– Не надо… – прохрипел отец. – Кира…
Она встала, выдернула флешку из проигрывателя и стремительно пошла к выходу.
– Кира!
Она остановилась и оглянулась. Внезапно напыщенный монолог показался ей совершенно пустым. Вылизанным пластиком. Кира стиснула зубы и, сдерживая слезы, сказала:
– Надеюсь, это стоило того. Кури, папа.
Она развернулась и вышла.
Кира не стала заводить двигатель, оказавшись в машине. Долго безотчетно смотрела в окно папиной палаты и пыталась подавить эмоции, рвущиеся наружу сквозь тонкую мембрану самоконтроля.
Вдалеке зарокотал гром. По лобовому стеклу застучали тяжелые капли. Мембрана лопнула, и из глаз Киры хлынуло жгучее горе.
Елена Щетинина
В этой истории все кошки и коты остались живы
В первую секунду, когда дочь оглушительно завопила в своей комнате и послышался удар, как будто что-то рухнуло – или было с силой брошено в стену, – в моей голове пронеслись десятки самых ужасных предположений. Она упала? На нее что-то упало? Взорвался телефон? Или пауэрбанк? Лопнула лампа?
Эти предположения сдавили мне горло и одновременно швырнули вперед – так, что я даже и не поняла, как оказалась в Васиной комнате.
Ничто не пылало, не шел черными клубами едкий дым, не зиял дырой натяжной потолок, не валялся на полу комод, расщеперившись выдвижными ящиками, – последним из моих панических видений было то, как он накрывает собой привставшую на цыпочки и пытающуюся что-то нашарить на нем Васю. В комнате царил лишь легкий хаос – какой и бывает к вечеру в детском царстве.
Дочь бросилась ко мне, обняла и затряслась в том самом искреннем и безысходном отчаянии, которое свойственно только детям.
– Мама! – рыдала Вася, цепляясь за меня дрожащими руками. – Мама, Томасина умерла.
Я присела на корточки и погладила ее по голове.
– Какая Томасина? Тебе прислали какое-то видео на телефон?
Вася помотала головой и указала пальцем на валявшуюся у стены книгу. Судя по лопнувшей обложке и мятым страницам, – именно ее швырнули с тем грохотом, который так напугал меня.
Я протянула руку и кончиками пальцев подвинула к себе книгу. Пол Гэллико. «Томасина». Странно, я не покупала ее. Разве она для шестилеток?
– Откуда это у тебя? – спросила Васю.
Та, кажется, даже не слышала меня, продолжая трястись в рыданиях.
– Тома… Тома… сина… у… у… умерла-а-а-а-а-а-а!
Ну конечно, умерла.
Продолжая прижимать к себе Васю, я одной рукой открыла книгу – от ее страниц еще пахло острой свежестью новизны – и быстро пролистала к финалу. Не скажу, чтобы я помнила его наизусть – эта история никогда не входила в ряд моих любимых, но и забыть его напрочь я так и не смогла за все двадцать лет. Именно из-за того, из-за чего она не входила в ряд моих любимых.
Мертвая кошка.
Все вскинули голову – и Лори, и Эндрью, и заплаканная миссис Маккензи, и распухший от слез Вилли с обвисшими усами.
Снова раздался крик – долгое, жалобное, пронзительное «мяу!». И кто-то в комнате сказал: «Томасина».
– Кто сейчас говорил? – крикнул Эндрью.
Тишина была ему ответом. Когда же все еще раз взглянули на Мэри, на ее бледном лице навеки застыла улыбка.
Наутро, когда отец Энгус ушел, под окном обнаружили бездыханное рыжее тельце. По свалявшемуся мокрому меху и холодным лапкам, все поняли, что прошлой ночью их покинули сразу две живых души.
И теперь они вместе. [116]
– Откуда у тебя эта книга? – снова спросила я Васю.
