В груди слева закололо. Саша поморщился и потер в районе сердца. Такое уже случалось раньше на стройке, но он списывал все на погоду, на давление. Старшие тоже кивали: мол тебе сколько лет? То-то же, не мальчик, чай. Здоровья, может, на десятерых хватит, но годы адовой работы под открытым небом свое возьмут, как ни крути.
Он так и не собрался к кардиологу или неврологу… Хрен его знает, что там на самом деле болит. Но, во-первых, оплачиваемых отгулов у них не предусмотрено. Вон когда Рябой Андрюха упал на арматуру, бригадир первым делом спросил: кто его заменит? Когда сможет приступить к работе? А у человека проткнута нога и сотряс.
Таджиков и вовсе не считали… Так, расходный материал.
«Умер? Нового пришлют!» – гыгыкал довольный своей шуткой начальник. Ну а те, кто над ним, самые шишки – вообще мразоты отпетые. Вот кто действительно смотрел на рабочих, как на муравьев. Даже хуже, ведь муравей все-таки насекомое уважаемое.
Шефы смотрели на рабочих, как на клопов или гнид. И иногда Саше хотелось взять доску и пройтись хорошенечко по их наглым рожам. Чисто так, для острастки.
Так, ладно сердце… Но что это за хрень на лопатке?
Как-то раз его продуло на стройке, воспалился фурункул. Да еще где – в паху! И даже тогда Саша не пошел к врачу, все подручными средствами справлялся, перепробовал все советы, от различных мазей до великого средства из арсенала Петровича – луковой шелухи.
«Ты ее чуть кыпятком обдай, чуешь? Ну, шоб мякотка така была, кожурка-то. И вот, значитца, мякотку приложи к чирью – враз гной выйдет!»
В конце концов фурункул все-таки вскрылся сам, и Саша помнил, как тянул твердое длинное древко – стержень, помнил, сколько горячей дряни вытекло, с комочками, желтоватой. Он уже готов был поехать к врачу, но, слава богу, обошлось. Стремно – ну а что делать. И тут такое облегчение.
Но тогда хотя бы понятно было. А сейчас от этого молочно-белого бугорка веяло неправильностью.
– Бублик, ты чего там так долго? – позвала из-за двери Катя, зевая. – Тоже в туалет хочу.
Она чувствовала себя тут как дома и вовсю намекала, что пора бы им уже съехаться, долго встречаются – три месяца! И с ее зэпэхой снимать комнату несподручно, тогда как Саша живет королем в собственной однушке.
Саша лишь отнекивался. Во-первых, ему личное пространство нужно. А во-вторых, только дашь где-то слабину, и девушка тебя сожрет. Шаг за шагом, медленно, но верно.
Уж это он хорошо знал по своей бывшей. И там одной острасткой не обходилось.
– Уснул там, что ли, котик?
– Щчас… Послушай, зайди, а. Посмотри, чё эт у меня тут такое.
Дверь открылась, Катя зашла в ванную. В цветастом домашнем халатике, без косметики, да она и вообще ей по минимуму пользовалась, так, тени да стрелки.
– Что случилось? – Катино лицо-сердечко выглядело встревоженным, отчего Саша ощутил приступ нежности и, обхватив девушку ручищами, поцеловал в шею. Она засмеялась, притворно сопротивляясь и отталкивая его. – Пусти, колю-ю-ючка! Прикалываешься, да?
Саша чуть отстранился:
– Вообще-то нет. Посмотри, чё это?
Он развернулся, изогнув спину.
– Присядь. – Катя встала на цыпочки. – Ого! Жировик. Здоровый, зараза.
– Разве большой?
Холодок растекся по грудине, во рту слегка пересохло. Саша бросил взгляд в зеркало, испарина с которого уже исчезла. Жировик как будто и впрямь увеличился. Уже целая фасолина.
– Если будет расти, то придется вырезать. Давно он у тебя, пупсик?
– Вчера еще не было.
– Хм… Странно. Ну да, я бы заметила, наверное.
Катя многозначительно провела пальчиком по царапине возле хребта, которую сама же и оставила.
Саша задумался. Жировики, конечно, дело такое себе. Но разве они зудят и пульсируют и так далее? Ты подчас и не заметишь его вовсе, растет он себе и растет там.
– Кать, лук у нас есть?
– Да, вон только купила. Картошечки мне пожарить хочешь, хи-хи?
Саша рассказал про рецепт Петровича. Он был от фурункула, но вдруг и сейчас поможет. Катя посмеялась и сказала, что это бред. Что лучше уж сразу к врачу сходить, ибо жировики – это дело такое, что народная медицина вряд ли поможет.
