Сборник "Самая страшная книга 2014-2024" (СИ) - Скидневская Ирина Владимировна

Дом, возле которого меня высадил таксист, еле проглядывался, прячась за забором. Видно, давным-давно никто не подрезал ежевику, которая из живой изгороди превратилась в неприступные крепостные стены, ощетинившиеся молодыми побегами и усыпанные твердой, еще не созревшей шишковатой ягодой. Я с трудом нашел калитку и по не менее запущенному саду пошел к дому. Везде было пусто, меня никто не встретил. Уж не опоздал ли я? На пороге дома меня начали мучить дурные предчувствия. Накинулись всякие «если да кабы». Начиналось все одинаково: «А что, если», а дальше сценарий менялся в зависимости от того, что я последним прочитал или увидел по телевизору. Сейчас моя сакраментальная фраза продолжилась: «…дед умер, не дождавшись меня? Оставил ли он завещание? Если да, то в чью пользу? И у кого оно может храниться?..» В памяти появился образ обезличенного адвоката, тем временем воображение творило дальше… «Плохо, если завещание не в мою пользу. А даже если дед и не написал его. Как я докажу, что мы родственники? По документам у меня нет отца. Эх, это что же, я зря проделал такой путь?»

Пока я развлекался подобными страшилками, ноги сами занесли меня в дом. Дверь бесшумно открылась и не менее бесшумно закрылась за моей спиной, и вот я — готовый взломщик, налицо проникновение в чужое жилище со злым умыслом (ведь я приехал, чтобы разбогатеть), а если еще и дед мертвый лежит в своей постельке, свежепреставленный… вот и доказывай потом, что не верблюд. Да и не доказать, плеваться-то умею… Я прислушался, но не для того, чтобы уловить звук милицейских сирен, поскольку давно научился не воспринимать всерьез собственные фантазии. Мне, наверное, писателем нужно становиться, а не учителем истории, хотя почему бы и нет, одно другому не мешает. А прислушался я, потому что хотел уловить, какие звуки живут в доме, или, на худой конец, чтобы иметь представление, в какую сторону идти. Но старый дом молчал, молчали мышки-норушки, притаившись по углам, тихо сидел червячок-древоточец, что ж, у них тоже бывают перерывы в еде. Не было слышно даже тиканья обязательных для таких домов деревянных часов с кукушкой. Тишина настораживала, обволакивала и отупляла, но я решительно не поддавался ее чарам. Я хотел шума и действий. Я приехал сюда не для того, чтобы красться затемненными коридорами, где ни фига не видать из-за разросшихся кустов, подступивших к самым окнам, заглядывающих в них и подсматривающих, нельзя ли поддать веточкой и проломить это тоненькое стекло, потом переползти через подоконник и буйно разойтись между стен. Поэтому я шел, сознательно шумя, топая ногами, насвистывая привязавшийся в поезде шлягер, не хватало только палки, которой можно веселенько пройтись по стенам и дверям, выстукивая по ним дробь. По пути я открывал все двери, что мне попались, но повсюду видел только опущенные шторы, зачехленную мебель и затхлый воздух, который вырывался из-за каждой приоткрытой двери прямо в лицо. Запах плесени, бр-р-р, после него вглядываться дальше в комнату не хотелось. Наконец осталась последняя дверь. Моя бравада улетучилась, и я в нерешительности замер перед ней.

Строгая лакированная дверь. Замочная скважина, над нею дверная ручка, блестящая, отполированная тысячами хватаний. Грязными руками, больными руками, уродливыми руками. Хорошо, что я не дверная ручка! Я опустил на нее ладонь и легонечко нажал. Еще одно касание, которое ей придется вытерпеть. Толкнул дверь, она подалась. В груди не екнуло и не стукнуло, и не было никаких других знаков, предупреждающих меня о неладном. Я стоял на пороге, в полосе падающего из коридора света, а дверь, подталкиваемая собственный весом, медленно открывалась. Шторы были опущены, но, в отличие от других, эта комната оказалась жилой. И ее обитатель в данный момент спал. Под одеялом, несмотря на духоту, лежал человек-гигант. Я и сам был немаленького роста, из тех, что на физкультуре стоят первыми, а за ними, на полголовы ниже, остальные, но до спящего мне расти и расти. Неужели это мой дед? Путешествие закончено возле этой широкой кровати. Или одна глава моей жизни заканчивалась, и начиналась другая? Я подошел ближе к спящему. Дед был седым, но старым не выглядел. Гладко выбритое лицо, кожа, слишком смуглая, но ведь он живет на юге, под таким солнцем можно и негром стать, несколько резких морщин. Три глубоких на лбу, две носогубные складки и лучики у внешних уголков глаз. И это все. Очень хорошо сохранился. Я учуял запах сигаретного дыма. На прикроватной тумбочке стояла переполненная окурками пепельница. И, кажется, оттуда поднимался дымок…

— Здравствуйте!