Я никогда не верила, что в детях нужно воспитывать сострадание именно таким образом: впихивая в них литературу, смакующую смерти животных. Я слишком хорошо помнила, как рыдала над «Белым Бимом Черным Ухом», чтобы не желать своей дочери такой же судьбы: недоверчиво открывать каждую книгу, где упоминается кошка или собака, и уже заранее готовиться к тому, что автор их убьет. Иногда сделав это достаточно милосердно – если смерть животного должна пробудить в главном или второстепенном герое что-то там из сострадания, любви к ближнему или осознания бренности мира. А иногда – если это хоррор – кишки бедного кота расплескиваются по десяткам страниц, а головой собаки жонглируют еще пару абзацев. К тому моменту, как я поняла этот принцип – животное и его смерть как инструмент воздействия на читателя, – я уже изрядно очерствела. И не хотела того же для Васи.
– П-па… Па-а-а… – выдавила она, всхлипывая.
Ну конечно. Кровь застучала у меня в висках. Игорь. Постоянно говорит: «Я бывший муж, но настоящий отец». И так же постоянно – постоянно! – делает все мне наперекор. Конечно, это он купил ей эту книгу. И скорее всего, именно три дня назад, когда я сказала ему: «Ничего покупать не надо, мы будем расхламляться».
Я отцепила от себя все еще всхлипывающую Васю, взяла книгу и пошла на кухню за телефоном.
– Зачем ты подарил ей эту книгу?! – прокричала я в трубку. – Я же просила тебя – не вмешиваться в мое воспитание!
Игорь издал какой-то странный звук – то ли вздох, то ли кряхтение, – но не произнес ничего, и поэтому я продолжила:
– Она и так у тебя почти полмесяца проводит, но ты решил и на мою территорию залезть? С чего ты взял, что я тебе это позволю!
– Оль… Оль… – мягко сказал Игорь. – С чего ты взяла, что Вася – твоя территория?
– А чья? – Я начала впадать в белую, слепую ярость. Бывший муж всегда знал, как меня довести до ручки. – Твоя, что ли?!
– Нет. – Все тот же вводящий в бешенство мягкий тон. – Своя, разумеется.
– Игорь! Ты… кончай философию!
– Оль, она увидела в магазине книгу, увидела кошку на обложке. Ты же знаешь, как она любит кошек. Попросила купить – я и купил. В чем проблема? Это же книга для детей.
– Но не для шестилеток! Ты бы еще ей «Белого Бима» купил!
– Она не любит собак, ты же знаешь.
– А ты знаешь, о чем я! Игорь, ей даже Колобка было жалко, зачем ты купил ей книгу, где кошка – а она любит кошек, обожает кошек! – УМИРАЕТ! Зачем?!
В трубке воцарилась тишина. Мне показалось, что я слышу какое-то клацанье.
– Оль… Ты про какую книжку говоришь? – наконец осторожно переспросил Игорь. Судя по приглушенному голосу, сейчас он прижимал телефон к уху плечом. – Я купил ей это… как ее… «Тумасину».
– «Томасину», – поправила я. – Ты хоть пролистал ее?
– Ну-у… нет. Но сейчас погуглил краткое содержание.
– Где? В своем воображении?
– Нет, в «Википедии». И тут пишут, что кошка в конце жива.
– Ты идиот, да?! Или меня держишь за идиотку? Я сейчас тебе прочту, чем там все заканчивается. У твоей дочери нервный срыв был, ты понимаешь это?!
Прижав трубку к плечу, я схватила книгу. Она показалась мне странно теплой.
– Слушаешь, да?! – прошипела я.
И начала читать:
Снова раздался крик – долгое, жалобное, пронзительное «мяу!». И кто-то в комнате сказал: «Томасина».
– Кто сейчас говорил? – крикнул Эндрью.
Усы у Вилли Бэннока взметнулись кверху, глаза сверкнули.
– Она! – закричал он. – Она сама!
Молния сверкнула так, что лампы и свечи обратились в незаметные огоньки. Все увидели в окне мокрую рыжую кошку.
Я осеклась.
– Ну? – неторопливо переспросил Игорь. – Ну?
Я не отвечала, лихорадочно пробегая глазами по строчкам:
– Талифа, – заглушил шум ливня нежный голос Лори, – иди сюда! Иди ко мне!
Кто-то мягко шлепнулся на пол. Мокрая кошка подошла ближе, открыла рот, молча здороваясь с людьми, отряхнулась как следует, подняла одну лапу, другую, третью, четвертую и отряхнула каждую. Практичный Вилли ловко обошел ее и закрыл окно.
– Что за черт… – прошептала я.
