Полное собрание историй о привидениях - Джеймс Монтегю Родс

Весь остаток вечера Стивен засыпа́л миссис Банч новыми вопросами и пытался извлечь мелодию из колесной лиры.

Той ночью ему привиделся необычный сон. В конце коридора на верхнем этаже дома, где находилась его спальня, располагалась старая ванная комната, которой давно не пользовались. Ее держали под замком, но, поскольку муслиновая занавеска, закрывавшая некогда ее верхнюю, застекленную половину, давно отсутствовала, сквозь стекло можно было разглядеть освинцованную ванну, прикрепленную к стене с правой стороны изголовьем к окну.

В ночь, о которой я рассказываю, Стивену Эллиоту приснилось, будто он стоит возле этой двери и глазеет через стекло. В лунном свете, что сочился в окно, мальчик различил лежавшую в ванне фигуру.

То, как он ее впоследствии описал, вызвало в моей памяти зрелище, которое мне однажды довелось воочию наблюдать в знаменитых усыпальницах дублинской церкви Святого Михана, обладающих жутковатым свойством столетиями предохранять от разложения тела умерших: невыразимо тощее и жалкое существо с кожей свинцово-серого оттенка, завернутое в какое-то одеяние наподобие савана, с тонкими губами, искривленными в слабой и отвратительной улыбке, и руками, плотно прижатыми к груди в области сердца.

Покуда Стивен рассматривал покоившуюся в ванне фигуру, с ее губ как будто сорвался невнятный, еле слышный стон, а руки зашевелились. Мальчик в ужасе отпрянул от двери, проснулся – и обнаружил, что взаправду стоит на холодном дощатом полу коридора, залитого лунным светом. С отвагой, не свойственной, полагаю, большинству его сверстников, он опять приник к двери ванной комнаты, дабы удостовериться, что фигура из страшного сна и впрямь находится там. Не обнаружив ее, он вернулся в постель.

Наутро он поведал о случившемся миссис Банч, которая оказалась так сильно впечатлена его рассказом, что вновь повесила на стеклянную дверь ванной муслиновую занавеску; а мистер Эбни, услышав обо всем за завтраком, был крайне заинтригован и даже сделал какие-то пометки в своей «книжке», как он ее называл.

Близилось весеннее равноденствие, о чем мистер Эбни нередко напоминал своему младшему родственнику, добавляя, что, согласно древним поверьям, эта пора весьма опасна для юных натур; что Стивену следует быть осмотрительным и закрывать по ночам окно спальни; и что у Цензорина можно найти ценные замечания на эту тему. В это же время произошли два события, которые оставили неизгладимый след в душе Стивена.

Первое из них имело место после необычайно тягостной и давящей ночи – хотя никакого неприятного сна мальчик не смог припомнить.

Вечером того же дня миссис Банч, зашивая его ночную рубашку, в некотором раздражении воскликнула:

– Боже мой, мастер Стивен! Как это вы умудрились разодрать ночнушку в клочья? Вы только взгляните, сэр, какую работу вы задали бедным слугам, которым приходится чинить да штопать за вами!

В самом деле, рубашку безжалостно и безо всякой видимой причины исполосовали, так что требовалась очень искусная игла, чтобы заделать прорехи. Пострадала главным образом левая часть груди, где параллельно друг другу протянулись продольные борозды длиной около шести дюймов – иные из них лишь слегка надорвали ткань, не пропоров ее насквозь. Стивен пребывал в полном неведении относительно того, откуда они взялись, о чем и заявил экономке; он был убежден, что еще предыдущей ночью их не было.

– Между прочим, миссис Банч, – сказал он, – они очень похожи на царапины с наружной стороны двери в мою спальню; и я уверяю вас, что и к ним я не имею никакого отношения.

Миссис Банч, раскрыв рот, уставилась на мальчика, потом схватила свечу, поспешно выбежала из комнаты и, судя по звукам шагов, устремилась вверх по лестнице. Через несколько минут она воротилась.

– Ну и ну, мастер Стивен! – выпалила миссис Банч. – Ума не приложу, кто и как мог оставить там эти царапины: для кошки или собаки чересчур высоко, не говоря уж о крысе. Выглядят так, будто их китаец оставил своими длиннющими ногтями, – я про такое еще в детстве слыхала от моего дяди, торговавшего чаем. На вашем месте, дорогой мастер Стивен, я не стала бы ничего говорить хозяину; просто запирайте дверь на ключ, когда ложитесь спать.

