Игнат схватил стоявшего в каком-то ступоре Антона за плечи и повлек в сторону. Гильза как раз отвернулась от них, народу было много, так что им удалось спрятаться за елкой, а потом быстренько перебежать в отходящий от зала узкий коридор. Лучше бы, конечно, к лестнице, а потом через большой коридор к раздевалкам. Но тогда классуха точно бы их заметила.
– Переждем шухер, – сказал Игнат, когда они завернули за угол. – Гильза свалит, тогда пойдем.
– Блин, она ведь все равно узнает, кто фотку сделал, – сказал Антон.
– А как? Где у нее доказательства? Она что, отпечатки пальцев пойдет снимать? И вообще, я скажу, что фотку мне старшие пацаны отдали. Пусть попробует докажет, что это я. – Игнат умел быть очень напористым.
– Ну ладно, – примирительно согласился Антон, прислушиваясь к визгливым выкрикам классной. – Чего сейчас делать-то будем? Похоже, все это надолго.
– Пойдем пока подвал посмотрим, – предложил Игнат, указывая на узкую лестницу, ведущую вниз. И они пошли.
Подвал оказался на удивление большим – с арочными сводами из старого темного кирпича, с массивными колоннами и многочисленными ответвлениями от центрального коридора. Кругом громоздился всякий хлам: пропылившиеся декорации, старая мебель, пустые рамы в облезшей позолоте. Окна были крошечные, с ладонь, забранные частой решеткой. Кто-то уже успел включить в подвале электричество – редкие желтые лампы под потолком сочили будто бы протухший, тусклый свет. Антон и Игнат разглядывали декорации, надавали щелбанов выстроенным в ряд гипсовым Ленинам (крайний был с отколотым носом), потом Игнат нашел плюшевую тряпку, не столько черную, сколько серую от пыли, лег в большой пустой ящик и принялся изображать Дракулу. А затем они услышали плач.
Антон с Игнатом осторожно двинулись вперед. В глубине очередного ответвления, отходившего от коридора, стоял большой металлический шкаф. Тихий плач доносился оттуда. Они по очереди выглянули из-за угла.
– Это она, – прошептал Игнат.
– Пойдем отсюда, – предложил Антон. Все разыгравшееся было веселье вмиг сошло на нет, снова стало мерзко и тошно.
– Не-е, – тихо протянул Игнат. – Она лохушка и слабачка. Такие от жизни всегда получают по полной.
– Давай просто оставим ее в покое.
– Не-е, – Игнат начал красться вдоль стены и поманил за собой Антона. – Толкай, – сказал он, когда подкрались к самому шкафу, и они вместе налегли на металлическую дверь с ржавыми петлями. Петли завизжали, дверь с грохотом захлопнулась.
– Не надо, выпустите меня! – донесся изнутри слабый Сашин голос. Но Игнат уже вставил в ушки для замка тяжелую кочергу, которую нашел тут же.
– Выпустите, пожалуйста! – Саша забарабанила в дверь кулаками. Антон поразился, какой тихий получился звук.
– Слушай, это уже перебор, – прошептал он. – Давай откроем.
– Не-е, – жестко улыбнулся Игнат. – Лохов имеют. Всегда. Так говорит мой батя. Нехрен быть лохом. Вот теперь пошли.
Когда Игнат вот так улыбался – чужой, взрослой улыбкой, – Антон всегда отступал. Лишь нашел в себе силы возразить напоследок:
– Блин, ну ведь это же настоящий криминал!
– Да в каком месте криминал-то? – удивился Игнат. – Ну, посидит она там немного. Мы вечером сюда придем и откроем. Чего ты очкуешь?
У Антона стало уже совсем мерзко на душе, но он вынужден был согласиться. Действительно, что с этой лохней случится за несколько часов? Да ровным счетом ничего.
Однако вечером в Дом творчества прийти не удалось. Когда Антон с трудом отпросился у родителей ненадолго перед ужином и зашел за Игнатом, выяснилось, что того посадили под домашний арест. Отец Игната все-таки каким-то образом узнал, что сын без спросу брал и таскал в школу его полароид, и запретил Игнату гулять все выходные, до самого понедельника. Игнатов отец был суровый мужик, Антон его немного побаивался.
