Глубины отчаянья (СИ) - "allig_eri"

— Вы не мо-може… же… н-не… не можете сравнивать, ваше величество. Не можете отождествлять себя с ней. Пусть у вас тоже было бедное и тяжёлое детство, однако ситуацию это не меняет. С вами подобного не случалось, поэтому теперь вы — правительница Империи, а она — беженка и шлюха, по в-вин-не… ви… вине которой Карсина Безу разорвали на части прямо в этой ко…

— Закрой рот! — рявкнула Милена.

— Если я так сделаю, то лишь наврежу, — возразил Кюннет. — Заранее прошу прощения и вы вправе будете наказать меня. Однако всё же выскажусь…

Мирадель хотела было отдать приказ о… о чём-нибудь, но вдруг замерла. И расслабилась. Она позволит ему высказаться, позволит. Всё-таки она сама возвысила его. Но потом, когда он закончит, императрица решит судьбу наглеца.

— Таскол осаждён, — продолжал Сарг. — И ч-ча… час… сейчас только вы, ваше величество, можете решить эту проблему. Пока императора нет, лишь вы можете спасти нас. Все глаза обращены к вам. И вы обязаны оправдать надежды своего народа. Показать, что обладаете необходимой силой. Тем, что люди хотят увидеть. В-вы д-должны… вы должны быть свирепой.

Женщина тупо уставилась на него, ошеломлённая этим словом… «свирепой».

— Подумайте об Ольтее, — ударил он её в самое уязвимое место. — Из-за Лотти она могла погибнуть.

Разумеется Милена думала об этом, причём неоднократно — и мыслям этим было не занимать ярости. Конечно же императрица желала заставить Лотти страдать, а самой наслаждаться её криками и му́кой. Сладостным мщением. В своём воображении Мирадель бесчисленное количество раз представляла себе смерть наглой твари — как наказание за всё, что та сотворила. Более того, сама императрица уже привыкла к подобному зрелищу. Ей казалось, что когда она увидит эти картины вживую, то даже не отличит от своих фантазий.

Вот и сейчас память снова подкинула Милене унизительные воспоминания о нападении рыцарей веры, о предательстве сучки, которая сжимала десять золотых и тряслась от ужаса, глядя на неё.

«Эта капризная распутница, столько раз унижавшая меня за время проживания в своей халупе, эта тварь…» — мелькнули несвязные мысли.

Посмотрев на Кюннета, Мирадель увидела его одобрительный кивок. Похоже испытывающий взгляд юноши не упустил из виду её сжатые зубы и кулаки. Не упустил мелькнувший на лице отпечаток ненависти.

— Е-ес-с… Если хотите, я могу сделать всё сам, — предложил он.

Милена отрицательно качнула головой, а потом опёрлась о его тщедушные плечи, схватив их обеими руками. Императрица ощущала шторм в своей душе и мыслях. Столько противоречий! Они разрывали её.

Память подкинула сцену, которая случилась несколько дней назад. В миг, когда Мирадель прижимала нож Безы к горлу смуглянки, а также сказанные тогда слова: «Это значит, что твоя жизнь — твоя жизнь, Лотти! — принадлежит мне…»

— Ты сам говорил, что она — моё бремя. Лишь моё.

Сарг молчаливо вытащил кинжал из-за пояса, после чего почтительно протянул его женщине.

Милена приняла его, стиснув рукоять с такой силой, что та отпечаталась на её коже. Императрица ощущала в себе решительность, твёрдость и достаточную долю ненависти, дабы более не сомневаться. В пустых глазах Кюннета женщине виделось что-то божественное. Будто бы сам Хорес наблюдал за ней, используя этого человека и его странные особенности разума.

Глубоко вдохнув и выдохнув, она обошла Сарга и оказалась внутри знакомой комнаты.

Облупленные, выкрашенные жёлтым цветом стены. Дешёвая и безвкусная имитация благоденствия. Слишком много солдат и совсем нет места.

Королевская гвардия обошлась с Лотти и её жилищем ничуть не лучше, чем рыцари веры, которые были здесь ранее. Мебель разломана, одежды выброшены на пол, всё перерыто, грубо обыскано и теперь в беспорядке валялось по разным углам.

