Грань (СИ) - "Ishvi"

Учиха молча отдал деньги.

То, что этот огонь просто спалит сухие крылья, а не даст им свободу, он понял спустя месяц.

***

Настоящее.

Даже сейчас, сидя в этой маленькой, пропитанной запахом пыли комнате, Итачи чувствовал, что никуда с той кухни они не делись. Всё также сидят друг рядом с другом, и Саске не принимает помощь. Он никогда не принимал её… просто не умел.

Но он отчаянно хотел, чтобы ему помогли, помогли заглушить внутреннюю боль. И тот верил Итачи, а он…

Предал обещание.

Парень грустно вздохнул, понимая, что все ужасы апокалипсиса, внезапно рухнувшего им на голову, как-то стёрлись со временем и мысли потекли по привычному руслу. Ставшему уже, суше, но в сути не поменявшемуся.

Все эти твари, желающие тебя сожрать, отступили на шаг назад, когда близкий человек вновь начинал подкармливать своих демонов, всё чаще и чаще позволяя им смотреть из своих глаз.

- Это твоё.

Итачи снял с шеи нагревшийся странный кулон и протянул брату, а тот лишь вяло скользнул по нему затуманенным взором.

- Если бы я не встретился тогда с Орочимару, то ничего бы этого не было.

Пальцы обхватили синеватую стекляшку.

- Если бы я не разозлился на Какаши, то вернулся бы с ним на ферму и… ничего бы этого не было.

Цепочка натянулась, и Итачи разжал руку, позволяя кулону скрыться в кулаке Саске.

- Я думал только о себе. Всегда… только о себе, - поморщился Саске. - Если мне что-то не нравилось - я уходил. Если мне кто-то не нравился - я бежал. И… если…

Саске сделал паузу, медленно втягивая в себя воздух.

- Я бежал с той фермы только из-за себя.

Итачи молчал, комкая в руке прохладный бинт.

- Давай уйдём отсюда? - спросил он.

- Нет.

- Но почему?

Саске повернулся к брату, грустно улыбаясь.

- Я больше не хочу бежать. Нет смысла. Пора взрослеть.

***

Саске точно не знал, сколько времени прошло с того момента, как он сцепился с людьми Орочимару на старой ферме. Может быть, пара дней, а может и месяц. Он перестал считать дни, полагаясь на размеренное течение ставшей рутинной жизни.

Когда эта суровая реальность успела подёрнуться осточертевшими нотками плесени, Саске так и не понял. Просто принял новые правила: утром скудный завтрак, с обеда и до вечера обход территории. Постепенно его район вырос ещё на два, и стало легче.

Среди пустынных домов он запросто находил покой и долгожданную тишину, которая плотно поселилась в его голове, стоило запретить думать.

Однажды он наткнулся на чудом уцелевший магазинчик. В таких раньше находили своё спасение местные алкаши, совершая паломничество к круглосуточной Мекке, когда им не продавали спиртное в других местах из-за позднего времени суток.

Саске шёл по улице и, как обычно, посматривал по сторонам, стараясь отличить тень опасную от застывшей навсегда. Иногда тени двигались, но приблизиться пока не решались и Саске знал, что они ждут. Словно падальщики ждут, пока раненый зверь издохнет.

И самое страшное, что тени те были людьми, напрочь потерявшими свою человечность.

«Не дождётесь, суки», - мысленно пообещал он, улыбаясь одной из теней.

Он много раз думал, что, если всё-таки подохнет на улице, то предпочтёт, чтобы его тело стало непригодным в пищу. Например, сгореть дотла было не такой уж плохой идеей.

Этот новый район, который Орочимару определил для него, был раньше закрыт для всех из их группы. Слишком опасное место, слишком много здесь разрушающихся зданий. Неизвестно, что подтачивало серые коробки, но Саске казалось, что зараза проникла своими ядовитыми корнями не только в людей, но и в кирпичи.

Он остановился, заметив, что тень сделала один мощный рывок в его сторону. А за ней ещё несколько сорвались на освещённую часть улицы.

