Дочь мольфара - Толич Игорь

При упоминании Отца Тодора девушки ненадолго притихли. Всё-таки уважаемый человек на деревне был – единственный священник, и не только в Боровице, а на всю округу. Настоящий посланник божий, и не какой-то дьячок, а настоящий иерей, рукоположённый. Конечно, мало кто в Боровице понимал в церковном укладе, но Отца Тодора почитали и ценили ничуть не меньше головы деревни Шандора.

– Ну, хватит об этом, – сказала Агнешка, которой не доставляло никакого удовольствия обсуждать старую полубезумную ведьму, о которой и правда много лет никто ничего не слыхивал. – Лучше пойдёмте наряжаться, а то ещё опоздаем.

С этим все согласились. Девушки спешно оделись, пошли по лесной тропе, идущей ввысь, соприкасаясь с горным склоном бок о бок. На развилке они привычно разделились. Илка и Лисия зашагали в деревню. А Агнешке предстояло пройти над водопадом и спуститься в тихую падь, где укромно обитал домик её отца.

Для своего жилища Штефан избрал труднопроходимое, зато безветренное место. Имелся там и клочок земли плодородной, годной, чтобы выращивать самое необходимое. Несмотря на хитрый маршрут, каждый боровчанин знал, как пройти к мольфару. День и ночь на узкой тропе можно было встретить кого угодно – от разорившейся вдовушки до всеми уважаемых мастеровых. И всякий раз при виде Агнешки они обычно опускали глаза, не здороваясь, пробегали мимо, будто бы надеялись, что таким образом никто об их визите к мольфару никогда не прознает. А знали о том все. И точно так же все о том тихонечко помалкивали.

Однако сегодня дорожка оказалась нелюдима. По пути Агнешка свернула к знакомому ручью, чтобы напиться. В такую жару даже лесная прохлада не спасала, а купание лишь ненадолго бодрило тело. Заодно нужно было привести себя в порядок – переплести в косы чёрные смоляные волосы, опоясаться расшитым пояском, повязать косынку. Достав деревянный гребешок, вырезанный тятей из цельного букового брусочка, Агнешка принялась расчёсывать густые пряди.

Что-то шевельнулось в кустах.

Белка?.. Или лисица?.. А может, заяц?..

Всякое зверьё в здешних краях – не редкость. Вот только в утренние часы им обычно недосуг бродить по лесу.

Агнешка притаилась. Тихо.

Значит, просто ветер балуется.

Внезапно её ослепило вмиг. Тяжёлой сильной рукой повалило в палый еловник. Девушка вскрикнула, однако чужая ладонь мгновенно накрыла ей рот.

– Тихо! – раздался у самого уха сдавленный шёпот. – Тихо, Агнешка! Это ж я!

Открыв глаза, Агнешка увидела перед собой сына деревенского головы. Только у него хватало духу выкидывать штуки, подобные тем, которые проделывала сама Агнешка.

– Тьфу ты! Янко! – выпалила она сердито. – Дурень! Напугал!

Янко сидел на коленях рядом с девушкой, держа её нежную бархатистую ладошку в своих грубых, уже закалённых по-мужски руках. Он знал, что злость её скоро рассеется, как только их губы соединит поцелуй. Но, похоже, сегодня Агнешка как-то особенно разозлилась и разрешила коснуться лишь своей щеки. Янко поцеловал её пальцы, надеясь ещё немного задобрить любимую.

– Ну, прости. Хотел прикинуться медведем и стащить у отца шкуру, но решил, что и так получится повеселить тебя.

– Повеселил, – сдерживая улыбку, ответила Агнешка. – Я-то думала, ты больше и не придёшь к ручью…

– Чего ж сама тогда пришла?

– Воды испить.

Они поглядели друг другу в глаза. Оба знали, что это неправда. Что и спустя месяц Агнешка по-прежнему приходила к ручью каждый день. И всякий раз надеялась на встречу, но Янко не мог прийти. Никто бы не смог, будь твой отец деревенским головой, удумавшим оженить старшего сына с выгодной невестой и столкнувшийся с яростным нежеланием своего отпрыска исполнять отцовскую волю.

– Знатно тебя тогда Шандор поколотил? – спросила Агнешка, пытаясь скрыть боль в собственном голосе.

– И близко нет! – возмутился Янко. – Я же и ответить могу, что отец сам меня бояться будет!