«Я вернулась сюда…» — мелькнула мысль у Мирадель. В глубине души она поражалась той силе, с которой теперь стояла здесь. Казалось чистым безумием, что не трещат половицы, не стонут стены от присутствия той, кто способна испепелить всё вокруг.

Лотти лежала в углу голой, если не считать тряпок, которые прижимала к груди. Девка немедленно заголосила от ужаса, но не от того что увидела свою благословенную императрицу — понимание этого придёт позже, — а потому что знала: когда уходят насильники, всегда приходит палач.

Дворец Ороз-Хор, взгляд со стороны

Слуги обнаружили труп на заре шестого дня осады, внизу подсобной лестницы. Убитый на сей раз избрал неброское облачение, однако его слишком хорошо знали в Ороз-Хоре, чтобы не определить с первого взгляда: министр иностранных дел, Нигель Санторион, граф из Ипсена, родич герцога Запада, Коспериоса Мираделя и один из ближайших сподвижников самой императрицы.

Милена всё надеялась, что он объявится сам собой, как и прочие, привлечённый слухом о её возвращении на престол. И он объявился, лёжа в чернеющей луже под дальней малопроходимой галереей — пути, который она сама рекомендовала ему для бегства, казалось, целую вечность назад.

— Наве-верно-верно он просто споткнулся, — предположил Кюннет, одеждой которого были лишь небрежно наброшенные рейтузы. Скандальный наряд для любого придворного, кроме него. В своём измождённом и полуголом виде Сарг казался безумным аскетом, адептом культа, принимающего умерщвление плоти за воспитание духа.

Парень, как и прочие спешно вызванные, прибыл на место смерти сразу же, как получил сообщение, но в отличие от остальных не позаботился должным нарядом.

«Ценит эффективность выше всего остального», — мельком подумала Милена.

— Но что тогда случилось с его клинком? — с долей ехидства спросил Дэбельбаф. — Неужели он сам собой выскочил из ножен?

Благословенной правительнице Империи Пяти Солнц оставалось только взирать на неподвижное тело.

«Санторион…»

Он был одет для путешествия инкогнито, без каких-либо знаков своего положения: в простую белую полотняную рубаху и синий суконный камзол, соскользнувший при падении на одну руку и теперь валявшийся рядом с телом. Рубаха впитала кровь, края её побагровели и почернели, как перевязочные бинты, отчего казалось, будто убитый разрисован чернилами согласно художественным представлениям о трупе…

«Санторион мёртв!»

В день своего возвращения она обязала Дэбельбафа найти его. Она нуждалась в министре иностранных дел не только благодаря его престижу и огромному влиянию среди знати, но и потому, что он представлял собой одну из тех независимых сил, которым она могла доверять. Нигель нашел для неё «забытого», а это означало, что он рисковал своей душой, выступая против высшего жреца Хореса, Киана Силакви — ради неё!

Отчёт министра разведки, поступивший вскоре после распоряжения, показался ей менее чем удовлетворительным. Подобно многим прочим, после переворота Санторион ушёл на дно. Однако если большей части её сторонников приходилось искать убежище в Тасколе, Нигель покинул его в качестве капитана одного из принадлежащих его дому зерновых кораблей, и отплыл неведомо куда — возможно в сторону Ипсена, но это было не точно, учитывая, что граф и его многочисленные дети (трое сыновей и восемь дочерей!) владели просто колоссальным числом земли.

Милена взглянула на своего нового капитана гвардии, бывшего паладина веры Фрауса Гарбсона, который до сих пор носил знаки отличия ныне мёртвого Киана Силакви — даже несмотря на её прямой в этом запрет.

— Как это могло произойти? — спросила она.

Высший сион осмелился посмотреть ей в глаза скорее обеспокоенным, чем встревоженным взором, более озадаченным, чем возмущённым.

«Неужели и он сделался… неудобным?»

— Ошибки, упущения… — проговорила императрица. — Они неизбежны, Гарбсон. И поэтому мне нужны люди, умеющие ошибаться, знающие, как надо справляться с неприятностями и несчастьями, и, что самое главное, способные исправить любую ситуацию.

— Прошу прощения, благословенная, — сказал он, встав на колено и склонив голову, чем вывел её из себя.