Дубль два (СИ) - Дмитриев Олег

Следуя советам явно растерявшегося навигатора, я свернул направо, на улицу Ленина. Глянув на карту, увидел дальше знакомые каждому с детства фамилии: Маркс, Урицкий, Киров, Чкалов, Калинин. Что вы говорите? Девяносто первый год? Развал Союза? Да что вы говорите…

Дом быта, который карта называла торговым центром с амбициозным названием «ЦУМ», до своего столичного тёзки явно не дотягивал. За стоимость настоящего центрального универмага таких городов пожалуй, можно было купить с десяток. Но вокруг ходили живые люди, не знавшие этого и не думавшие об этом, улыбающиеся или сосредоточенные, разные. Я поставил Форда рядом со ржавой до изумления серой «семёркой» Жигулей и потянулся, осматриваясь. Двух- и трёхэтажные дома, липы, тополя и клёны выше них. Какие-то фруктово-ягодные, хотя, скорее, плодово-овощные развалы рядом, прямо на траве, на картонках и деревянных ящиках. Две женщины в одежде, как из фильмов Рязанова. Хотя, скорее, даже Данелия. Две с половиной машины на парковке у торгового центра. По-настоящему — две с половиной: моя, «семёрка» рядом, и половина остова двадцать четвертой «Волги», передняя. Но с пустым подкапотным пространством и салоном. Я глубоко вздохнул. Воздух был чистым, приятным и вкусным, с запахом липы, скошенной травы и, кажется, пельменей, что варил кто-то в соседнем доме. Настоящих, не покупных.

Прямо перед глазами стояло приземистое здание в сайдинговом костюме, с тремя большими буквами на крыше. ЦУМ, если кто забыл. Я шагнул в сторону входа, обойдя приличных размеров лужу. Навстречу вышел парень в кожанке и такой причёске, которую я последний раз видел только на Женьке, перед тем, как он ушёл в ПТУ. В парне сидело тёмное Пятно пятого ранга. Он смотрел на меня над пальцами левой руки, явно делая вид, что просто так остановился ровно на моём пути, чтобы прикурить.

— Турист? — голос хороший. Таким только песни петь. Добрые. Если слова знать.

— Неа, к бабушке еду. Тут ключи есть где сделать? — я говорил спокойно, доброжелательно. Как турист.

— Чо, того бабка? А дом продавать думаешь? — стриженный под расчёску сделал стойку мгновенно.

— Сплюнь, ты чего? Бородка стёрлась на ключе, просила новый сделать, вот и ищу слесаря, — определённо, с новыми знаниями импровизация работала гораздо лучше. Да и в принципе работала. Раньше мне над таким ответом думалось бы гораздо дольше, и то вряд ли, что так хорошо получилось бы.

— А-а-а… Это на втором этаже Зурик сделает, — парень терял интерес на глазах, и Пятно в нём будто бы тоже.

— На-ка вот, на случай, если бабка кони двинет, — и он протянул мне визитку, прямоугольничек плохой тонкой бумаги с рядом цифр и гордой надписью: «Артур, реелтер».

Я взял бумажку, прочитал и молча положил в карман, кивнув стриженному, пройдя мимо. Чувствуя его взгляд левой лопаткой. И снова ловя в себе неожиданные мысли, что раньше за такие слова можно было бы по морде получить. Даже нужно. А ещё раньше — могли и глотку от уха до уха перехватить. Пожелание беды, даже условное, для близкой кровной родни на Руси считалось недопустимым. Давно. Очень давно.

Неповторимый запах старого промтоварного и вытертые в середине ступени, сколотые то тут, то там, привели меня на второй этаж. Там было ателье, зоомагазин, книжный и «уголок бытовых услуг Зураб». Оттуда на меня внимательно смотрели два чёрных глаза. Наверное, самого хозяина. Взгляд был очень неприятным. Будто физически ощущался липким, скользким, холодным и противным одновременно. Как и резанувшее понимание того, что владелец был на четвёртом ранге, хотя по силе вполне мог бы потянуть и третий. Смотрел он на меня из-под большого пластикового ключа, висевшего под потолком над прилавком. Ярко-золотого.

Анна Герман — Когда цвели сады: https://music.yandex.ru/album/22060081/track/103248416

Глава 9

Встреча с прошлым в книжном

Свернул в книжный так, что со стороны казалось, будто сюда, на второй этаж, поднялся именно влекомый тягой к печатному слову. Ну, я, по крайней мере, очень на это рассчитывал. Тёмный закуток с десятком шкафов, заставленных книгами разной степени запылённости, встретил меня, как родного, и укрыл от пронзительного взгляда здешнего бытового услужника. Хотя бы на время.

