Борьба за господство (СИ) - "Strelok"

Последним из тени вывалился человек-волынка. Брюшная полость разрезана и натянута, кишки перекинуты в стороны, из разорванных ребер торчали костяные трубки. Когда он дернулся, из труб вырвался протяжный вой, будто кто-то надувал инструмент.

Отряд встретил их шквальным огнем. Автоматы, пулеметы, гранаты — все слилось в один ритм. Двоих ульевых воинов прыгуны успели порвать на части, но остальные воины не дрогнули и продолжили стрелять, пока тварей не превратили в изрешеченный фарш.

Один из прыгунов прорвался ближе всех. Нижинский поднял руку, и в ней вспыхнуло пульсирующее свечение. С пальцев сорвался сгусток плазмы и ударил прямо в голову мутанту.

Эффект был мгновенный. Сфера прожгла череп, а затем словно вскипятила содержимое. Кожа и кости почернели, пар вырвался из глазниц и рта, запахло вареным мясом. Прыгун дернулся, рухнул и не пошевелился.

— Не расслабляться, -коротко сказал Нижинский, проверяя бойцов.

Большие двери зала филармонии поддались не сразу. Пришлось проламывать вручную. Когда с препятствием разобрались, бойцы шагнули в главный зал и замерли.

Сцена, открывшаяся им, выбивала почву из-под ног, заставляла думать, что это кошмарный сон.

В центре возвышался трон, слепленный не из дерева и камня, а из человеческих тел. Женские фигуры, связанные между собой биомассой, образовывали спинку и подлокотники. Руки и головы тянулись вверх, превращенные в замысловатый узор, лица были застывшими масками боли. Каждая из них еще дышала, тела судорожно вздрагивали, грудные клетки еле заметно поднимались.

На этом троне сидел сам Скрипач. Худощавый, невзрачный человек в потрепанном фраке, напоминающем концертный костюм. Лицо узкое, кожа серая, под красными глазами черные круги. Взгляд горел тусклым, но неугасимым фанатизмом. Он выглядел как блеклый музыкант, но ментальный фон выдавал в нем абсолютное чудовище. Из его сознания исходили образы, бьющие в головы штурмовиков: залы, заполненные сотнями тел, поющими в унисон, улицы, где стоны и крики превращены в хор, идеальная симфония боли, которую он стремился создать.

В руках Скрипач держал инструмент. Это была девушка или то, что от нее осталось. Ее тело было искривлено, ноги вытянуты назад и вросли в подставку, руки срослись в гриф, голова запрокинута назад, рот раскрыт в беззвучном крике. Из груди торчали четыре толстые жилы, натянутые как струны. Скрипач водил по ним смычком, сделанным из кости, и звуки, вырывающиеся наружу, были не музыкой, а визгом, раздирающим уши.

Телепатический фон синхронизировался с этим звуком. Каждый аккорд прожигал мозг, посылая видения — лица, кричащие в унисон, тела, сплетенные в один гигантский хор; мысль о том, что лишь через страдание можно достичь идеальной гармонии.

Ульевые воины вздрогнули. Несколько человек едва не упали на колени. Нижинский стоял твердо, но его нутро сжалось. Перед ним был не просто безумец, а отбитое наглухо чудовище, которое готово превратить весь мир в свой «„оркестр“». Пророк был прав, Скрипач хуже любых федералов, хуже Единства…

Альфа поднял голову. Его взгляд был пуст, но в ментальном фоне прозвучала ясная мысль:

+Вы мешаете мне довести симфонию до совершенства.+

Зал наполнился гулом стонов, стоны сливались в аккорды, аккорды переходили в вой. Живая скрипка зазвучала громче, жилы натянулись, и звук словно выдирал куски сознания у тех, кто находился рядом.

Даже для тех, кто видел ужасы пандемии, это было слишком. Ульевики начали стрелять по орущим телам, чтобы заглушить крики, но звук не стихал, Скрипач продолжал играть. Нижинский сам чуть не поддался желанию пустить уроду пулю промеж глаз…

— Ты больной ублюдок, -сказал он спокойно, без крика.

Скрипач улыбнулся с дрожью в губах, но с фанатичной радостью в глазах.