Разумеется, он храбрился. И, разумеется, Агнешка это понимала. Но всё равно старалась верить, что её возлюбленный Янко и впрямь однажды одолеет своего родителя. И тот уступит, смирится, махнёт рукой. Уж на благословение точно рассчитывать не стоило. А если и стоило на что-то рассчитывать, то лишь на чудо. Ведь бывают и добрые чудеса, не только злые, правда?..

– Агнешка, – заключив любимую в объятья, горячо заговорил Янко, – давай убежим? Вместе. Ты и я.

– Куда нам бежать? – девушка вздохнула с грустью.

Она прижималась щекой к груди любимого. Его сердце билось быстро-быстро. Ей казалось, что за прошедший месяц, когда они могли видеться разве что случайно, Янко стал ещё выше ростом, ещё шире в плечах. Он и правда скоро мог вымахать не меньше Шандора, славившегося на всю Боровицу и окрестные деревеньки своей недюжинной силой. Тёмно-русые волосы на голове Янко загустились и огрубели. Он остриг их на отцовский манер – коротко, с забритым затылком и висками. К тому же отрастил усы. Прошёл всего месяц, а парня уже было не узнать.

– Куда угодно, – заявил Янко. – Хоть в лес, хоть в горы. Хоть в соседнюю деревню.

Агнешка горестно покачала головой:

– Я не брошу отца. Никогда.

– Но ведь он тебе не отец…

В тот же миг, как были произнесены эти слова, Агнешка оттолкнула любимого.

– Прости… – попытался он оправдаться. – Это всё злые языки…

– А ты больше слушай! – огрызнулась девушка и встала с лесного наста. – Мне пора. Иначе опоздаю на утреннюю литургию.

– А завтра?.. – с надеждой спросил Янко. – Завтра ты придёшь?

Она немного помолчала.

– Приду, – наконец вымолвила, не глядя.

И зашагала прочь.

Янко глядел ей вслед. Каждое свидание с Агнешкой становилось для него и лучшей наградой, и медленным ядом, постепенно выедающим изнутри сердце. Любимая всегда так близко и всегда очень далеко. Он может её коснуться и поговорить, но только не на людях. Да и будущее их покрыто зловещей тьмой.

Что ж дальше?.. Женитьба на Каталине, дочери священника?

Хорошая партия. Вот только сердце Янко давно отдано другой. А сердцу никак не прикажешь.

От отчаяния Янко с силой закрыл глаза, а затем принялся умываться, чтобы остыть и вернуть себе холодный рассудок. Умытый и обновлённый взгляд упал на поваленные еловые ветки, где прежде сидела Агнешка. Между ними застрял тёсаный кусочек дерева – гребень, которым любимая гладила свои волосы.

Янко покрепче сжал вещицу в руках, затем спрятал в наплечную суму и направился обратно в деревню, пока Шандор не разнюхал, что его провинившегося сына нигде нет.

Глава 3

Воскресный приход, как всегда, поражал многолюдьем. Все собрались на службу, кто мог. Даже кто не мог, и те старались прийти. У каждого в зажатом кулаке – по восковой свече, уныло каплющей горячими слезами на щербатый скрипучий пол; у каждого на губах – покорные, возвышенные псалмы, обращённые к самому богу; у каждого глаза направлены ввысь и вдаль – к священному алтарю, где проповедовал Царствие Божие Отец Тодор.

– Господи поми-и-илу-у-уй! – зычно распевал церковнослужитель в расшитой золотом рясе.

Он размахивал кадилом, от которого разносился умиротворяющий аромат жжёного ладана. Накрепко держал увесистый крест, осыпанный драгоценными камнями. Тяжёлая митра привычно и убедительно давила на лысеющую голову, оповещая о том, что всё идёт хорошо и Тодор правильно исполняет свои священные обязанности.

Агнешке нравилось приходить в церковь. Нравилось разглядывать роспись на стенах и потолке, нравился благовонный дух и приглушённый свет лампад. Нравилось петь псалмы, те, что успела выучить, находясь рядом со своими сельчанами. Несмотря на то что жилище Штефана располагалось в удалении от Боровицы, Агнешка считала себя частью деревенской общины. И, по крайней мере, здесь, в церкви, иногда действительно создавалось чувство единения.

Отец Тодор, давно умевший вести литургию хоть с закрытыми глазами, тем не менее, держал глаза открытыми и зоркими. Впервые посетив Боровицу три года назад, он старался всегда глядеть остро. Именно такая способность позволяла ему видеть и понимать много больше всех остальных.