Мертвая река (ЛП) - Кетчам Джек

Лора хмыкнула и распахнула свои красивые зеленые глазоньки.

– Извини, – сказала Женевьева.

Лора зевнула и улыбнулась.

– Что это с тобой сегодня, малышка? Обычно ты во сне не мечешься.

– Да, на меня непохоже.

– Это уже третий твой бессознательный выпад в мою сторону.

– М-м-м, вот как?

– Ага. В первый раз ты ударила меня коленом в живот. Во второй – бедром в бедро. Иди сюда. – Она раскрыла объятия, и Женевьева уютно устроилась в них. Ей вмиг сделалось спокойно. Близость плоти утешала – всегда так было. Плоть была теплой и безопасной. К этому времени они знали тела друг друга почти так же хорошо, как и свои.

– Это из-за той беременной девчонки? Той, что напоминает тебе Дороти?

– Не знаю. Мне снилось, что я в доме отца. Поэтому вполне возможно. Она постоянно приходила туда. Родители думали, что мы всего лишь подруги.

– А вы были подругами?

– Ты знаешь, что я имею в виду.

Днем Лора работала соцработником, а по ночам подрабатывала барменом в заведении «У Вэнса и Эдди». Она знала, как вызвать ее на откровенность. Иногда все, что для этого требовалось, – тишина в правильно выбранный момент. Как сейчас.

– Опавшие листья, – сказала Женевьева.

– А?

– Я сжигала опавшие листья.

Лора немного отстранилась и посмотрела на нее. Затем нежно поцеловала ее в лоб.

– Может, ты все еще ее...

– В смысле?..

– В смысле, ты же любила ее, правда?

– Недостаточно. Недостаточно, чтобы заставить ее остаться на этом свете. Со мной.

– Да ладно тебе. Ты же знаешь, что не в этом дело. Нельзя заставить кого-то остаться. Человек может остаться только тогда, когда сам этого хочет. Или нуждается в этом.

Конечно же, она знала, что это правда. В то время, в пору ее молодости, это была еще и горькая правда. Когда ты юн, боль может долго не проходить. И оставить след навечно.

Она посмотрела в глаза своей возлюбленной.

– А тебе это нужно? Остаться, я имею в виду?

Лора снова поцеловала ее.

– Я не знаю, что бы я делала без тебя, – сказала она. – Правда, не знаю.

Глава 24

Пег проснулась потной и встревоженной. Она не знала, что встревожило ее. Она почти никогда не помнила своих снов, особенно плохих. Но она была уверена, что ей приснился очень плохой сон.

Ее мать стояла в дверях. Дарлин уже поднялась, и кто-то включил воду в ванной.

– Пег, вставай, пора в школу.

– Я не очень хорошо себя чувствую, мама. Правда. Можно мне сегодня остаться дома?

Ее мать выглядела рассерженной. Она сама не знала, почему злится с самого утра.

– С тобой все в порядке, – сказала она. – Вставай.

– Сегодня занятия всего полдня. У учителей совещание, помнишь? Ну, пожалуйста? Если я встану, меня стошнит.

Это было правдой. Ее тошнило.

Если она встанет, придется завтракать. От одной мысли о еде у нее сводило живот. Мать помахала рукой у нее перед лицом, словно отмахивалась от надоедливой мухи.

– Мне некогда этим заниматься. Оставайся, если так хочешь! – бросила она и ушла.

«Что, черт возьми, все это значит?» – задумалась Пег – не собираясь спрашивать. Хотя она готова была поспорить, что дело как-то связано с отцом.

Или с тем странным, почти очаровательным существом в погребе.

Она натянула одеяло и закрыла глаза, и когда утренние звуки в доме Кликов стихли, опять уснула.

* * *

Брайан стоял на остановке школьного автобуса, когда мимо проехал «Эскалад». Отец помахал ему как обычно, и Брайан ответил тем же, но гораздо более сердечно, чем всегда.

* * *

Парта Пег пустовала. Поскольку дети писали контрольную, это было все, на чем она могла сосредоточиться. На пустой парте. До сегодняшнего дня Пег не пропускала уроков, хотя и не очень хорошо училась. Женевьева подумала: «И что теперь?»

