Когда я вошёл, меня встретила почти полная тишина, нарушаемая лишь тихим звоном фарфора. За огромным столом из тёмного дерева, который мог бы служить посадочной полосой для небольшого самолёта, уже сидели. Ямада Аяме, с идеальной осанкой и чашкой кофе в руке. Госпожа Эми, с её мягкой улыбкой. И какой-то парень.
Он сидел, откинувшись на спинку стула, и сверлил меня взглядом, в котором читались скепсис, презрение и толика скуки. Он даже не поздоровался, лишь чуть скривил губы, делая вид, что я — не более чем назойливая муха. Кажется, ему было столько же, сколько и мне. Может, чуть меньше или чуть больше. Японцы, хрен поймешь. Выглядел он так, будто только что сошёл со страниц модного журнала, но при этом умудрялся сохранять вид человека, которому глубоко наплевать на все модные тенденции.
Я сел на предложенное мне место, чувствуя себя, как на витрине. Воздух можно было резать ножом. Я понял, что пахнет жареным.
— Погода сегодня обещает быть прекрасной, — нарушила молчание Аяме, обращаясь, кажется, ко всем сразу и в то же время ни к кому. — Йена снова немного укрепилась по отношению к доллару, что не может не радовать.
— Ах, да, погода чудесная, — подхватила Эми. — Сегодня я как раз хотела сегодня съездить в новый сад камелий, он только открылся, но… — тут она замолчала, и взгляд ее погрустнел. Я понял, что она думает о муже. Но Эми все же улыбнулась и продолжила: — Говорят, там невероятно красиво.
Парень молчал, продолжая испепелять меня взглядом. Я ковырялся вилкой в своём омлете, который казался мне на вкус картонным, и думал только об одном: как сбежать.
И пока я разрабатывал в голове план побега, дверь в столовую отворилась.
В проёме появились двое.
Первым шёл высокий седовласый мужчина в безупречно сшитом костюме. Он был лет пятидесяти, с властным лицом и проницательными глазами за стёклами дорогих очков. Он вёл под руку старика.
Старик же был одет в традиционное японское кимоно, и его лицо, изрезанное глубокими морщинами, казалось, ничего не выражало. Но глаза… глаза у него были живые, острые, и в них светилась недюжинная сила воли. Он опирался на трость, но держался прямо, с достоинством.
Все за столом тут же встали и поклонились. Я, как обезьяна, повторил за ними.
— Отец. Дедушка, — произнесла Аяме почтительно.
Мужчина в костюме, отец, кивнул, а затем его взгляд остановился на мне.
— А это, я так понимаю, и есть наш герой, — его голос был глубоким и ровным.
«Ну всё, приплыли», — подумал я.
Мужчина в костюме, которого Аяме назвала отцом, внимательно изучал меня, словно я был экспонатом в музее, который нужно оценить по всем параметрам. В его взгляде не было той колкой заинтересованности, что у Аяме, или скучающего презрения, как у парня за столом. Нет, он смотрел на меня с неким расчётом, словно прикидывал стоимость.
Старик же, тот, что в кимоно, просто кивнул, его морщинистое лицо оставалось непроницаемым. Но его глаза пронзили меня насквозь. Я понял, что самый опасный человек в этой комнате — это именно он.
— Прошу, садитесь, — спокойно проговорил отец Аяме, а потом повернулся к невестке, и его тон стал мягче: — Эми, как ты себя чувствуешь сегодня? Как Мика?
Эми, которая до этого сидела, опустив взгляд, подняла его и улыбнулась, эта улыбка осветила её лицо, как первые лучи солнца.
— Спасибо, отец, я чувствую себя гораздо лучше. Мика в полном порядке. Конечно, она была очень напугана, но благодаря милым сестрам Херовато-сана, оказавшимся рядом, ничего серьезно не произошло. Сейчас она играет во дворе.
Отец кивнул, на его лице появилась лёгкая, почти незаметная улыбка. Затем он перевёл взгляд на Аяме.
— Аяме, как Кайто? Что говорят врачи?
— Состояние стабильное, отец, — ответила Аяме, и её голос был ровным, словно она говорила не о своем брате, попавшем в аварию. — Операция прошла успешно, он восстанавливается. Хирурги сказали, — тут она повернулась ко мне, и её взгляд, острый, как лезвие самурайского меча, впился прямо в мои глаза, — что, если бы не доктор Херовато, он не доехал бы даже до больницы.