В одиночестве Антон дошел до Дома творчества, даже зашел внутрь, но в бальном зале снова шел праздник, вход в коридор, ведущий к подвальной лестнице, загородили листами фанеры, обклеенными фольгой, да в придачу Антона не пустили в сам зал – у него не было пригласительного билета.
Пришлось идти домой.
«Может, ее уже нашли и выпустили», – успокаивал себя Антон перед сном. Наверняка ведь в подвал кто-то ходит. Те же уборщицы. Хотя, судя по слою пыли на полу, там вообще редко кто появляется…
В воскресенье всей семьей с самого утра поехали в гости и вернулись поздно вечером. Днем Антон, по правде сказать, вовсе забыл про Сашу. А вечером вновь успокоил себя, что наверняка ее освободили. И завтра утром он увидит ее в школе.
Однако в понедельник Саша в школу не пришла.
– Да не ссы, может, она просто заболела, – успокаивал Антона Игнат.
И все-таки Антона начало потряхивать. Ощущение было такое, словно у него, как при гриппе, поднимается температура.
После пяти уроков Гильза устроила классный час, и Антон мрачно ожидал допросов относительно фотографии, но все оказалось значительно хуже. После звонка в класс математики зашел милиционер с непроницаемым сухим лицом. А что касается классной – пожалуй, впервые у непробиваемой Гильзы, способной поставить на место самых отъявленных стебщиков и хулиганов, был потерянный, даже испуганный вид.
– Ребята, у нас Саша Макарова пропала. Постарайтесь вспомнить, кто видел ее после этой вашей безобразной выходки… о которой я с вами потом поговорю отдельно… Кто-нибудь видел, куда она пошла после того, как вышла из Дома творчества? Может, с ней был какой-то взрослый? Может, ее пригласили в машину? Пожалуйста, очень постарайтесь вспомнить. Это крайне важно.
Разумеется, никто из одноклассников ее не видел и ничего не знал. Антон едва мог спокойно сидеть на месте, его уже не на шутку лихорадило. «Молчи. Мы ничего не знаем». – Такую записку передал ему Игнат под партой. И Антон молчал. Присутствие милиционера погрузило его в какой-то ошалелый ужас. Сразу представилось, как этот милиционер приходит домой, разговаривает с родителями… Антон отчетливо увидел мамино испуганное лицо. Нет, нет. Антон молчал и даже сумел сохранить самообладание, так что милиционер ничего не заподозрил, когда стал опрашивать ребят по очереди.
После школы Антон едва дошел домой, у него просто ноги подгибались. Почти вся суббота. Все воскресенье. Понедельник. Сколько люди могут выжить без воды? Трое-четверо суток? Неделю? Антон не помнил. Он попробовал поискать в энциклопедии и заметил, что у него трясутся руки. Раз-два-три. Что они с Игнатом, собственно говоря, наделали?
Ближе к вечеру он пошел к Игнату. По телефону решил не звонить. Папа однажды рассказывал, что телефоны всегда прослушиваются.
– Игнат, надо поговорить, – тихо начал Антон в прихожей. – Давай сейчас пойдем и освободим ее. – Больше они не называли Сашу по имени, и лохушкой тоже не называли, только «она». – Ну это уже реально серьезно. Она ведь там умереть может.
– И как ты это представляешь? – спросил Игнат, снова включая свой невыносимый взрослый тон. – Мы приходим и вытаскиваем ее? Она там уже наверняка без сознания лежит. И чего мы скажем охраннику, который там на входе всегда торчит? Извините, мы тут одноклассницу на пару дней забыли? А щас решили забрать? Да нас в ментовку сразу укатают! Ты хочешь в ментовку? Я – нет!
– Игнат, ну ведь это же убийство! – отчаянно прошептал Антон.
– Если мы будем молчать, никто не узнает, – отрезал Игнат.
– Слушай, если ты сейчас не пойдешь со мной, я… ну не знаю… я сам в милицию пойду!
– Если что-нибудь вякнешь про меня – я тебя убью, – сказал Игнат, и каждое из этих слов ощущалось будто свинцовая затрещина.
– А я думал, мы друзья, – пробормотал Антон.
– Я не дружу с лохами и трусами. Если скажешь хоть кому – я тебя точно убью.
Антон смотрел на широкие темные брови Игната, на его крепкие плечи, и почему-то ничуть не сомневался в том, что сказанное – не пустые слова. Тощий белобрысый Антон был ниже Игната и слабее. Он не победил бы даже в обычной драке.