Лора была права. Она все еще сжигала листья ради Дороти. Она заснула в объятиях Лоры и проснулась в той же позе, так что ее метания, очевидно, закончились. Однако это не означало, что навсегда. В каком-то смысле она металась весь сегодняшний день.

К тому времени, когда прозвенел звонок, добрая четверть класса все еще корпела над контрольной. Не успевшие закончить к сроку принялись стонать и закатывать очи горе. Но ведь работа, по сути, простенькая... Но и класс, по сути, не блещет.

– Наслаждайтесь оставшимися часами свободы, дети, – объявила Женевьева Ратон. – Оставьте контрольные на моем столе, пожалуйста.

Она смотрела, как они проходят мимо, и думала: «Чего у них не отнять – так это вот этого желания и умения быстро выместись из класса, освободить его подчистую». Кое-кто улыбался ей, кто-то даже вежливо прощался, но по большей части ее воспитанники просто спешили убраться к чертовой матери. Это ее даже устраивало. У нее будет время покурить у билетной будки с Биллом Фалмером перед началом совещания.

Ей было интересно, что бы сказал Билл о том, о чем она думала.

Она достала из сумочки листок с номером телефона и адресом Кликов, положила его на журнал и тщательно разгладила.

* * *

Ехать домой на автобусе, битком набитом отпущенными с половины уроков детьми, было настоящим испытанием. Громкие крики. Броски бумажных шариков в спину. Парни дергают девушек за уши. Иногда он, возможно, и сам становился несносным. Но, блин...

Сегодня у него было совсем другое на уме. Кое-что хорошее и важное.

Так что, когда Синди прошла по проходу и села рядом с ним, она его только отвлекала.

– Привет, Брайан. Мы всей бандой идем в кино. На новую серию «Сумерек». Пойдешь с нами?

– Не-а. «Сумерки» – отстой. И вообще, мне нужно кое-что сделать дома.

Синди не догадывалась, что это он подсунул жвачку ей в щетку. Бедная девочка не на шутку втюрилась. Он видел, что она разочарована. Ну, на то она и ребенок.

Просто соплячка. Хотя и симпатичная. Жаль ее.

– Ну, ладно, – сказала она. – Может, в следующий раз.

– В следующий раз – сто пудов.

Как будто когда-нибудь он будет, этот следующий раз.

Он смотрел, как она пробирается по проходу к своему месту, а потом автобус подъехал к нужной ему остановке, дверь со скрипом отворилась, и Брайан выскочил на улицу.

* * *

Пег лежала на диване, все еще в пижаме, укрытая старым одеялом, и третий раз перечитывала «Под куполом», когда брат ворвался в дом и направился прямо на кухню. Она подумывала сказать что-нибудь вроде: «Куда ты так спешишь, Брайан?» – но поняла, что это прозвучит стервозно, потому что стервозность – это то, что она чувствовала в данный момент, но в книге как раз собирались вытащить Барби и Расти из тюрьмы, и, хотя эта часть была жуткой, она ей нравилась.

Поэтому она ничего не сказала. А он даже не заметил ее присутствия.

* * *

Записка на холодильнике, прижатая магнитом с кадром из фильма «Элвис жив!» была написана рукой его матери и гласила, что Дорогуша записана на прием к стоматологу. Это он и так знал. Сэндвичи в холодильнике. Покорми собак. Вернемся к 3 часам. Мама.

Сегодня никаких штрафных бросков. У матери плохое настроение.

Вместо того чтобы взять бутерброд, он умял одно печенье – то, что сестренка называла «маленьким человечком», – и положил в карман еще парочку. Сорвав брелок с ключами с крючка, Брайан вышел наружу. Заметил старую ржавую жнейку, прислоненную к крыльцу – еще дедовскую; одно из сломанных лезвий лежало рядом с ней. Она была в погребе вместе с прочим хламом в тот день, когда они освобождали место для нее.

Отец наконец-то сподобился что-то выбросить, ну ни хрена себе.

Брайан с улыбкой поперек лица поскакал через две ступеньки.