– Почему я у себя дома должна терпеть такое? Тут и так твои гантели лежат, а теперь и это… – Зоя Павловна обидчиво ткнула пальцем в рюкзак. Ира проследила за ним недоуменным взглядом:
– Да что будет вашему столику? Что вы за человек такой?!
– Я-то?! – задохнулась от возмущения Зоя Павловна. – Это я вторгаюсь в чужое жилье и творю в нем что попало?!
Она вдруг заметила, что Сережа внимательно смотрит на нее. И Ира смотрит. И выражение лица у них одинаковое – какое-то удивленно-брезгливое, словно она им непонятна и притом крайне противна. Зоя Павловна почувствовала, как иссякает ее воинственный запал.
– Почему я должна это терпеть?.. – растерянно спросила она.
– Потому что мы семья? – слегка насмешливо отозвалась Ира, а противный Сережа откровенно заржал. И стало ясно, что разговор окончен и Зоя Павловна может сколько угодно тащить на прежнее место бедную юкку, но последнее слово останется все равно за этой бесстыжей парочкой.
А вечером у нее состоялся бесполезный разговор с сыном.
– Но, Миша, как же так? – сокрушалась Зоя Павловна. – Почему мы должны оставлять у себя этого мальчика?
– Потому что он Ирин сын? – вопросом на вопрос ответил Миша.
– И что, он так и будет в гостиной жить?
– А куда его – в коридор?
– Но там моя керамика, вазы, вдруг он что разобьет…
– Ой, мам… – Сын бросил на нее взгляд, каким терпеливый родитель награждает капризное дитя. – Только не начинай, это такие мелочи.
– Это для тебя мелочи, – обиделась Зоя Павловна, – а для меня – память. Мы ещё с твоим отцом в эту квартиру мебель выбирали. И не абы какую. Массив дуба вообще-то…
– Ничего не будет твоему барахлу.
Зоя Павловна ахнула и оскорбленно поджала губы.
– Не, ну серьёзно, мам, квартира старьём завалена. Шкаф этот полкоридора занимает. Давно бы продала его ценителю такой рухляди и купила что-нибудь лёгкое, современное. С Ирой бы сходили, присмотрели что-нибудь.
– Вот дождётесь моей смерти и продавайте что хотите, – обиженно всхлипнула Зоя Павловна. – Такой шкаф… Тут и резьба, и филенки…
– Ну все, мам, перестань. – Прекращая спор, сын чмокнул ее в щеку, но мыслями он – и Зоя Павловна чувствовала это всем нутром – был от нее далеко.
Она дождалась, когда он скроется в комнате, и, выждав немного, подкралась к двери. И не зря: за дверью шушукались.
– Миш, я так больше не могу, – выговаривала сноха. – Мать твоя волком смотрит. Я уже боюсь с ней в квартире находиться!
– Ну что она опять натворила?
– То спорит как заведенная, то отмалчивается. Замрет и смотрит в стену! Заговаривается – у самих соли полно, а она к соседке: типа, наша – не такая. Гантели припомнила. И на Сережу наезжала.
– Ну, она пожилая женщина. Что вы вечно цапаетесь?
– Я разве цапаюсь? Она сама придирается будь здоров. То Сережа рюкзак не туда поставил, то благовония ей не нравятся, а у самой сырым фаршем на весь дом несет. С цветком этим как сдурела…
– Но это же ее дом, в конце концов, – возразил Миша.
– И что – молчать в тряпочку? Давай съедем тогда!
– Из центра на окраину? Мне тут до работы – десять минут. И куда – в однушку? А сына твоего на кухне поселим?
– При чем тут Сережа? Он пару недель поживет, и все…
– Мне-то не гони, – устало осадил ее Миша. – Я после обеда справки навел про твоего бывшего, проблемы у него с бизнесом. Так что твой Сережа тут надолго. Осенью в нашу школу пойдет…
Тут Зоя Павловна вздрогнула так сильно, что едва не ударилась виском о дверь. Отшатнувшись, она врезалась во что-то…
– Мам, тут вас бабушка подслушивает! – завопил незаметно подкравшийся Сережа и, глядя на ее испуганно-виноватое лицо, загоготал.
* * *
Наутро Зоя Павловна собралась к соседке. Она не выходила из комнаты до тех пор, пока Миша и Ира не укатили по делам. Противный Сережа в гостиной сидел на диване, водрузив пятки на кофейный столик и, отгородившись от мира наушниками, как полоумный дергал в такт музыке головой. С каждой минутой Зоя Павловна ненавидела мальчишку вместе с его наглой матерью все больше. Вот, значит, как – вместо того чтобы от Миши родить, своего кукушонка им подкинула! Этого Зоя Павловна вытерпеть уже не могла.
