Башня. Новый ковчег-5 - Букреева Евгения

– Да нет, Серёжа, это большая потеря не только для нас, но и для всей Башни. И слово «печально» – совсем не то слово, которое характеризует ситуацию, в которой мы окажемся после смерти Руфимова. Руфимов – начальник энергетического сектора, на нём много всего завязано. И ты что, уже нашел ему замену?

– Да перестаньте, Борис Андреевич, незаменимых людей у нас нет. Ничего без вашего Руфимова не рухнет. Ни сейчас, ни потом. Не надо делать из меня идиота. Справитесь и без него. Так что, выкручивайтесь там сами…

– Значит так, Сергей, – не выдержал Павел. – Сегодня же ты организуешь нам бригаду медиков, мобильную операционную и далее по списку. И вместе с ними доставишь нам Бондаренко, начальника Южной станции, он здесь тоже необходим. Сегодня же, это понятно?

На том конце провода воцарилось молчание. Борис посмотрел на Павла и укоризненно качнул головой. Тактика танка она, конечно, иногда работает, но в данном случае…

– Ты сейчас шутишь, Паша? – наконец ожил аппарат. – Смешно. Спасибо, что развлёк меня.

– Нет, я не шучу. Мне не до шуток, Серёжа. Не сегодня-завтра Южная станция начнёт давать сбои, уровень падает слишком быстро. Нам необходимо синхронизировать снижение мощности на волновой с постепенным запуском тут. И это очень серьёзно.

– Ну, в качестве исключения, мы можем дать вам связь с Южной станцией, будете переговариваться с вашим Бондаренко, синхронизироваться. Если вы заберёте к себе всех инженеров, у нас-то кто останется.

– На Южной станции будет новый начальник – Васильев. Его надо обменять на Бондаренко. Он к вечеру будет готов.

– Послушай, Паша, ты не в том положении, чтобы ставить мне условия. Все эти ваши перестановки, одного туда, другого сюда… Хватит уже мне голову морочить.

– Серёжа, – влез Борис. – Ну вот что ты упёрся? Мы же ничего такого сверхъестественного не требуем. Тебе-то какая разница? Тебе и самому прежде всего выгодно, чтобы у нас тут всё заработало. Да, ты почти выиграл. И у нас после запуска не останется другого выхода, как сдаться тебе. Так давай, чёрт возьми, уже всё запустим. Отправь нам Бондаренко – взамен получишь Васильева.

– Чем вам, интересно, этот Васильев не угодил? Что вы там темните? Замышляете что-то?

– Да потому что мы не можем ставить под угрозу весь запуск из-за некомпетенции и истерик одного специалиста! Тут каждая мелочь может стоить всем нам жизни! – рявкнул Павел, и Борис был вынужден положить ему руку на плечо, чтобы осадить.

– Разбирайтесь сами с вашими кадровыми проблемами, у вас там две сотни человек по моим данным, как-нибудь осилите.

Борис сосредоточенно просчитывал варианты. Давить им было нечем, они и так практически выложили все карты, играли в открытую, ничего не скрывая, потому что – а что тут скрывать? Руфимов действительно без операции умрёт, и да, на сегодняшний день, с переходом на рельсы атомной энергетики, он практически незаменим, других равноценных Марату специалистов они ещё не вырастили. Та история с Васильевым, которую Павел успел рассказать до начала сегодняшних переговоров, иллюстрировала это как нельзя лучше. Но вся беда была в том, что Ставицкий, казалось, реально не понимал всей угрозы ситуации. Он не боялся, и, как его убедить, Борис не знал.

Переговоры в очередной раз зашли в тупик. Литвинов испугался, что сейчас Ставицкий просто выйдет из эфира, обрубив связь, как он это всегда и делал, демонстрируя напоследок свою власть, но он просто замолчал, и вдруг Борису почудилось, что там, на том конце провода, кто-то очень тихо говорит. Интересно, кто? Или это помехи на линии? Он прислушался, но трубка опять ожила, и из неё полился мягкий бархатный голос Ставицкого.

– А, впрочем, почему бы мне не сделать вам приятное? Тем более, что сила, как вы сами прекрасно понимаете, на моей стороне. А сильные люди должны быть великодушны. Так что, сегодня в семь вечера у северного входа состоится обмен – доставим вам Бондаренко, а вы нам отдадите Васильева.

