Убрал руку с доски и приставил нож к горлу.
– А сейчас?
Зажмурился, выпустил воздух из легких, да так и не нашел в себе силы вдохнуть вновь. Через шум крови в ушах пробивался тонкий писк, все нарастая, не давая сосредоточиться. Прошло несколько долгих секунд, прежде чем я понял: звонит телефон.
Лиза.
Думал, она накричит на меня, проклянет за то, что бросил ее там одну. Но вновь ошибся.
– Все хорошо, – сказала она спокойно и замолчала.
Я вслушивался в тишину трубки и гадал, не показался ли мне тихий голос.
– Хорошо?
– Хорошо.
– Что говорят врачи? – В голове понемногу прояснялось.
– Говорят… – Лиза будто задумалась. – Говорят, прошло даже лучше, чем в самых смелых ожиданиях. Хирург… Он перекрестился. Думал, я не вижу. Сказал, это чудо.
В ее голосе не было радости, только облегчение, доступное лишь человеку, который едва не потерял всё, вообще всё. Радость придет позже, придут слезы и смех, а сейчас Лиза исчерпала себя.
– Ты приедешь?
– Да, конечно, – ответил я, запинаясь. – Скоро буду, уже еду…
Я отложил телефон и посмотрел на нож, который так и не выпустил из рук.
* * *
– Сначала надо срезать с костей все мышцы. Удобнее всего делать это ножом и кухонными ножницами. – Фабио блаженно щурится, вспоминая. Слюна блестит на его подбородке. – Когда избавишься от лишнего, нужен муравейник. Говорят, этот способ придумали китайцы, слышал о таком? Ждать долго, месяца три, не меньше, но результат того стоит: если кости вываривать, они становятся серыми, но трудолюбивые букашки делают их чистенькими, беленькими, хоть в анатомическом музее выставляй.
Я выслушиваю откровения Эль-Флако вот уже больше часа. Мой испанский за эти годы стал гораздо лучше, но теперь я жалею, что понимаю каждое слово. Все попытки увести тему в нужное мне русло, поговорить о связи Тощего с культом Санта Муэрте заключенный умело игнорирует и раз за разом возвращается к зверствам, которые он совершил.
– Тот алтарь получился на славу. Ты только представь! Они несколько месяцев ходили к Белой Девочке, приносили дары, просили вернуть их дочь. И даже не догадывались, что скелет в платьице и есть их малышка Паула!
Казалось, Фабио, запрокинув голову, вот-вот захлебнется собственным смехом. Я едва не захлебываюсь жгучей жижей, подступившей к горлу. Меня воротит от нарочито мягких, приторных, будто растаявшая на жаре шоколадка, интонаций. От дурацкой детской улыбочки на лице здоровяка. Он ведь нарочно меня мучает.
Чувствую слабость в ногах и ерзаю на скамейке, чтобы восстановить кровоток. Солнце печет голову. На этой стороне земного шара оно кажется другим, свет его ближе к оттенкам оранжевого. Может, все дело в пыли, а может, у меня разыгралось воображение.
В последний раз Эль-Флако попал за решетку по обвинению в похищении людей. Но совсем скоро у полиции появились новые материалы по его делу.
Наркокартель объединяет несколько семей, и не всегда между ними все гладко. Когда бароны враждуют – улицы тонут в реках крови. И Фабио, по версии обвинения, в одной из таких войн работал на передовой. Теперь ему кроме похищений приписывают еще и пытки, показательные казни… И создание статуй Святой Смерти из настоящих скелетов.
– Она явила мне чудо, – жарко шепчет он, а я тихо радуюсь, что удалось, наконец, вернуться к основной теме разговора. – Первый раз я попался на ерунде, совсем был молодой… молодой и глупый, как соседский ослик. Помню того жирного копа, что меня обыскивал своими толстыми пальцами, как он выгреб на стол все барахло из моих карманов и сумки. А среди этого барахла было… – Он быстро оглянулся и чуть подался ко мне. – Кое-какое дерьмо, которое могло увеличить мой срок раза в три, если не в пять. И он не заметил! Клянусь, шарил взглядом по моим вещам и не видел улику, лежащую под носом! Тогда-то я и понял – Сантиссима уберегла меня. И когда вышел, поклялся служить ей.
