Тоня вспомнила, что всегда хотела увидеть живого кита. Из-за своей фобии она не могла путешествовать, поэтому была уверена, что эта мечта никогда не сбудется.
Однако сейчас у Тони почему-то было чувство, что мечта все-таки сбылась.
Чем выше поднимался исполин, тем больше подробностей обрисовывал лунный свет. В этом существе соединилось невероятно много человеческих тел. Не десятки – сотни. Причудливое разнообразие их поз, изогнутые хребты, вывернутые под неестественными углами конечности создавали ощущение, будто они извиваются в фантастическом танце.
Общем, объединяющим их всех танце.
Тоня смотрела на сотни рук, полурастворившихся в чужих спинах, плечах, бедрах, и думала о том, что все эти люди обнимаются.
Что они чувствуют, став единым целым? Осталось ли для них одиночество страшным воспоминанием из забытой жизни? Осталось ли у этого создания одно свободное место для той, что была одинока всю свою жизнь?
Сколько Тоня себя помнила, последствия детской травмы закрывали ей доступ к настоящей любви и дружбе. Ей оставалось лишь наблюдать за чужими отношениями – так нищий ребенок любуется недосягаемыми игрушками за стеклянной витриной…
Неумолкающая вибрация отключила логику. У Тони остались лишь эмоции. Следуя их зову, она открыла балконную дверь, вышла навстречу ночной прохладе и встала обеими ногами на перегородку, очутившись прямо перед гигантским глазом.
Черный глаз был похож на фантастически огромную жемчужину. Он смотрел на нее с добротой.
Тоне было нестрашно потерять равновесие под гипнотический гул гиганта из мутных глубин. Вибрация выбила из ее головы привычный страх грязи. Мутная вода манила.
Она пахла долгожданным покоем.
Тоня отлепила ладонь от плитки, которой была покрыта стена балкона.
Ей не было места в прежнем мире. Но она обязательно найдет его в новом.
Один шаг в объятия ласковой воды – и она больше никогда не будет одинокой…
В этот миг дом содрогнулся. Вибрация исчезла. Решив, что достаточно ознакомился с поверхностью, гигант начал заваливаться набок, чтобы вернуться в родную стихию.
Очнулся Тонин инстинкт самосохранения. Она потеряла равновесие, но успела ухватиться за стенку балкона и теперь отчаянно балансировала на перегородке. Откуда-то справа донесся жуткий грохот: краем головы исполин упал на соседнюю девятиэтажку, обрушив куски бетонных пластов. Они полетели в воду вместе с осколками стекла, столиками, тумбочками, коврами, телевизорами и высохшими трупами.
Это было последним, что увидела Тоня.
А потом ее накрыло огромной волной.
Она едва успела задержать дыхание, как что-то тяжелое врезалось прямо поперек ее тела, заставив открыть рот. Вода со звоном выбила стекла, распахнула дверь балкона и ворвалась в квартиру, унося за собой Тоню, беспомощно барахтающуюся под чужой тяжестью. Волна швырнула Тоню на пол квартиры и, оставив там заходиться в кашле, неспешно потекла обратно.
За оградой балкона массивная воронка смыкалась над уходящим под воду гигантом, но Тоня этого уже не видела.
Она смотрела на нечто, которое, разбрызгивая воду, билось посреди ее разгромленной комнаты.
В нем не было и капли причудливой гармонии, свойственной новым жителям планеты Земля. Оно напоминало серую опухоль, из которой во все стороны торчали облысевшие лапы. Здесь были маленькие кошачьи лапки, кривые лапы больших собак, короткие лапы мелких собачонок, человеческие носы с ноздрями, раздутыми до размера яблока, пальцы с лишними фалангами и ногти, состоящие из скопления толстых трубочек. Похоже, странная тварь не смогла толком совместить в своем теле представителей разных видов, превратившись в нежизнеспособную массу.
Тоня так засмотрелась на своего отвратительного гостя, что не заметила, как он подбирается все ближе.
Она слишком поздно поняла, что одна из его конечностей была вовсе не лапой.
Это были сросшиеся челюсти. Наслаиваясь друг на друга уродливой елочкой, они шли от больших к маленьким – дог, овчарка, бультерьер, такса…
Мелкие челюсти дотянулись до Тониной ноги и впились в нее железной хваткой.
