Страна Червя. Прогулки за Стену Сна (ЛП) - Майерс Гари

— В таком случае, мы тоже должны расстаться? — сказал я. — Не важно. Оставшееся расстояние не так велико, что я могу пересечь его и на своих собственных ногах. Но жди здесь моего возвращения.

После этого я продолжил путь пешком и один. Я чувствовал, что могу проделать его в относительной безопасности, потому что ровный и бесплодный песок мало являл препятствий для меня, а те, к кому я приближался, были слишком заняты своими делами, чтобы оглядываться. Но я был слишком оптимистичен в своей оценке, как только я двинулся вперед, две маленькие фигуры отошли от остальных и направились ко мне. Через несколько мгновений они были рядом. Их внешний вид видимо должен был быть угрожающим, но, как мне показалось, они выглядели просто грустными. Они были невероятно высокими и очень худощавыми, с пустыми глазами и невыразительными лицами. Они были оба совершенно голые, не считая волос, а их кожа была сожжена почти до черноты под палящим солнцем пустыни. Ни один из них не заговорил, но каждый поднял одну длинную руку и указал пальцем позади себя.

— Вы хотите, чтобы я сопровождал вас, — сказал я. — При обычных обстоятельствах я бы подумал дважды, прежде чем принимать столь сомнительное приглашение. Но так как мое любопытство подталкивает меня в том же направлении, я не могу сделать лучше, чем следовать за вами. Ведите!

Так они и сделали. Они привели меня к большой каменной фигуре, сначала прямо к левой руке, затем непосредственно вокруг плеча к шее. Мы прошли мимо многих рабочих по пути, все они находились в таком же печальном состоянии, как те двое, что вели меня. Но, в отличие от моих проводников, они не интересовали меня. Они продолжали безмолвно заниматься своими делами, собирая грязь и камни, в которые гигантская фигура была наполовину погружена, и унося камни и грязь, которые они уже собрали. Тем не менее, они так медленно выполняли свою колоссальную задачу, что я предположил, что им придется заниматься этим еще долгие годы.

Между плечом и шеей находилась деревянная лестница, неровная линия ступенек и площадок, вздымающаяся до самого верха. Мои проводники проводили меня по этой лестнице, один шел впереди меня, а другой — сзади. Фигура, показавшаяся мне высокой с земли пустыни, казалась еще выше, когда мы поднялись над ней. Горизонт позади нас поднимался все выше и выше, а копатели под нами уходили все ниже и ниже, пока первый не стал выглядеть как край глубокой серебряной чаши, а последние, как муравьи у его основания. Это было облегчением добраться до вершины фигуры и увидеть, что она предстала перед нами, как огромная каменная равнина. Только когда я взглянул на эту равнину, я увидел, что это было на самом деле: верхнее плечо человека, такого большого размера, что трехсот человек построенных в ряд, было бы мало, чтобы измерить его.

Мои проводники повели меня по плечу к горлу, по горлу к скале подбородка и к подножию высокого деревянного строения, стоящего прямо под ним. Вид этого строения заставил меня остановиться, поскольку оно было немного менее внушительным, чем фигура, которая его поддерживала. Это была открытая конструкция из деревянных балок, похожая на осадную башню, но осадную башню полную колес, веревок и сетей, наполненных валунами. Такая сложная конструкция, без сомнения, должна иметь свою цель, но сейчас у меня не было времени ее определять. Мы поднялись по деревянной лестнице с одной стороны этой башни, чтобы ступить на деревянный настил, который едва достигал огромного подбородка. И здесь я обнаружил множество толстых тросов, скрученных в семь канатов, выходящих из башни, поднимающихся над настилом и над подбородком, чтобы через равные промежутки исчезнуть между каменными губами.

— Признайся! — Сказал мужской голос рядом со мной. — Признайся, что ты никогда не видел такого великого зрелища!

Я быстро повернулся, чтобы увидеть говорившего. На мгновение я подумал, что он имел в виду самого себя, настолько впечатляющую фигуру он имел. Он был почти так же высок, как голые землекопы, но в отличие от них носил легкий и ниспадающий плащ с капюшоном, более подходящий для этой пустынной земли. Лицо, выглядывающее из складок, было таким же лысым, как и у копателей, но не таким худым и темным. Глаза у него были невероятно голубые. Его позиция говорила, что он прождал здесь довольно долгое время и что наблюдал за нашим медленным подъемом не только на башню, но и на фигуру, что под ней. Я удивился, почему я не заметил его раньше. Но мало кто мог окинуть взглядом все окружающие нас окрестности.

