятие, сосредоточенное только на этом этаже харчевни, доносит до меня и число других гостей, и их удивлённые рожи, которые они оборачивают в сторону шума, проникшего к ним извне, и то, как они поднимаются со своих мест, собираясь выглянуть из-за занавесок и ширм.

Вбил в круги печати новые символы языка Древних и рявкнул:

— Пересмешник! Ко мне и объяснись. Живо! Это приказ!

Я получше кого-либо представлявший, какую боль он сейчас испытывает, с мрачным сожалением глядел, как он техникой вернулся и впился в меня ненавидящим взглядом.

Но было не до его глупой ненависти. Я коротко приказал:

— Объясняйся.

Он прохрипел:

— Это только моё…

Я оборвал его:

— Хватит нести чушь. ОБЪЯСНИСЬ!

Пересмешник ещё вдох пытался прожечь меня взглядом, а затем как-то разом осунулся, поник, опустив плечи, а Верность над ним перестала пульсировать.

Послышался чей-то недовольный окрик:

— Эй! Что там у вас происходит? Слуга!

Помощник магистра скользнул прочь из нашего кабинета, подхватив ширму, ловко приладил её на место, и уже через вдох шагнул навстречу потревоженным соседям:

— Уважаемые, один из гостей немного перебрал, но мы уже его утихомирили. Прошу прощения за беспокойство.

— Прощения он просит. Что за обслуживание, слуга⁈ Почему я должен терпеть рядом с собой каких-то буйных пьяниц?

— Ну что вы, уважаемый гость города, зачем бросаться такими словами? Вы гость, он гость, вы уважаемый, он уважаемый. Всего лишь небольшой шум.

Удобно, когда у тебя есть человек, берущий на себя проблемы.

Пересмешник выдохнул, разом заставив меня позабыть о мелочах:

— Она моя дочь.

Если я как-то разом потерял дар речи, то Седой нет.

— Дочь? Ну у вас и семейка. И кого она убила, что её сослали сюда?

— Ты! — вскинулся Пересмешник. — Моя дочь никого… — он оборвал сам себя, повернул голову к окну и сдавленно выдохнул. — Она оказалась здесь из-за меня.

— Погоди, — немного пришёл я в себя и спросил. — Если она твоя дочь, то Кирт что, твой сын?

Пересмешник обернулся ко мне, взгляд его был растерянный и непонимающий:

— Сын?

— Молодой глава же сказал, что Кирт брат Аммы, — хмыкнул Седой, хотя я вроде такого не говорил.

Но Пересмешника проняло, он сглотнул, снова обернулся к окну, явно теперь рассматривая Кирта, выдохнул:

— Я… Нет… Да. Не знаю. Не знаю! — повторил он сдавлено. — Когда нас поймали, то была только Амма. Я не… — он мотнул головой и вдруг жёстко сказал. — Неважно. Он мой сын. Само Небо после всех лет испытаний подарило мне эту встречу.