И я опять поразился, как Калерия умело со мной обращается. Она словно высыпала все важное в огромную вазу, позволяя мне самому вынимать и упорядочивать элементы подходящей формы.
Со мной никто так не делал. Я подумал, что если бы учителя, начальники с работы, жена, даже мама с папой все объясняли точно так же, то меня бы никогда не обманывали, не обзывали и не предавали.
Потом мы сели на диван, Калерия положила руку мне на бедро и рассказала, что великаны упираются головами в звезды и что их пальцы крючковатые и острые, как будто для ловли рыбы. Но на самом деле они не для рыбы, а чтобы проще рвать мягкого человека. Великаны есть почти во всех культурах и преданиях – и неслучайно, потому что они действительно существовали еще со времен зари Земли. И это они создали и культивировали человека, так же как сам человек потом вывел собак и свиней. Великаны управляли людьми голосом и добивались у них нужных качеств через кишечную микрофлору.
Она спросила, знаю ли я, что такое «Скучный миллиард». Оказалось, что это миллиард лет, когда на Земле вообще ничего, по мнению ученых, не происходило. Но на самом деле это был период расцвета великанов, заселивших суперконтиненты Колумбия и Родиния. Великаны покрыли земли пирамидами – потому что только в них накапливалась биоэнергия, позволявшая выживать без озонового слоя и кислорода.
Калерия рассказывала и поглаживала мою ногу. Другой рукой она разминала мне шею и плечи – было приятно и тепло. Я иногда осторожно касался краешка рукава ее свитера – он был колючий, и я думал, как, наверное, он кусает ей все тело. Ее короткие ноги с мощными икрами смотрелись в толстых носках очень правильно и честно.
Я знал, что историю планеты узнают через раскопки, и спросил: почему никто никогда не находил костей этих великанов? Она по-доброму рассмеялась и сказала, что люди – идиоты, они все путают и перевирают. Напомнила мне про японского поэта. Рассказала, что первооткрыватели микроволнового фонового излучения очень долго принимали его за помехи, вызванные обгадившими антенну голубями.
– Через миллионы лет, – сказала Калерия, – от человечества, от всех его космодромов и небоскребов останется слой оксидов железа и пластмассы толщиной в указательный палец. Раскопки! Ха.
А потом она рассказала, что некоторые великаны пережили свой род и тысячелетиями существовали среди людей, и скрытно, и нет. Я подумал, что это очень обидно – быть пережитым и поверженным своими творениями.
– На протяжении всех времен люди сталкивались с ними. Александр Македонский хотел сразиться с великанами, искал их по всей земле. Библейский Голиаф был жившим среди людей великаном. Святой Христофор до обретения собачьей головы был великаном. Однажды он перенес через реку Христа…
И вдруг Калерия поцеловала меня прямо в губы.
Я шел по улице, и в голове моей словно гулял ветер. Бледные многоэтажки с пустыми глазницами окон казались мне черепами вымерших великанов.
Я принялся подсчитывать окна, и тут в меня влетел крупный мужчина.
Он ел шаурму, млел и был пьян.
– Моя сладкая, какая же ты сочная, – говорил он шаурме и даже не заметил, что из-за него я свалился в грязь.
Мужчина был очень красивый. Я его узнал – любовник жены.
И меня заполнила ненависть: это ведь просто еда. Он сам как эта шаурма, его создали и культивировали с помощью бактерий непостижимые великаны. Зачем он такой красивый, что еда себе позволяет?
Я поднялся из грязи и крикнул ему вслед:
– Еда!
Он повернулся, и я понял, что это не любовник жены, а другой, чуть-чуть похожий на него накачанный мужик.
Он махнул мне рукой со свертком – из шаурмы вывалилось что-то длинное, – а после пошагал неверной походкой.
– Еда, – повторил я. – Ты еда.
* * *
Мы с Калерией лежали в кровати, за окном на откосе курлыкали голуби. Их было трое, и мне это очень не нравилось – хотелось либо разогнать, либо дождаться четвертого.
