– Может, простим, – милостиво допустила директриса. – Но нужна ясность. Я должна быть уверена, что Саша все осознал. И раскаивается.
– Санька, ты осознал? – поинтересовался дедушка.
– Осознал.
– Ты раскаиваешься?
– Раскаиваюсь.
– Ну вот и ладушки. Тогда…
– Ты извинишься перед мальчиком, которого обидел? – вмешалась директриса.
– Нет.
Если до этого Шурка говорил насупленно, глядя в пол, то последнее слово произнес громко и дерзко. Вскинул голову и продолжил, смотря директрисе прямо в глаза и все более распаляясь:
– Не извинюсь. Я лучше приду в его новую школу и буду мычать, пока он и там не обоссытся!
* * *
– Инциденты, вы сказали? Забавно.
– Что именно?
– Да тут к нему девушка приходила. Лиза, знакомая по «Лиза Алерт».
– О, значит, Лиза из «Лиза Алерт»?
– Да. В общем, мы разговорились. Оказалось, что они с Александром какое-то время встречались и… тоже были инциденты.
– Любопытно. Поделитесь?
– Ну, например, однажды он почти двое суток не ел.
– Почти двое суток? То есть сорок с чем-то часов.
– Ну да. А в другой раз голый на балконе стоял. В двадцатиградусный мороз. Закрылся на шпингалет и торчал там битый час.
– А битый час – это сколько?
– Ну, пятьдесят с чем-то минут, наверное.
– Или сорок с чем-то.
– Да какая разница! Главное, что потом в больнице лежал с воспалением легких. А сам так и не смог объяснить, зачем это сделал.
– И вы думаете, что причины не было?
– А вы, конечно, думаете иначе?
– Ну, я все-таки следователь. И поэтому понимаю, когда человек что-то ищет. Только вот в данном случае не понимаю, что именно. А знаете, сколько километров в марафоне?
– Это вы к чему?
– Да это я так, к слову. Сорок два.
* * *
– Шикман, Бабкину пасуй! Бабкину, говорю! Да ну куда ты?! Дорошенко, не спи, держи фланг. А ты, Хромов, беги, беги! Шустрей, набирай! Эх, что же ты, Хромов?! Бить надо было!
Физрук метался вдоль кромки, как заправский тренер, но при этом напоминал скорее прапорщика из телесериала «Солдаты». Краснел, пыхтел, махал руками, досадливо сплевывал под ноги, а указания давал невпопад или же вообще задним числом, поэтому Шурка почти не слушал.
Играл он в нападении, бегал быстро и то и дело получал по ногам от Дорошенко, верзилы-защитника. Физрук же нарушений почти не замечал, считая их чем-то вроде воли к победе.
– Чё, апельсин? Ногу сломать? – зло шепнул Дорошенко после очередного фола, и Шурка решил, что обязательно забьет.
Тем более что на воротах стоял рыжий Андрей. В позе вратаря, с широко расставленными ногами и растопыренными руками, толстяк смотрелся комично и вместе с тем угрожающе. Казалось, если он прыгнет за мячом и ударится оземь, то разлом тектонических плит неизбежен.
К середине урока Дорошенко заметно подустал – по ногам уже не попадал да и в целом не поспевал за Шуркой, и тот начал забивать. В нападении соперника играл Бабкин – шустрый, наглый, напористый и вообще шпана, но ближе к концу сорокаминутного матча устал и он. Устали все, наглотавшись с непривычки свежего весеннего воздуха. Все, кроме Шурки, который так и носился по полю как заведенный. Все чаще выходил с вратарем один на один, а тот только сильней растопыривал руки и жмурился.
Мяч залетал в сетку снова и снова. Последний гол Шурка и вовсе пробил толстому Андрею «в очко», то есть между ног, что, как известно, наиболее позорно для вратаря. И тут же физрук протяжно свистнул, оглашая конец урока.
– Дополнительное время! – заорал наглый Бабкин.
– Да какой там! – отмахнулся физрук, пряча в карман секундомер. – И так на две минуты переиграли. Восемь-три! Убедительная победа. Эй, Хромов, поди-ка сюда. – Он дождался, пока Шурка подойдет, и уважительно заметил: – Да, брат, дыхалка у тебя ого-го. Отпахал за троих и хоть бы что. А не хочешь ли ты, Хромов, от нашей школы в городском забеге поучаствовать? И себя показать, и других посмотреть. А, что думаешь?