Возле входа за стандартным скучным советским конторским столом сидела на обычном стуле, деревянном с зелёными тканевыми сиденьем и спинкой, девушка чуть моложе меня. Хотя, пожалуй, женщина. И, наверное, сильно моложе. На эти выводы навела детская коляска, что чуть выглядывала из-за боковины стола. Сине-чёрные круги под грустными серыми глазами. Опущенные вниз уголки рта. И жирное, сытое пятно Тьмы, дремавшее под рёбрами.

— Вам что-то подсказать? — спросила она тихо, еле слышно, тут же переведя взгляд в коляску. Ребёнок не проснулся. Девочка, кажется. Хотя, судя по не новым, явно застиранным вещам — мог быть и мальчишка, просто в чужих, перешедших по наследству, шмотках.

Я отрицательно покачал головой и покрутил указательным пальцем, имея в виду: «спасибо, я просто посмотрю». Она понимающе кивнула в ответ, и уголки губ чуть дрогнули, пытаясь приподняться в благодарной улыбке. Но не смогли. Или мне это просто почудилось.

Новинками тут и не пахло. Выбор, или, как теперь правильно говорить, ассортимент был небогатый. Часть книг выглядела явно не единожды читанными, пожившими. А всё это место никак не походило на часто посещаемое. Судя по пыли на полках угловых шкафов — до них и владелица вряд ли добиралась. Мне почему-то подумалось, что магазинчик принадлежит этой грустной женщине, сидевшей при входе. Не было похоже на то, что тут есть, с чего платить регулярную зарплату продавцам. В воздухе пахло старой бумагой, детской присыпкой и какими-то густыми тревогой и тоской. На ум пришло неожиданное забытое слово «неизбывная».

Мне на глаза попалась книга Луи Буссенара — «Капитан Сорви-голова». В той же самой обложке, что была у меня в детстве: тканевый корешок, бледно-зелёный фон и чёрно-белый рисунок. С него смотрел юный парижанин, повернувшись в седле. Взгляд показался мне неодобрительным и тоже слегка встревоженным. Я повернул издание обратной стороной в надежде обнаружить стандартный скучный ярлычок с наименованием, штрих-кодом и ценой. А увидел полоску бумаги шириной в два сантиметра, что выходила из закрытого романа закладкой. Внизу красивым округлым почерком было указано: «250 рублей». «Птичка-галочка» над «и краткой» выглядела настоящим произведением искусства, как мне показалось — лёгкий двойной изгиб и изящный хвостик. Этот ценник, вырезанный из обычной школьной тетрадки в клеточку, со стоимостью, указанной от руки, почему-то одновременно и умилил, и насторожил.

Я прошёл к следующему шкафу. Там на меня смотрел с оранжевой блестящей обложки Джонни Воробьёв, герой рассказов великого Командора, Владислава Петровича Крапивина. В клетчатой рубашке и спортивных штанах, сжимая в руках эфес шпаги. Взяв книгу бережно, как редкую ценность, в оглавлении нашёл давно забытые, но тут же ярко вспыхнувшие в памяти названия: «Бегство рогатых викингов», «Мушкетёр и фея» и «Болтик». Последний рассказ заставил вздрогнуть. Я будто наяву увидел себя, третьеклассника, тоже таскавшего в кармане ржавый болт, кажется, «десять на двадцать восемь». Герой рассказа, Максим Рыбкин, носил свой «для крепкости». Мне тогда тоже казалось, что помогало. На точно такой же полоске бумаги была указана точно такая же цена. И взгляд с обложки тоже был похожим, чуть тревожным.

Третьей книгой, что смотрела на меня глазами старого друга, точнее — подруги, оказалась «Сто лет тому вперёд» Кира Булычёва. И тоже в обложке, памятной с детства: на белом фоне в странноватой оранжево-сине-жёлтой солнечной короне название, написанное мультяшными разноцветными буквами. Над ним — непонятная птица. Внизу — рыба и что-то, напоминавшее мышь. Между ними — уставшая девочка с большими глазами в скафандре с дурацкой антенной, приделанной невесть как прямо к стеклянной сфере шлема. По тем временам, когда у меня появилась эта книга, дизайн был явно прорывным и авангардным. Алиса, в отличие от Женьки Воробьёва и Жана Грандье, смотрела на меня с недоверием и, пожалуй, сомнением. Три эти книги моего детства куда-то пропали при переезде, хотя я точно помнил, что в багажник их клал. Кажется.