Это сказал не я и не дед. Такой завораживающий женский голос. Я, не мешкая, обернулся к его обладательнице. Хоть бы она была молода и красива! В яблочко! Я увидел молодую женщину в легком белом халате. Узкое лицо под золотистой челкой. Фиалковые глаза, пухлые чувственные губы. Я постарался быстрее захлопнуть рот, чтобы не выглядеть этаким провинциальным дурачком-простофилей. Но боюсь, все-таки выглядел, потому что заметил, как ее глаза чуть прищурились, улыбаясь. Вот черт…

— Меня зовут Алиса, я одна из медсестер, которые ухаживают за Павлом Алексеевичем. А вы, наверное, Вольдемар Константинович.

Вольдемар Константинович, солидно, будто не про меня.

— Не так официально. Зовите меня Волей.

— А мы вас так скоро не ждали. Вот Павел Алексеевич обрадуется, когда проснется.

— А давно он спит?

— Нет. Но не будем его будить, пойдемте, я покажу вашу комнату.

На пороге я приостановился, хотел еще раз осмотреться, но Алиса положила мне руку на рукав и настойчиво потянула за собой. Однако…

Предназначенная мне комната была одною из тех, в которые я заглядывал, когда искал деда. Просторная, с двуспальной кроватью, на такой жалко спать одному. Вот и тумбочек прикроватных две в подтверждение моих мыслей. Возможно, раньше это была семейная спальня. Алиса, не жалея аптекарской чистоты халатика, принялась сдирать чехлы с мебели. Я отворил плотные шторы, и пыль, которую потревожили, радостно заплясала в столбе солнечного света. Вся остальная мебель выглядела громоздкой и устаревшей.

Деда я увидел вечером. Остаток дня убил на то, чтобы обустроиться. Прислуги не было, только сиделки-медсестры, которые вели нехитрое хозяйство и готовили. Кажется, еще два раза в неделю приходила женщина, чтобы убрать дом и навести порядок в саду, но я сомневался в ее существовании: домыто грязный, а сад — запущенный. Вечером ко мне в комнату постучались. За дверью стояла молоденькая девушка, по виду совсем ребенок, в обязательном белом халатике. Стоп! Похоже на униформу, которую обязаны носить все. Уж не выдадут ли мне такой же? Представил себя в куцем халате, с торчащими оттуда голыми волосатыми ногами сорок четвертого размера и не удержался, рассмеялся. У девушки обиженно задрожали губы. Похоже, мой смех она приняла на свой счет.

— Извините. Что вы хотели? — взял себя в руки.

— Я… я ничего. — Она развернулась и ушла б, но я проворно схватил ее за плечо.

— Ну, я же извинился. Ты кто? Давай знакомиться. Я Воля.

— А я Кира. Медсестра, помогаю вашему дедушке. Я и пришла от него. Он просит, чтобы вы к нему зашли.

— Ну вот, а хотела убежать, ничего не сказав, — пожурил я девушку. — А где Алиса?

— Алиса?

— Когда я приехал, здесь была другая девушка, тоже медсестра.

— А, Алисия Викторовна. Она уже ушла. Ее смена закончилась. Мы втроем дежурим около Павла Алексеевича, по суткам. Я, Алисия Викторовна и Валентина.

Уже знакомым путем я прошел за Кирой к деду.

Он полусидел-полулежал, опираясь на большие подушки, и курил. Немного робея, я подошел к кровати и уселся в изголовье на стул с кованой спинкой. Вещь на вид красивая, старинная, но сидеть неудобно. Я уже заметил: вещи в основном служат или тому, чтобы на них любовались, или тому, чтобы пользовались, стул как раз был из тех, которыми можно только любоваться. Поэтому я слегка поерзал, устраиваясь, и, в конце концов, сполз на самый краешек, пришлось напрячь мускулы ног и балансировать. Я уставился на деда, дед — на меня. Несколько секунд мы молча оглядывали друг друга. Не знаю, остался ли он доволен моим внешним видом. Может, он и не такого внука желал. Но простите, что выросло, то выросло. Я тоже не знал, что думать. Мы с мамой, когда прочитали письмо, представили себе старенького седенького дедушку, еле передвигающегося, с палочкой, а может, забавно прикладывающего ладонь к уху, чтобы лучше слышать. Может, полуслепого, с роговыми очками на переносице. В общем, получилась карикатура на этого здоровяка, непонятно зачем улегшегося в постель.