— Да, признаюсь, — совершенно честно ответил я. — Я считаю себя учеником мира, я много путешествовал, чтобы увидеть его многочисленные чудеса. Но во всех моих путешествиях я никогда не видел такого чуда, как это. Я Эйбон из Му Тулана.

— А я — Омнерон, живший в Цернготе. Я приветствую тебя, Эйбон, в моем нынешнем доме.

— Я так понимаю, Омнерон, что именно вы тот, кто привел меня сюда?

— Я. Моя высокая позиция позволяет охватывать огромные пространства. Я наблюдал ваш путь по западным пескам почти с того момента, как вы начали его. И, конечно же, знал, что привлекло вас сюда. И поэтому велел моим слугам привести вас сюда, чтобы вы смогли осмотреть все поближе.

— И могу ли я считать, что вы открыватель этой фигуры?

— Увы, не я. Эта фигура хорошо известна в этой части мира на протяжении многих веков, хотя местное суеверие препятствует ее посещению или даже обсуждению. Но она не всегда была так хорошо доступна, как сейчас, потому что пустыня так сильно покрывала ее, что немногое оставалось выше поверхности. Поэтому, хоть и не я обнаружил ее, но я в ответе за ее настоящее состояние. И я буду тем, кто будет отвечать за все, что произойдет в будущем.

— Эти раскопки сами по себе достаточно героическая задача. Я не могу представить объем песка и скал, которые вы должны были сместить. Я едва могу охватить масштаб самой фигуры.

— Масштаб фигуры огромен. Она имеет длину в триста и двадцать человеческих ростов, с шириной и глубиной пропорциональными ей. Ее вес неисчислим. Вес, как вы знаете, основан не только на объеме, но и на плотности взвешиваемого объекта. А плотность этой фигуры превосходит плотность человека, как камень превосходит плоть.

— Должно быть, это очень важный бог, раз удостоился такого изображения. Кто он?

Я думал, что этот вопрос был разумным, конечно, не менее разумным, чем другие, которые я задавал. Почему же тогда Омнерон так удивился?

— Прошу прощения, Эйбон. Я думал, вы поняли. Эта фигура не представляет бога, по той простой причине, что это не изображение. Это сам бог.

— Сам бог?

— Вы сомневаетесь в этом? Почему? Вы же не из тех, кто сомневается в существовании богов. Возможно то, что эта фигура божество, вызывает некоторое сомнение. Но я обещаю, что вы не будете сомневаться в этом, когда получите полные и справедливые доказательства, которые такие же большие, как и сама фигура. Ее размеры я уже дал. Она слишком велика, чтобы ее могли перенести сюда одним сплошным куском; так же нет соединений, указывающих на то, что она когда-либо состояла больше, чем из одного куска. Она не могла быть вырезана из местного камня, потому что нет такого камня как здесь, так и во всем мире. Никакая сила на земле не способна разрезать или сломать ее, но достаточное усилие способно растягивать или сгибать ее, в разумном применении. Это фигура из-за пределов мира, титаническая фигура, которая смогла войти в мир благодаря своей колоссальной силе. Какое еще объяснение может связать все эти вещи вместе? Ясно, что лишь одно. Фигура — это бог.

— Возможно, в ваших словах что-то есть, — признался я. — Но вы не можете ожидать, что мир примет это без более убедительного доказательства, чем то, что сейчас есть у вас.

Омнерон странно посмотрел на меня.

— Интересно, что же нужно сказать, Эйбон, чтобы хотя бы на мгновение вы увидели эти доказательства. Я собираюсь начать эксперимент, который, если он закончится так, как я предполагаю, представит вам доказательства настолько прочные, что даже вы не станете их подвергать сомнению. Если фигура — камень, значит, она никогда не жила и не сможет ожить. Но если это бог, он никогда не умрет, хотя и пролежал здесь неподвижным как камень в течение многих миллионов лет. И я его разбужу.