Фабио не стал строить из себя невинного, сознался и в пытках, и в убийствах, расписал все в подробностях, как мне сейчас. Единственное, что он наотрез отказался признавать, так это связь с картелем. Утверждал, мол, сама Святая Смерть указывала ему на жертв.
– Она теперь всегда со мной. Говорит со мной, направляет меня.
– Но зачем? – задаю я главный вопрос. – В чем смысл этих жертвоприношений?
– Тебя удивляет кровожадность Смерти?
– В том-то и дело, она забирает миллионы жизней каждый день. Какой смысл ей просить вас о чем-то, почему ей нужны были именно эти люди?
Эль-Флако пожимает плечами.
– Может, хочет заявить о себе. Напомнить. Я лишь инструмент, друг мой, верный слуга. Я не задаю таких вопросов.
От этого amigo желудок снова сводит спазмом, но я не подаю виду.
Дело Фабио получило огласку, им заинтересовались не только мексиканские СМИ. Если и раньше в правительстве косо поглядывали на неофициальный культ, то после прецедента с жестокими убийствами власти вполне могут принять жесткие меры. Поговаривают, уже готовится законопроект, согласно которому все алтари Святой Смерти в Мехико и окрестностях подлежат сносу.
– А как вы прокомментируете позицию обвинения? О том, что вы действовали по приказу картеля…
– Я не веду дела с картелем, – резко обрывает меня Фабио. – А приказы получаю лишь от Госпожи.
Он открывает рот, чтобы сказать что-то еще, но на этот раз моя очередь перебивать.
Называю несколько имен. Из тех, которые не должен знать журналист; я даже не уверен, что полиции известно каждое из них.
С удовольствием наблюдаю, как улыбка на лице Фабио гаснет. Насмешка в его глазах сменяется удивлением, на смену удивлению приходит настороженность. Теперь это глаза убийцы, не сумасшедшего.
Тощий облизывает губы, скользит по мне взглядом, будто надеется, что нечто в моей одежде или внешности выдаст меня, останавливается на моей руке, но я вовремя подтягиваю длинный рукав рубашки, пряча запястье.
Спустя минуту абсолютной тишины Фабио отворачивается и зовет охрану, давая понять, что разговор окончен.
* * *
Пока я жду такси в аэропорт, на голову резко опускается тьма. Меня тащат под руки весьма профессионально, стоит признать: не успев ни начать сопротивляться, ни позвать на помощь, я уже оказываюсь в тесноте, а над самым ухом с характерным хлопком падает крышка багажника. Мешок на голове пахнет пылью и древесной стружкой. К этим запахам примешивается вонь застарелой резины и бензина, едва машина трогается.
Места мало. Больно упираются колени. Меня даже не связывали, и мне удается, едва не вывернув плечо, дотянуться до лица и приподнять мешок. Воздуха все равно не хватает. Дальше можно попробовать пошарить свободной рукой в темноте, отыскать ручку или отпирающий механизм, но вряд ли в этой тарахтящей колымаге предусмотрена возможность так легко открыть багажник изнутри. Да и что потом? Выскочить на светофоре и получить пулю в спину?
Телефон остался в сумке с ноутбуком. Есть время подумать.
Суд над Фабио состоялся пару дней назад. Уж не знаю, подкупил или запугал картель судмедэкспертов, а то и самого судью, но в фанатичность Эль-Флако поверили; в тот же день его перевели на принудительное лечение в клинику La Castañeda. Сменить тюрьму на психушку может показаться сомнительной перспективой, но только если и впрямь планируешь задержаться среди психов.
И совсем несложно догадаться, у кого хватит смелости похитить человека на оживленной улице в самом центре Мехико.
Через какое-то время дорога становится хуже – мы выезжаем на грунтовку. Вначале тряска и отдающая в голову вибрация раздражают, затем успокаивают. Значит, мы еще в пути, меня не оставили запертым в душном багажнике одного, не отвезли в карьер и не засыпали землей.
Дышать все сложнее. Теперь от тряски подташнивает, перед глазами плавают цветные пятна, как бензиновая пленка на черной воде. Темнота будто уплотняется, густеет мазутом, у нее и привкус мазута, вот-вот она зальет мне теплой жижей глотку, и я больше не могу сделать ни вдоха…
