Обнимать они его перестали уже к концу первой недели, но признаться самим себе, почему, не могли. Андрюшка скучал по объятиям и жалел маму и папу Витька. Они так любили своего сына, что могли запросто сойти с ума, поняв, что его больше нет. Андрюшка не желал им этой боли.
Он выбрал Кристину. Кристина сидела рядом с ним и была чуть ниже Витька. И тоньше. Андрюшке она должна была подойти идеально.
У Кристины были красивые родители, от которых вкусно пахло. Ее забирали домой на машине, и в ее рюкзаке было всегда много конфет. Раньше Андрюшка никогда не пробовал конфет, а Кристина его угощала. Было вкусно, хотя Витёк был лучше. И котенок. Котенок был лучше всего, хотя воспоминание о нем до сих пор отдавалось болью где-то в груди.
Вечером накануне дня, когда Андрюшка решил стать Кристиной, он не стал ужинать. Папу Витька он высосал за компьютером. С монитора неслись вопли и автоматная очередь – команда папы Витька убивала монстров уже без него. Сам папа Витька не кричал. Просто не успел. Он был не очень вкусный, с привкусом тревоги и нервного истощения.
А вот мама Витька что-то почувствовала. Женщины такие чувствительные! Вот и Андрюшкина мама такая. Чувствительная. Нежная. И только таблетки ей помогают притуплять эти чувства. У мамы Витька таблеток не было.
Андрюшка догнал ее в прихожей. Прыгнул с разбегу на нее со спины, облепляя руками и ногами, когда она пыталась натянуть сапог. Сапог не поддавался, а вот голая шея, на которой от пота прилип завиток волос, поддалась сразу. Более тонкая кожа, приятный запах и кисловатый привкус ужаса. Андрюшка был рад, что избавил их от страданий по Витьку, но куда больше рад, что сделал это вечером.
Утром ему не хватило бы сил еще и на Кристину.
Очень хотелось домой. К своим маме и папе. Но Андрюшка не смел. Не в этом обличье. Может, позже? Андрюшка забрался в кровать и укрылся одеялом. Они с Кристиной придут к его родителям. Мама будет рада. Она ведь хотела дочку…
Прекрасно выспавшийся Андрюшка усадил оболочки родителей Витька рядом на диван. Положил их ладони одну на другую. Полюбовался. Люди в кино часто сидят так. Родители Андрюшки так не сидели никогда. Кто знает, возможно, однажды все изменится.
В этот день в школе Андрюшка был как на иголках. Может, из-за сохнущей кожи, которую он не намазал кремом.
Дождавшись большой перемены, когда все бегут в столовую или буфет, он пошел за Кристиной в туалет. Девчонки вечно ходят туда парочками или большими стайками, но его Кристина не такая. Это еще одна причина, почему он выбрал ее.
В этом самом дальнем туалете девочек омерзительно пахло, даже хуже, чем в туалете мальчиков. Один унитаз тек, кажется, в него набросали бумаги и чего-то еще. Андрюшка поморщился, но не отвел взгляда от Кристины, за которой шел.
Она как-то почувствовала его шаги, хотя Андрюшка двигался очень тихо. Замерла, не поворачиваясь ни к нему, ни к зеркалу. Может, краем глаза увидела отражение? Кто знает.
– Ты меня убьешь?
Тихо-тихо, только острый слух Андрюшки позволил ему расслышать Кристину. И Андрюшка мог мамой поклясться, что в ее голосе была толика облегчения. Словно Кристина с самого рождения знала, что ее убьют, и уже очень устала ждать и бояться.
Андрюшке не хотелось, чтобы ей было страшно. Он скользнул к ней, хотя от этого движения у него в нескольких местах отвалилась сухая кожа и темными заплатками накрыла грязный мокрый пол.
– Не бойся, – попросил он так ласково, как мог, и Кристина повернулась к нему. Андрюшке недавно исполнилось десять, но он смотрел много фильмов.
Кристина, наверное, тоже. Ей ведь было уже тринадцать. Или всего тринадцать?
Андрюшка накрыл чужими ладонями ее скрытые тоненькой блузкой и лифчиком маленькие грудки и добавил совсем тихо:
– Закрой глаза.
Он поцеловал ее почти по-настоящему, медленно смакуя ее жизнь, хотя уже прозвенел звонок и времени совсем не оставалось. А потом спешно совал одежду Витька в пакет и в мусорное ведро. А вот остатки сухой кожи пришлось совать в рот и пытаться проглотить.