– Ну, можно, – Шурка пожал плечами, глядя в сторону.
– Тебе ведь тринадцать? Вот и отлично – по возрасту подходишь. Только хорошо б экипировку сменить, а то от этой прям в глазах рябит.
Физрук окинул взглядом Шуркину ярко-оранжевую спортивную куртку и чуть поморщился.
– У меня другой нет.
– Ну ладно, это мелочи. А данные у тебя ого-го. С такими можно в будущем и марафон пробежать. А это, брат, высшая лига. Сорок два километра.
– Сколько? – быстро переспросил Шурка. Он уставился на физрука в упор, глаза заблестели.
– Сорок два.
– Я согласен. Я побегу марафон.
– Ну тише-тише, ты горячку не пори. В марафоне с восемнадцати лет участвуют. И то – вначале надо пять кэмэ распробовать, потом – десять, потом – полумарафон. А пока твое дело – забег. На тыщу пятьсот метров. – Физрук улыбнулся и подмигнул. – Ну, дуй домой, бабушка заждалась небось.
Из школы Шурка брел, погруженный в глубокие раздумья и едва видя дорогу перед собой. После слов физрука о марафоне сердце стучало в каком-то странном, неопределенном предвкушении. Сорок два километра… Сорок два… Это не могло быть простым совпадением. Знак, точно знак. Из оранжевого мира.
– Круто сыграл, – донеслось из-за спины, и Шурка, оглянувшись, увидел Андрея.
Тот приблизился, взлохматил рыжую шевелюру и подозрительно глянул себе между ног. Будто желал удостовериться, что там и в эту секунду не пролетает мяч.
– Без обид? – решил уточнить Шурка.
– Ясен хер, – деловито кивнул Андрей. Грубое слово из его уст прозвучало как-то максимально неубедительно.
Они пошли по пустырю вдоль вереницы облезлых гаражей, щурясь от бьющего в глаза солнца, и Шурка после некоторого молчания похвастал:
– А у меня теперь тоже интернет. Только карточки быстро кончаются.
– Карточки – уже прошлый век! – авторитетно заявил Андрей. – У меня теперь модем адээсэл. Подключается в пять сек, и сидеть можно, скока хочешь. Помесячная оплата.
Он остановился возле одного из гаражей, что выделялся из череды своих невзрачных собратьев белой вороной. Точнее, оранжевой вороной. Старательно выкрашенный в ярко-оранжевый цвет, гараж этот прямо-таки лучился оптимизмом. Словно сбросил по весне хмурую зимнюю шкуру и сменил ее на новую – летнюю, нарядную, поблескивающую толстым слоем свежей краски.
– Не твой? – Андрей указал на гараж.
– Да не. С чего вдруг?
– Ну просто, под цвет подходит. – Он кивнул на Шуркину куртку и неожиданно затянул: – О-оранжевое не-ебо, оранжевое мо-оре, оранжевая ку-уртка, оранжевый гараж! О-оранжевое небо…
Андрей затянул припев по второму кругу, и Шурка, не удержавшись, подхватил:
– Оранжевое мо-оре…
– Оранжевая ку-уртка…
– Оранжевый гараж!
Последние два слова они проорали хором настолько громко, что, кажется, даже гараж одобрительно загудел.
– Эй, додики! Вы чё тут третесь?
Держа руки в карманах, вразвалочку подходил Бабкин. На лице у него играла мерзкая ухмылка, изо рта торчал чупа-чупс, за спиной, как шкаф, маячил Дорошенко.
– Сам ты… – начал было Андрей и в ту же секунду оказался прижат спиной к гаражу.
– Ты чё?! – Бабкин, давя предплечьем Андрею на горло, набычился. – В себя поверил, дырка на воротах?!
– Отстань от него!
Шурка ринулся на защиту, но получил мощный толчок в спину. Потерял равновесие, выставил в последний момент ладони, но все равно крепко впечатался в гараж лбом и, услышав глухой удар собственной головы о металл, упал на землю.
– Катись, апельсин, – донесся голос Дорошенко. – Или добавить?
– Отстаньте от нас… – еле слышно просипел Андрей.
Бабкин сильнее надавил ему на горло и усмехнулся. Свободной левой рукой вытащил изо рта чупа-чупс и помахал им перед лицом Андрея:
– Лизнешь мой леденец – отстанем. Лады?
Тот молчал, и Бабкин, не дождавшись ответа, врезал Андрею под дых.
– Лады?
Снова молчание, и еще один удар.