Эти слова прозвучали в столовой, словно выстрел. Я почувствовал, как все взгляды устремились на меня. Эми смотрела с теплотой, и в ее глазах так и читалось громкое «Спасибо». Парень, сидевший напротив, наконец-то отвлёкся от созерцания собственной тарелки и поднял бровь, оценивающе оглядывая меня с ног до головы. А дед… дед просто отхлебнул из чашки с чаем, его лицо оставалось непроницаемым. Но мне показалось, что уголок его губ едва заметно дрогнул, словно он еле сдерживал улыбку. Или это мне просто показалось от нервов. Ведь даже я не мог оставаться полностью спокойным, когда вся семья богачей смотрела именно на меня. И что-то мне подсказывало, что стоит мне сказать что-то не то, как их адвокат позаботиться, чтобы всю свою оставшуюся жизнь я провел в коробке из-под холодильника, прося милостыню у прохожих.
— Доктор, — наконец, заговорил отец, и его голос вернулся к своей обычной, властной тональности. — Мы многим обязаны вам. Я бы хотел кое-что обсудить с вами после завтрака, если в не против.
Я лишь кивнул. Какое уж тут может быть «против».
Глава 22
— Пройдемте в мой кабинет, — продолжил он, не дожидаясь более внятного ответа. — Нам нужно поговорить.
Я покорно встал из-за стола, чувствуя себя ягненком, которого ведут не то на заклание, не то на вручение почетной грамоты. Мы шли по тому же безупречному коридору, и каждый наш шаг гулко отдавался в звенящей тишине. «Ну вот и все, — думал я, — сейчас он отведет меня в подвал, где меня уже ждут два вежливых самурая с катанами, то есть адвокаты, и спросят, не хочу ли я подписать договор о неразглашении. Кровью. Своей».
Наконец, мы подошли к массивной двери из темного дерева. Мужчина открыл ее и жестом пригласил меня войти. Это был кабинет. Да что там кабинет — это был королевский зал. Одна стена была полностью занята книжными полками, уходящими под самый потолок. На полках стояли не просто книги, а древние фолианты в кожаных переплетах. На другой стене висела огромная карта Японии, испещренная какими-то пометками. Посередине комнаты стоял гигантский стол из цельного куска дерева, отполированный до зеркального блеска.
— Присаживайтесь, — указал он на кресло, которое выглядело настолько же удобным, насколько и дорогим.
Я опустился в него и почувствовал, как утопаю в мягкой коже. Отец семейства Ямада сел напротив, сложил руки на столе и несколько долгих, мучительных секунд просто молча смотрел на меня. Я же молчал, не желая первым начинать диалог.
— Херовато-сан, — наконец начал он, и его голос заполнил тишину. — Я не буду ходить вокруг да около. Мой сын жив благодаря вам. Вся моя семья в неоплатном долгу перед вами.
Я снова промычал что-то невнятное. Ну а что тут скажешь? «Ну вы это, заходите, если шо»?
— Я человек дела, — продолжил Ямада. — И я привык платить по счетам. Я хочу вас отблагодарить.
И тут он выдвинул ящик стола и достал оттуда, я даже не сразу понял что. Это была чековая книжка.— Сколько вы хотите? — спросил он, открывая ее и беря в руки ручку.
Я моргнул. Потом еще раз.
В голове пронесся калейдоскоп совершенно идиотских мыслей. Сколько я хочу чего? Сна? Хотя бы восемь часов, без кошмаров про всяких старух. Кофе? Хотя бы тонну, но нормального, человеческого, а не той жижи из автомата, которая, по слухам, могла бы растворить даже титановую пластину. Я скорее просто хочу понять , в конце концов, что это за цирк, в котором я оказался главным клоуном?
Но, понятное дело, что он говорил о деньгах. Но… сколько я ХОЧУ? За спасение жизни? «Так, спокойно, — скомандовал я сам себе. — Не надо делать поспешных выводов».
— Простите, — выдавил я, силясь понять, что происходит. — Я не совсем понимаю, о чем вы.
Он посмотрел на меня с легким удивлением, будто я спросил его, почему солнце светит или птицы поют.
— О деньгах, разумеется, — пояснил он так, будто это было само собой разумеющимся. — О вознаграждении. Назовите сумму. Любую. И не скромничайте. Можете считать, что вы сорвали джек-пот.