Он ползал на новеньких Кристининых коленях в чистеньких колготках и подбирал лоскуты кожи, пихая их в рот. Кожа была совсем сухая и отдавала ароматными кремами.
Ничего удивительного не было в том, что, когда через несколько минут после начала урока старшеклассницы забрели в туалет попарить и подкрасить губы, они обнаружили Андрюшку-Кристину, склонившегося над унитазом, – его безудержно рвало.
Медпункт.
Вызов родителей.
Никто не видел ничего, что не готов был видеть, и никто не потерял Витька. Андрюшка не зря озаботился тем, чтобы отключить телефоны его родителей и закрыть дверь. Вскрывать же квартиру, из которой не пахло ничем ужасным, по закону были не должны. Так писали в новостях, и Андрюшка им верил.
За Кристиной по вызову медсестры из медпункта приехали родители. А в автомобиле, где вкусно пахло теплой кожей и модным освежителем, Андрюшка убедился в том, что уже подозревал: Кристину били.
Он получил больно по рукам, а еще по губам – из-за того, что его рвало.
Этого Андрюшка понять никак не мог. Его никогда не били просто так. Мама хотела его убить, она душила, топила и травила его – это были их маленькие тайны, только для них двоих. Но никогда не била. Она знала, что он не виноват, что он такой.
Из-за этого Андрюшка сорвался. Ему было жаль себя и жаль Кристину. Что толку в конфетах и машине, если губы горят от удара ладонью, а пальцы чешутся и только начавшая прилипать кожа едва не отслаивается?
Он убил их прямо в автомобиле. Грязно, не пытаясь скрыть свой цветок, который заметно подрос и не помещался в узкий рот Кристины. Он не целовал их и пил, прихлебывая, морщась от отвратительного вкуса. Доедать не стал. Так и оставил в машине.
И пошел домой, лишь наскоро очистив лицо Кристины от пятен. Пешком.
К маме и папе.
Мама открыла быстро, словно ждала его. Втащила в прихожую, потом вышла в коридор и посмотрела по сторонам и вниз в шахту лестничных пролетов. Но никого не было. Андрюшка, даже донельзя расстроенный и до безобразия обожравшийся, был аккуратен.
Наверное, мама и правда хотела дочку. Она ни слова ни сказала Андрюшке, лишь подстригла его длинные волосы и покрасила их, отчего те едва не вылезли.
Андрюшка терпел, наслаждаясь короткими легкими прикосновениями к коже головы и воображая, что мама его гладит.
Когда с работы пришел папа, мама уже заказывала на маркетплейсе всякие девчоночьи штучки: платья и юбочки, колготки и лифчики.
В ванную папа не пошел. Вместо этого достал из серванта бутылку дорогого виски и выпил из горлышка.
– Пить от безысходности – очень по́шло, – ехидно заметила мама, заказывая резиночки для волос.
А Андрюшка, почти не дыша, сидел рядом с ней и не находил в себе смелости сказать, что мама подстригла его слишком коротко для таких резиночек. Но разве это было важно?
– Это не безысходность, и я не пью. Я пробую. – Отец прошел к креслу, тюком свалился в него, не отпуская бутылки. – Вы двое вообще в курсе, что детей ищут куда тщательнее, чем взрослых? Отпечатки пальцев, анализ ДНК? Вы слышали об этом?
Мама хмыкнула, а Андрюшка промолчал. У него самого отпечатков пальцев никаких не было, а ДНК он везде оставлял чужую.
Отец отпил еще немного. Потом открыл телефон и сосредоточенно принялся что-то искать.
Андрюшка наслаждался негромким щелканьем клавиатуры. Они были вместе. Все втроем, как одна семья.
– Во, на днях попалось! – Отец оживился и отхлебнул еще немного виски. Интересно, он знает, что алкоголь довольно долго сохраняется в крови и неприятен на вкус? – Муравьиный хищнец! Звучит, да?
Мама снова хмыкнула, не отвечая на вопрос, но отцу этого хватило.
– «Питается внутренностями насекомых, преимущественно муравьями, из трупов которых сооружает себе камуфляж на спине, необходимый для защиты от хищников», – с выражением прочитал он. – Каково, а?.. Во, во, еще мне нравится это: «…могут использовать свой камуфляж, чтобы нападать на нимф термитов. Замаскировавшись, они пробираются в термитники по вентиляционным ходам и прячутся в расщелинах, поджидая жертву». Андрюшка, ты клоп!
