Весна воды - Птицева Ольга

Тая крутила в голове их гипотетические диалоги, пока натягивала термобелье – гладкое и плотное. Папе привезли полюбопытствовать прямо с завода – новейшая разработка, хотите, есть легонькая совсем, а есть вообще чума – класс «хеви-энд-хот», выдерживает экстремально низкие температуры даже при отсутствии физической активности, Игорь Виктрч, хоть на минус тридцать покурить, хоть в снегу полежать, никаких проблем. Груня на протянутый пакет с комплектом даже не глянула. Тая распаковала, потрогала термослой – упругий, как надутая шина.

– И куда вы в таком, Игорь Виктрч? – спросила она. – Курить на леднике? Лежать в пещере этой вашей?

Отец отмахнулся. Но морозы только крепчали, от них зудела кожа на бедрах, и Тая начала присматриваться к лайтовому комплекту. Сел он как влитой. Обхватил ее тело, словно был сшит по специальным меркам. А может, так и было. Тая представила, как ночью в ее спальню проникают холодовики, чтобы бесшумно измерить полуобхват ее голеней. Хихикнула нервно, тогда ей казалось, что это злая шутка – и только.

– Флиску еще надень, – голос Левы выдернул Таю из воспоминаний.

Он стоял в дверях и смотрел спокойно и чуть встревоженно, почти как раньше. Тая замерла, чтобы растянуть этот момент. Но Лева уже отвернулся. И снова стал чужаком.

– Да там не прям дубак, – ответила Тая ему в скулу, скула предательски покраснела. – Но я надену, да.

Лева буркнул что-то себе под нос и скрылся в коридоре. Из зала доносились возбужденные голоса. Кажется, Владка затянула привычный спор, кто будет за рулем. Тая накинула поверх водолазки флисовую рубашку. Потянулась за трениками. Подумала, что Лева мог быть сколько угодно отстраненным, но забота пробивалась через слой его холода, как должны пробиться через ночь гирлянды из листьев, выкрашенных зеленкой.

Ехали к дереву молча. Лева даже слушать не стал Владкины возмущения, сел за руль и застыл там, пока они рассаживались. Тая по привычке бухнулась рядом с ним и только потом подумала, что привычки теперь не очень уместны, но не пересаживаться же? Так и сидели, смотря строго перед собой, пока на задних сиденьях пытались уместиться остальные.

Тая знала Левину машину до мельчайших потертостей. Собственно, почти все они были как-то да связаны с Таей. То она проливала кофе на обивку, то роняла горячую искорку с зажженной сигареты, то специально долбила кулаком по дверце, чтобы Лева немедленно выпустил ее, пес сторожевой, гребаный улан, вот бы ты сдох, выпусти, сука, я сейчас закричу. Лева сносил ее выходки стоически. Не жаловался, не огрызался, не хватал ее за плечи и не тряс, ведь она этого, очевидно, и добивалась. Хоть что-нибудь, чтобы прийти к папе и потребовать сменить надсмотрщика.

– Поехали? – спросил Витя с заднего сиденья, когда возня там утихомирилась.

И Лева тут же завел мотор. Они выехали с парковки, шлагбаум нехотя поднялся, пропуская машину Левы – он все еще оставался на должности сотрудника аппарата Партии холода, так что вопросов к его передвижениям возникнуть не могло.

Тая стискивала в пальцах холщовые ручки шопера.

«Не время паниковать, не время паниковать, не время паниковать», – крутилось у нее в голове. Хотя, кажется, было самое время. Они как раз выехали на проспект.

– Точку отметишь? – спросил Лева.

Тая потянулась к навигатору, смахнула карту в сторону головного департамента партии, плечом чувствуя, как осуждающе наблюдает за ней Лева. Потом не выдержала, глянула вскользь – тот не отрывался от дороги.

– И зачем точка, если уже понял куда? – спросила она.

Лева закрыл на мгновение глаза, ответил глухо:

– Чтобы ты сама осознала, что делаешь.

В горле перехватило, Тая прижала пальцы к впадине между ключицами. Три слоя одежды смягчили прикосновение.

– То есть ты думаешь, что я это все наобум делаю?

Лева наконец оторвался от созерцания пустого проспекта. Проговорил чуть слышно, глаза у него подозрительно заблестели.