— Даже вы меня не понимаете. А остальные и подавно. Я единственный, кто способен создать симфонию совершенства.

Его пальцы дернули жилы сильнее, и «„скрипка“» заорала в унисон с плачем живого трона. Воины вокруг застонали, у двоих пошла кровь из носа.

Нижинский не стал отвечать словами. Он ускорил шаг, поднял автомат и со всего размаху ударил прикладом по голове Скрипача. Тот дернулся, смычок выпал из руки, звук оборвался. Безумные образы мгновенно исчезли, как будто кто-то выключил усилитель.

Скрипач завалился на бок, обмяк, но оставался жив. Нижинский коротко махнул рукой, и ульевые воины сразу бросились вперед. Его связали цепями, нацепили несколько пар наручников и сверху замотали в толстую фольгу -изолятор для сигналов.

В зале воцарилась повисла тяжелая тишина. Только живая скрипка еще дергалась, но один из бойцов выстрелом оборвал ее мучения.

Нижинский посмотрел на тело Скрипача и хмуро отметил про себя: он даже не надеялся взять этого психа живым. Но теперь перед ним лежал связанный, безоружный альфа — источник кошмара, слухи о котором разнеслись по всей европейской части бывшей России.

+Миссия завершена, город под контролем. Груз готов к транспортировке.+

— А с ульем как быть? -уточнил один из лейтенантов Защитника. — Нельзя оставлять этих бедолаг вот так…

Нижинский ни секунды не сомневался:

— Натаскайте сюда побольше дров, какого-нибудь горючего хлама, залейте бензином и подожгите.

Возражений не последовало. Когда колонна Единства организованно покидала город, высоко в небо поднимался черный столб дыма — последнее напоминание о творившихся здесь кошмарах. Больше Нижинского ничего в Пскове не держало, хотя часть подразделений осталась прочесать город в поисках выживших, каких-нибудь ценных припасов, оборудования.

Из обрывочной, разрозненной памяти местных ходоков и вмурованных в сожженный улей бедолаг Нижинский восстановил хронологию событий, как здесь все скатилось в ад.

В начале пандемии Псков жил в привычном ритме, предприятия работали, люди ходили на работу, учебу, гуляли, радовались жизни. По телевизору и радио звучали сводки: все под контролем, очаги заражения локализованы, военные работают. Но на самом деле все шло вразнос. Хронофаг распространялся не только через укусы, но и воздушно-капельным путем, система обрушилась за считаные недели.

Армия не собиралась защищать сам город. Военные части действовали строго по плану «„Заслон“», утвержденному еще до того, как прошлогодние события в Гонконге переросли в общемировую катастрофу.

Вооруженные силы отходили к заранее подготовленным районам безопасности, где концентрировались ресурсы и эвакуированное население. Псков в эту схему не входил. Людей оставили фактически на произвол судьбы.

Полиция, Росгвардия, остатки МЧС и добровольцы пытались что-то противопоставить. На улицах ставили блокпосты, патрули сперва отлавливали, затем уже отстреливали зараженных, местные предприниматели делились провизией, организовывали склады и нормированную раздачу. Несколько недель казалось, что удержаться еще можно.

Но зараженных становилось все больше. Хронофаг косил людей прямо в убежищах, даже среди тех, кто не контактировал с укушенными. Изоляция не помогала, в каждой группе рано или поздно появлялся больной, а за ним десяток новых. Страх перерастал в панику.

К середине лета город не был прежним. Целые кварталы опустели или начали превращаться в ульи. Те, кто еще сохранял волю к борьбе, объединялись в стихийные дружины, но силы были слишком неравны. Вскоре ряды ходоков пополнили развитые и прыгуны.

В воспоминаниях мелькали картины: полицейские кордоны, которые сметали орды зараженных первой стадии. Толпы людей у закрытых ворот в убежища, куда никого не пускали. Бесконечные похороны без гробов, просто ямы, в которые сбрасывали тела…

К августу Псков окончательно пал. В городе оставались разобщенные группы выживших, которые каждую ночь теряли кого-то из своих. Именно тогда и начал набирать силу будущий Скрипач, выдавая себя явно. Он лишь наблюдал, ждал, пока старый порядок падет окончательно.

Когда это произошло, на поверхность всплывать появляться новые лидеры.