– Я всегда так делаю, миссис Банч, как только прочитаю молитвы.

– Вот и умница; всегда читайте перед сном молитвы, и тогда никто не причинит вам зла.

И с этими словами миссис Банч вернулась к штопке и занималась ею до отхода ко сну, иногда прерываясь на размышления. Было это в марте 1812 года, в пятничный вечер.

На исходе следующего дня сложившийся дуэт Стивена и миссис Банч превратился в трио благодаря внезапному появлению мистера Паркса, дворецкого, который дотоле, как правило, держался особняком и предпочитал обретаться у себя в буфетной. Он был изрядно взволнован, говорил торопливее обычного и даже не заметил присутствия Стивена.

– Пусть хозяин сам приносит себе вино по вечерам, если ему надобно, – без предисловий начал он. – Я же впредь буду спускаться в погреб исключительно днем – или не буду ходить туда вовсе. Вот так вот, миссис Банч. Я понятия не имею, что там завелось, – может быть, крысы, а может, сквозняк гуляет по подвалам, – только я уже староват для таких штучек.

– Да, мистер Паркс, воистину, вот уж невиданное дело: в усадьбе – и крысы!

– Я не спорю, миссис Банч, и, конечно, я много раз слышал от моряков на верфях байку про крысу, которая умела разговаривать. Прежде я этому не верил, но нынче вечером… если бы я унизился до того, чтобы приложить ухо к двери дальней кладовой, то наверняка услышал бы, о чем они меж собой толкуют.

– Да полно вам, мистер Паркс, что за фантазии! Крысы разговаривают в винном погребе… да где это слыхано?

– Что ж, миссис Банч, я не стану с вами спорить: как я уже сказал, можете прогуляться к дальней кладовой и приложить ухо к двери – и вы тотчас сами во всем убедитесь.

– Какой вздор вы городите, мистер Паркс, – детям не пристало такое слушать! Чего доброго, напугаете мастера Стивена до потери сознания.

– Что? Мастера Стивена? – Паркс только теперь заметил мальчика. – Мастер Стивен прекрасно понимает, что я просто подшутил над вами, миссис Банч.

На самом деле мастер Стивен понимал слишком много – достаточно, чтобы не поверить этому заявлению. Он с любопытством, хотя и не без тревоги, слушал слова мистера Паркса, но все его попытки вытянуть из дворецкого какие-нибудь дополнительные подробности случившегося в винном погребе остались втуне.

Теперь перенесемся в 24 марта 1812 года. В тот день в жизни Стивена произошла череда странных событий. Из-за шума ветра ни в доме, ни в саду нельзя было укрыться от безотчетного чувства тревоги, и, когда мальчик стоял у ограды и смотрел на парк, ему почудилось, будто мимо него в воздухе проносится, бесцельно и неодолимо гонимая ветром, бесконечная процессия незримых созданий, которые в тщетных попытках остановиться пытаются ухватиться за что-нибудь, что могло бы задержать их полет и вернуть в мир живых, где они обретались прежде.

После завтрака мистер Эбни сказал:

– Стивен, мальчик мой, ты не мог бы сегодня вечером, часиков в одиннадцать, зайти ко мне в кабинет? До этого я буду занят – а мне хотелось бы показать тебе кое-что, связанное с твоим будущим, нечто в высшей степени важное, о чем тебе следует знать. Только не говори об этом миссис Банч или кому-либо еще из домашних; будет лучше, если ты в урочный час отправишься к себе комнату, словно бы ложишься спать.

Охваченный волнующим предвкушением чего-то нового, Стивен с радостью ухватился за возможность бодрствовать до одиннадцати вечера. На исходе дня, направляясь наверх, он заглянул через приоткрытую дверь в библиотеку и увидел, что жаровня, обычно стоявшая в углу, передвинута к камину, на стол водружена старинная чаша из золоченого серебра, наполненная красным вином, а рядом лежат какие-то густо исписанные бумажные листки. Мистер Эбни был занят тем, что рассыпал из круглой серебряной коробочки в жаровню крупицы какого-то ароматического вещества, и не заметил появления Стивена.