Высокие поджарые овчарки с местами слезшей плотью и оголившимися мышцами. Их устрашающий оскал теперь навечно остыл костяными масками, а у одной не было глаза.

До этого момента Саске ни разу не видел животных-зомби. И зрелище это было отвратительно-притягательным.

Вирус был всюду.

Они рванули в атаку слаженно, словно давно притёршаяся друг к другу стая: один обошёл по большому кругу, а две другие кинулись по прямой.

Прыжок, увернуться и полоснуть катаной.

Пришлось перекатиться по земле и тут же подскочить, ударившись плечом о стену.

Тени возбуждённо взвыли, чувствуя, что вскоре смогут полакомиться человечиной.

А потом одна из овчарок рухнула на землю, лишившись головы. Вторая налетела на грудь, лапами прижимая к земле. Саске успел одной рукой вцепиться в её склизкую шею, а второй выставить перед лицом катану, на лезвии которой тварь и сомкнула клыки.

Овчарка напирала, обезумившая от жажды крови. Третья, кажется, пыталась прокусить высокие военные сапоги, так кстати защищающие ноги. Удар стопой по морде твари.

Пасть нападающей стала шире из-за порезов. На лицо закапала тягучая чёрная кровь, пахнуло гнилью и Саске разглядел длинные жёлтые клыки, а потом резко дёрнул рукой за шею собаки, притягивая её и разрезая пасть ещё сильнее. Изловчившись перевернулся на бок, подминая её под себя и катана завершила начатое.

Тварь дрогнула и застыла, а о последней Учиха вспомнил слишком поздно.

Плечо обожгло болью, и парень рванул вперёд, не замечая, что влетает в тёмное помещение. Рука ухватилась за ручку двери, и Саске прижался к ней, переводя дух.

Обвёл взглядом зал - пустой и тихий. Прекрасно.

И отпрянул от двери, впуская овчарку внутрь.

Всё закончилось быстро и плачевно для псины, что, как и первая, лишилась головы слишком быстро.

Иногда, когда уже незачем ценить свою жизнь, тело совершает чудеса, отказываясь повиноваться медленному саморазрушению.

Подперев дверь небольшой тумбой, Саске скинул с плеча сначала рюкзак, а затем и потёртую кожанку. Дёрнул рукав футболки вверх, ожидая увидеть развороченное плечо, но, к его удивлению, тварь не прокусила куртку, лишь сильно прижав кожу. Но ни одной капли крови не выступило, значит, впереди ждёт ещё один день.

Опустившись на пол, Саске прижался спиной к стеклу витрины и тяжело вздохнул, прикрывая глаза.

Ещё один день.

Пальцы скользнули к вороту футболки, застывая над ним и всё же опускаясь на холодную серебристую цепочку. До кулона дотронуться он не решился, будто бы боясь вновь порезаться.

- Придурок долбанный, Узумаки, - проговорил он в пустоту, прикрывая глаза и втягивая горячий пыльный воздух.

Лишь на миг показалось, что лихорадочно-горячие пальцы вновь неловко прошлись по губам, исследуя, а затем Саске резко поднялся.

К чёрту эти воспоминания.

Выдумал себе чувства и вновь пришпилил иглой своё тельце.

Только вот к чему теперь?

***

За три года до катастрофы.

Залитая янтарным светом кухня впитывала в себя последние лучи заходившего солнца. Они, пробираясь сквозь цветастые занавески, падали на дощатый пол, высвечивали потрёпанный ковёр и делали всё вокруг немного уютнее, теплее.

И только Саске жался в углу, будто бы нарочно избегая сталкиваться со светом, предпочитая холодную тень.

Итачи давно заметил, что брат предпочитает бодрствовать по ночам, но и это с трудом можно было назвать осознанной жизнью. Саске всегда находился где-то за пределами этого мира, и глаза его с каждым днём всё сильнее и сильнее напоминали стекляшки. Такие бывают в дорогих фарфоровых куклах: блестящие, но не живые. Только смотреть в них всё равно жутко.