– Ладно, иди на кухню, а то я сейчас уписаюсь!
Поиграв желваками, Саша потопал на кухню. Петрович, конечно, тот еще крендель, но вдруг сработает.
В затылке перекатился шарик боли. То, что Саша принимал за обычную усталость после стройки, превратилось в простуду. Ломота в мышцах, боль в суставах… И пульс стукает в этом гадском месте на спине.
Саша поставил чайник и, пока тот закипал, надербанил шелухи с пары луковиц. Кинул в миску… Заодно чая попить надо.
Щелкнул чайник, отключаясь и выдыхая клубы пара.
Звон затих. Саша смахнул пот с лица, залил кипятком шелуху.
Работником он был хорошим, а последние полгода так и вовсе упахивался так, чтоб просто прийти домой и забыться мертвецким сном. Просто чтобы не думать о прошлом, не думать о будущем. И вообще – о жизни. А какой смысл, если все равно все пойдет не так, как ты предполагал?
Бабушка любила говорить: «Хочешь рассмешить Бога – расскажи ему про свои планы».
Да вот жировик этот хотя бы взять. Разве Саша его планировал? Никак нет! И хорошо бы поскорее от этой дребедени избавиться.
А еще бабушка говорила: «Неисповедимы пути Господни».
Саша стащил футболку и прокричал:
– Ка-ать! Дуй сюда, шелуху прикладывать.
– Щас! – отозвалась она, шаркая тапочками по коридору. Зашла на кухню, морща лоб и вглядываясь в экран мобильника. – Меня тут эта Ильинишна твоя долбит. Теперь мне сообщения наяривает, хотя я даже не проживаю тут. Говорит, повлияй на Сашку, чего это он на капитальный ремонт деньги никак не сдает. Надо оно мне больно, влиять на этого Сашку. – Катя обвила его шею и поцеловала в щеку. – Ну, чё у тебя там?
– Ай!
Будто электрический разряд кольнул между лопаток и разбежался по нервным окончаниям болью. Даже в пальцы отдало, как от сварки после дождя. Сейчас посильнее тряхнуло даже.
– Тих-тих-тих… – пробормотала Катя. – Твою налево! Будто больше стал. Больно, если так делаю?
– М-м-м…
– Ладно, давай свою шелуху сюда. А так?
– Нормально.
На лбу у Саши обильными каплями выступил пот. Во рту пересохло. Он вспомнил, как ходил на УЗИ мошонки. Тогда медсестричка стала обмазывать его причиндалы ледяным гелем, а у него ноги сделались ватными, и он едва не завалился в обморок. Как итог, лежал в полубессознательном состоянии на кушетке, пока девица елозила по нему круглой штукой. Тогда он еще подумал, как отнесся бы к такому, будь эта девушка его женой. Естественно, это не измена, блин, это ее работа. Но все-таки она трогает разных мужиков… Наверное, ему было бы неприятно.
– Ты чёт белый весь, как кафель, – сказала Катя.
– Голова болит, – пожаловался Саша.
– Капе-ец… Глянь!
Она показала ему фото. Сашу замутило еще сильнее. Жировик еще больше распух. А оттого, что распаренная шелухой кожа покраснела, казалось, что он стал размером с небольшое блюдце. Слева от его центра был неровный бугорок.
– Хрена себе! – присвистнул Саша.
– Завтра же к врачу. Жесть!
– Ладно, посмотрим…
Потом они попили чаю, после посмотрели фильм. Затем трахались, и в какой-то момент за стеной стали мычать, явно пародируя Катины стоны. Следом послышалось жеманное хихиканье, за ним – хохот.
Голоса за стенкой перекатывались, щекотали барабанные перепонки и нервы.
– Ладно, хватит… – вздохнула Катя. – Ты вымотался сегодня, кисик.
– Сука, я этого шутника…
– Успокойся, котик. Мало ли дебилов? Это сорок третья, там придурок малолетний этот живет, Эльдар.
– Неджарахов который.
Ему захотелось пойти туда, в эту сраную квартиру, и размотать там их всех. Может быть, даже захватить молоток. Ну так, чисто припугнуть. Для острастки. Уже ходил много раз, общался, чтоб музыку потише сделали. Ни хрена не понимают, ублюдки.
Катя заснула практически мгновенно, а он лежал на спине, чувствуя, как от пота постель становится липкой и мерзковатой, словно холодное молочное желе.