Брызнула кровь. Тоня завопила от боли. Всплеск адреналина придал ей сил, и она замолотила кулачками по врагу, царапаясь о торчащие из тела когти. Не разжимая челюстей, существо неуклюже перевернулось на бок, шевеля всеми конечностями одновременно. Из-под наслоений пористой плоти на Тоню уставился кусок человеческого лица – висок, скула, фрагмент носа и единственный на всем теле глаз.
Тоня схватила валяющуюся на полу музыкальную колонку, которую опрокинула на пол волна. Замахнувшись, она обрушила колонку прямо на кусок лица. Челюсти на ее ноге вздрогнули, а глаз твари покрылся сеточкой лопнувших сосудов.
Сосуды были черными.
Тоня ударила еще раз. И еще. И еще. На пятом ударе раздался хлюпающий звук. С колонки полетели брызги чего-то темного и вязкого. Бить стало легче.
После нескольких десятков – или сотен – ударов Тоня поняла, что челюсти существа давно разжались, а она уже несколько минут бездумно погружает колонку в мягкую черную кашу.
Уродливая туша не двигалась. Незваный гость был мертв. Тонино тело насквозь пропиталось мутной водой. Ее нога пульсировала болью. Стерильно-чистая квартира была разгромлена и заляпана какой-то дрянью. Детские воспоминания о бабушке рвались наружу, расшатывая последние защитные засовы психики. За окном плескалась мутная вода. Она уже вплотную подобралась к девятому этажу.
Тоня привалилась к туше убитого существа и заплакала.
3. Начало
«День тридцать пятый с наступления конца света. Вчера выловила второго. Жарить больше не буду, невкусно получается. Попробую сварить. Кстати, надо бы придумать этим существам название. Думаю остановиться на слове „водяняшки“, от слов „водяные“ и „соединяшки“. Звучит довольно мило».
Тоня убрала дневник обратно в ящик стола и прошлепала на кухню по мутной воде, которая тонким слоем покрывала пол ее квартиры.
Вода была не единственной обновкой в интерьере – на перегородке балкона аккуратным рядком висели куски склизкой плоти, а на кухонном столе появилась решетчатая подставка от аэрогрильницы, под которой стояло с десяток свечей. Эту самодельную плиту Тоня изобрела давно, примерно на десятый день с наступления конца света. Она поставила на решетку кастрюлю, наполненную мутной водой, положила в нее кусок серой плоти и зажгла все свечки.
Варка займет много времени. Тоня подумала, что успеет принять ванну.
Она взяла ведро, вышла в подъезд в одних трусах и майке. Лестничный пролет был заполнен мутной водой. Из-под нее островком торчали части сросшихся человеческих тел – не то спина, не то бок небольшой твари. Когда Тоня подошла поближе, тварь с испуганным плеском нырнула в глубину.
«Раньше не боялись, – подумала Тоня. – Наверное, это как-то связано с трансформацией».
Осторожно, стараясь не поранить ладони темно-зелеными когтями, Тоня зачерпнула ведром воды. Спина чесалась, но Тоня решила ее не трогать – вчера она укололась об длинные острые иглы, выросшие вдоль хребта.
Вернувшись в квартиру, она вылила ведро в ванну и пошла за следующим. Когда ванна наполнилась до краев, Тоня нырнула в нее, расплескав воду, брызги которой нещадно залили полотенце с китенком. Свечку она не зажгла. Ее чувства обострились до такой степени, что теперь она могла видеть окружающие предметы словно бы на ощупь. Отныне источники освещения были ей ни к чему.
Изменения в ее теле протекали плавно, но быстро. И Тоня была уверена, что в ее случае причиной трансформации была не вода.
Ведь она начала меняться после того, как съела плоть убитого существа.
Тоня плакала возле его туши до тех пор, пока в голове не осталась лишь звенящая пустота.
И внезапно в этой пустоте появилась простая мысль, настолько же безумная, насколько и равнодушная.
Уже который день подряд Тонин живот болел от голода. А рядом лежало то, что теоретически могло сгодиться в пищу.