– И медиков тоже, – поспешно добавил Борис, удивляясь, почему Ставицкий вдруг изменил своё мнение, но безошибочно интуитивно почуяв, что надо додавливать по максимуму. – Медиков, операционную и медикаменты по списку.

Снова молчание. Нет, теперь Борис точно слышал – Ставицкий был не один, кто-то давал ему советы, и кем бы ни был этот советчик, Серёжа его слушался. Всё это совсем не нравилось Борису, потому что он понимал, что неспроста Ставицкий вдруг пошёл на попятную.

– Хорошо, будет вам всё. Считайте это жестом моей доброй воли. А теперь, извините, у меня очень много дел, я и так слишком много потратил на вас своего времени. Всего хорошего.

Связь отключилась. Павел с удивлением посмотрел на Литвинова, наконец-то выпуская из рук трубку.

– Хотел бы я, чёрт побери, знать, что это было, – пробормотал Борис.

– Думаешь, он что-то затевает? Что именно? Собирается пойти на штурм?

– Чёрт его знает, Паша. Не понимаю. Но он там был не один. Ты же тоже это слышал? Кто-то заставил его переменить решение – не собирался он нам ничего давать. А потом вдруг – раз и всё сдал, практически без боя. Странно…

– Надо поговорить с Алёхиным. К семи максимально усилить всю охрану. Не исключено, что они могут полезть с другого входа, пока мы совершаем обмен на северном. Поговоришь?

– Поговорю, – кивнул Борис. Он снова и снова прокручивал про себя разговор, пытаясь понять, после какой именно фразы Ставицкий и этот таинственный его советник поменяли мнение. Что они задумали? – Не волнуйся, Паша, подготовлю всё в лучшем виде. До семи времени полно. Ты иди, работай свою важную работу. Кстати, ты уже позавтракал?

– Не успел, – отмахнулся Павел.

– Вот и я не успел, дела у меня с утра были, – Борис опять непроизвольно прикоснулся к щеке. – Пошли перекусим по-быстрому, что ли? У нас сегодня с тобой, Паша, чертовски трудный день. Хотя, когда у нас эти дни были лёгкими?

– Ну, пойдём. Если по-быстрому, – согласился Павел.

***

– Поедим тут, в общем зале, времени у меня мало, – решительно заявил Савельев, когда они вошли в столовую, и направился к окошку раздачи еды.

– Эх, Паша, твоя демократичность тебя погубит, – проворчал Борис, следуя за другом. – Я понимаю, как совесть нации и нравственный ориентир ты должен быть ближе к народу…

– Заткнись уже, – беззлобно посоветовал Савельев. – Лучше подумай, как нам этот обмен вечером организовать, чтобы получилось без сюрпризов. С Васильевым я сам переговорю, остальное возьми на себя – военные, охрана, получение оборудования. Медики прибудут – надо им подготовить комнаты.

– Ты, Паша, не учи учёного. Соображу как-нибудь, – буркнул Борис.

Они уже подошли к раздаче, и симпатичная кудрявая девушка, стрельнув в Бориса глазами и тут же засияв кокетливой улыбкой, выставила перед ними две тарелки с ароматной пшённой кашей.

Литвинов привычно расплылся в ответной улыбке. Девушка эта, когда стояла на раздаче, всегда строила ему глазки, и в другое время он бы… Девушка была хороша, особенно полный, даже на вид упругий бюст, пуговицы на белом халатике с трудом удерживали в себе это великолепие. А может, чёрт с ней, с бешеной Пашкиной сестрицей, эта вот явно на всё готова, бери её голыми руками, как эту кралю зовут – Оленька, Леночка? – Борис никак не мог вспомнить.

– Я вам побольше масла положила, Борис Андреевич, – доверительно сообщила то ли Оленька, то ли Леночка, а может и Катенька, кто ж их упомнит.

– Спасибо, из ваших прекрасных ручек я готов есть кашу и вовсе без масла, – машинально отреагировал Борис, а Пашка тихо хмыкнул.

Они не успели отойти от раздачи, как к Павлу подскочил какой-то взлохмаченный тип, кажется из инженеров, и быстро о чём-то заговорил. Савельев отставил в сторону свой поднос, сделал знак Борису рукой – иди, я догоню, – и терпеливо уставился на своего собеседника, а Литвинов, напоследок ещё раз с удовольствием оглядев кудрявую раздатчицу и недвусмысленно подмигнув ей, отчего та вспыхнула и притворно потупила глазки, отвернулся и направился вглубь зала.