– Лучше уж наобум. Продумывать такое – совсем пиздец.

Тая схватила ртом воздух. Сзади окончательно притихли и, кажется, сжались так, что даже сдавливать друг друга перестали. Но было не до них. Вообще не до чего было. Тая спросила на выдохе:

– Мы все еще про акцию говорим?..

Лева дернул щекой.

– Я так понял, для тебя теперь всё – акция.

Это было несправедливо. Это было жестоко. Тая это заслужила, конечно, но не так. Не при всех. Не наотмашь, плюсуя к жалкому списку произнесенных для нее слов череду таких – безжалостных и оскорбительных. Нужно было толкнуть его. Размахнуться и ударить. Плюнуть прямо ему в лицо.

– Может, музычку какую врубим? – невпопад спросил Шурка. – А то едем как на похороны.

И вскрикнул – это Влада ткнула его локтем под ребра. Тая сглотнула комок в горле и застыла, уставившись на пересечение двух полос. Они как раз свернули с проспекта в переулок, и точка, которую Тая отметила на карте навигатора, замаячила в двухстах метрах впереди.

– Вываливайтесь, – сказал им Лева, паркуясь у обочины. – У вас минут десять на все, не больше.

Тая рассчитывала минимум на двадцать пять, но спорить не стала. Камеры наружного наблюдения были повернуты в сторону департамента. Обрубленное дерево мало кого волновало. Не слепое пятно, конечно, но веник, под которым можно спрятаться, если ты мелкая и очень шустрая мышь.

– Раскидывайте по веткам, как гирлянду на Новый год, – внушал Витя. – Замахнулись – бросили, подтянули, замахнулись – бросили, подтянули.

– Жалко, только на нижние ветки получится, – пробормотала Тая, выбираясь из салона наружу.

Лева последовал за ней. Обошел машину и суетящихся вокруг нее, открыл багажник и вытащил складную лестницу. Всучил ее оторопевшему Шурке и так же молча вернулся в машину. Вся злость мгновенно скукожилась внутри Таи. Она приоткрыла дверцу, заглянула в душное тепло салона.

– Спасибо, – пробормотала она.

Но Лева ничего не ответил.

Лестницу тащил Шурка, и она недовольно лязгала креплениями на каждом его шагу. Рядом шел Витя и пугливо вздрагивал от каждого лязга. Еще и озирался. Влада отстала от них метров на пятьдесят и шагала, засунув руки в карманы длинного пуховика. Задержавшаяся у машины Тая смотрела теперь на них чуть со стороны, и зрелище это ее смешило и пугало с одинаковой силой. Разношерстные и подмерзшие, они все точно не тянули на звание акционистов года. Да и на компанию друзей посреди прогулки тоже. Были ли они друзьями, Тая не знала. На берегу знакомства договоренность была простая – так совпало, что мы познакомились и сошлись в одной болевой точке, давайте точку эту отработаем и разбежимся. Дурацкая формулировка, но какое-то время она действовала.

– Постарайся к ним не привязываться, – попросила Груня, убирая со стола чашки, оставшиеся после их первой общей встречи. – В таких делах личное всегда мешает проекту.

Она смешно называла их акции проектами, словно бы ожидала получить на руки папку с результатами и статистикой, когда дело будет завершено. Чтобы там были таблицы, выкладки и развернутая диаграмма. Сколько бюджета было освоено, сколько участников было вовлечено. И какие СМИ задействованы в освещении. Хотя вариантов становилось все меньше. Канал ЗИМ – «Заметки информационного министерства» – расширялся, заполняя все информационные ниши. Сторонние медиа стремительно закрывались, и даже цифровой след их затирался с пугающей тщательностью. Словно снежком засыпали, думала Тая, рыская по сети в поисках материалов об акциях, которые проводились когда-то, теперь и не вспомнить когда.

Три девушки заносят в центр изучения снежного покрова ведра свежего снега, опрокидывают их на пол, медлят немного, но все-таки достают тонкие скальпели и разрезают себе запястья. Алая кровь течет по их рукам и прожигает снежные куличики. Охрана скручивает девушек почти сразу. На руки акционисткам наложат швы и наручники, на них самих – жесткий срок за экстремистскую деятельность. Чтобы все поняли. Чтобы все испугались. И это сработало. Больше никаких упоминаний успешных акций Тая не обнаружила.