Она проскользнула мимо «кукушонка» и вышла в подъезд. На этот раз не раздумывала – напряженный палец вонзился в звонок, будто самурайский меч в сердце давнего врага. И не успела отзвучать трель, как дверь щелкнула и приоткрылась.
– Входи! – крикнули изнутри.
Зоя Павловна перешагнула порог и сразу уловила запах разрытой земли. Именно так мог бы пахнуть жирный и холодный вспаханный чернозем, полный мягких извивающихся червей…
«Ремонт же, – успокоила она себя, – вот и пахнет чем-то».
– Я на кухне, – выглянула в коридор Руфина.
– А я по делу, – Зоя Павловна просеменила к ней, – о котором мы вчера не договорили. Вы же помните… – Она заискивающе всмотрелась в лицо соседки.
– Помню, а как же. И давай на «ты».
Руфина гостеприимно указала на один из двух стоящих у обеденного стола стульев и отвернулась к разделочному столу. Зоя Павловна, которой дом стал не мил, приглашению обрадовалась. Уселась и огляделась. Здесь ремонт был закончен: стены оклеены новенькими обоями, установлена мебель. В глаза бросался громадный двухкамерный холодильник.
«Куда ей такой одной-то?» – подивилась Зоя Павловна.
Хозяйка повернулась, поставила на стол блюдо с мясом тартар и, вынув из холодильника яйцо, положила рядом. Зоя Павловна сделала вид, будто не заметила, что она и дома не снимает перчаток, – мало ли, кожная болезнь какая… А Руфина, ловко сделав внутри мясного круга углубление, расколола яйцо, вылила туда желток и, ничуть не смущаясь присутствием гостьи, принялась за еду.
– Так что там у тебя?
– Эм-м… – Зоя Павловна изо всех сил пыталась скрыть изумление: она впервые видела, чтобы человек ел сырое мясо. – Сноха надумала своего нагуленыша на моего Мишу повесить… – Тут она запнулась, но взяла себя в руки. – Придется-таки избавляться от нее.
– Помнишь, о чем я предупреждала? – уточнила соседка, ложку за ложкой заталкивая мясо в рот. – Люди могут исчезнуть из твоей жизни, а могут… просто исчезнуть. Готова к такому?
Боясь передумать, Зоя Павловна поспешно кивнула, и Руфина одобрительно почмокала губами, точно пробуя согласие на вкус.
– Слушай тогда. Собери в доме из грязи, жира, пыли небольшой катышек, – она развела указательный и большой пальцы примерно на сантиметр, – и добавь туда волосок или обрезок ногтя того, от кого хочешь избавиться. Потом принеси мне.
– Зачем? – спросила Зоя Павловна, словно это было единственным, что из всего совета ее удивило.
– Ну, хочешь – себе оставь, – осклабилась Руфина.
– Нет-нет, я просто… понять хочу. Зачем эта грязь? У нас и грязи-то дома нет. Я каждый день и пылесошу, и влажную делаю, и все углы выскребаю раз в неделю.
– Найдешь. Грязь нужна, чтоб к дому привязать, волосы или ногти – указать цель.
– Кому… указать?
– Буке.
Нелепость разговора зашкаливала. Зоя Павловна, пытаясь оттянуть время, обвела кухню взглядом и вдруг увидела на подоконнике медальон на кожаном шнурке с примитивным изображением бабочки. Она помнила этот медальон – его носила Нина, в основном под одеждой, но несколько раз Зоя Павловна его замечала. Однажды спросила, что за безделица, а Нина отшутилась: мол, дорога как память.
– Это же Нинино, – Зоя Павловна указала на медальон.
– Ну да, – невозмутимо отозвалась Руфина. – Знаешь, что на нем?
– Нина говорила – бабочка.
По усмешке Руфины Зоя Павловна поняла, что это не так.
– Это руна Да́газ – древний священный знак. Делает хозяина невидимым, укрывает, если надо…
– От кого? – растерялась Зоя Павловна.
– От того, кто ищет. У нее тут все стены под обоями рунами расписаны. И пол под линолеумом.
Зоя Павловна заморгала. Изумление мешалось в ней с досадой – а подруга-то оказалась шкатулочкой с двойным дном! Имела тётку-ведьму, да и сама занималась магией.