Калерия рассказывала, что великаны, как черви, и у них гидростатический скелет, то есть форма тела основана на сжатии полостной жидкости через сокращение мышечных волокон. Но голова – с большим и истинно костяным куполом. И она могла существовать отделенной от туловища. И со временем отрастить себе новое тело.
И иногда, говорила Калерия, люди встречались с оторванными, но функционирующими головами великанов. Так появлялись легенды: гигантские статуи острова Пасхи, каменные головы ольмеков, живая исполинская голова из славянских сказок.
А потом Калерия сказала:
– Представь, что ты приходишь в магазин купить колбасу…
– Я не ем колбасу, у нее страшная текстура. Я люблю гречку, картошку и хлеб.
– Я тоже не ем колбасу, только полезную сытную еду, чтобы долго быть идеальным помощником. Но это просто пример. Хорошо, ты хочешь купить хлеб. Его испекли специально для тебя, он твой по праву человека. Преступница ли продавщица, которая принесет тебе этот хлеб?
– Нет.
– Если бы я работала в магазине, ты бы считал меня плохой за то, что я продаю тебе хлеб?
– Нет.
Калерия опять поцеловала меня в губы.
Один из голубей спорхнул с откоса, их осталось двое, и мне стало спокойнее.
– Люди как будто сами понимают, что они созданы едой. Ты знал, что кости с полей сражений времен Наполеона перемалывали в муку? Для удобрений, но в голодных краях ее использовали в готовке. Миллионы тогда ели муку из сородичей и хуже себя от этого не чувствовали. Каннибализм обычен для множества культур, ведь в генетическом коде людей записано, что они еда.
Калерия запустила руку в мои волосы и начала кончиками пальцев массировать затылок. Я повернулся на бок, чтобы ей было удобнее. И вдруг увидел между стеной и кроватью мои коробки кошачьего корма. Калерия их даже не открыла.
– Как ты считаешь, кто должен править Изумрудным городом? – спросила она.
– Может быть, великанша Архана?
– Ты поможешь мне ее покормить?
– Да.
* * *
Она сказала, что нам нужно три человека. Очень обычных, простых и случайных. Мне было тяжело, потому что «три» – отвратительная цифра. Но как я мог спорить с Калерией, ведь она знала все, а я пока что ничего.
Я целый день ходил по городу – был там, где мы впервые встретились с Калерией. Шел мимо дома родителей. Посчитал проходящие под мостом баржи (пять). А потом нашел бар «Пиво».
Просто «Пиво».
У бара было три небольших окна, рядом с ним стояли три скамейки с тремя урнами.
Над баром горели зеленым светом электронные часы.
Я убил вышедшего из бара «Пиво» человека, когда часы показывали два ночи – как мы с Калерией и договаривались. Он шел с пакетом, завернул к аллее, и там я ударил его кухонным ножом в живот. Ударил и заткнул человеку рот.
Он попытался отодвинуть мою руку, и я испугался, что размажется почтовый адрес Калерии. Поэтому мне пришлось бить еще и еще. Человек выронил пакет – на землю посыпались пластиковые бутылки.
Над нами внезапно пролетели, хлопая крыльями, несколько птиц. «Шестьдесят семь, шестьдесят восемь, шестьдесят девять…» Числа меня успокоили.
Мама в детстве научила меня варить гречку, потому что это самая полезная еда и у нее нет своего вкуса. Она может стать какой угодно, все зависело от соуса и мяса. Когда я бил человека в живот ножом, не чувствовал ничего. Будто совал ложку в безвкусную гречневую кашу.
У гречневого человека было старушечье лицо. Безбородое и безусое, сморщенное, как сваренная в мундире картошка, которая долго лежала на воздухе. Меня расстроило, что человек некрасивый.
Я твердо решил, что следующим добуду красивого.
Калерия приехала на большом внедорожнике, мы погрузили тело в багажник и закидали его хламом.
– Тебя никто не видел? Ты оставил дома телефон? Ты был в перчатках? Ты молчал? Ты не снимал медицинскую маску? Ты надевал на обувь бахилы?
Калерия спрашивала, а я кивал, обиженный.
