— Аяме-сан, — решился я нарушить тишину. — Дом… он очень красивый. Наверное, у него богатая история?
Я надеялся, что этот невинный вопрос поможет мне хоть что-то прояснить. Экономка, не оборачиваясь, чуть заметно улыбнулась.
— Этому дому более трехсот лет, Херовато-сан. Он видел многое. Семья Ямада владеет им с самого основания. Они очень ценят традиции.
«Семья Ямада». Так, это уже что-то. Осталось только выяснить, что это за Ямада такие, что живут во дворце и имеют штат прислуги, способный укомплектовать небольшой отель.
— Должно быть, очень сложно поддерживать такой большой дом в порядке, — не унимался я, изображая светскую беседу.
— Старый господин всегда говорил, что порядок в доме — это порядок в мыслях, — уклончиво ответила Аяме. — Семья Ямада очень уважаема в определенных кругах. Они занимаются сохранением культурного наследия. Так что чистота и порядок — основы нашего быта.
Ага, «сохранением культурного наследия». Звучит благородно и совершенно ничего не объясняет. Этим «наследием» может быть что угодно — от антикварных кувшинов до подпольных казино. Старая лиса. Что ж мне так везет сегодня на хитрых японок. Она говорила много, но по сути не сказала ничего.
Наконец, мы остановились у больших раздвижных дверей.
— Прошу прощения, Аяме-сан, — вставил я, пока нас не усадили за стол. — Не могли бы вы одолжить мне телефон? Мне нужно сделать один очень важный звонок. Иначе завтра меня самого придется спасать.
Экономка с пониманием кивнула, достала элегантный смартфон и протянула мне. Я тут же набрал номер тетушки Фуми. Гудки не успели даже закончиться, как раздался тихий голос:
— Да…?
— Тетушка, это я, Херо...
— АКОМУТО ХЕРОВАТО! — не успел я договорить, как в трубке раздался крик, от которого, кажется, завяли цветы в ближайшей вазе. — ГДЕ ВАС НОСИТ?! Я СЕЙЧАС В ПОЛИЦИЮ ЗВОНИТЬ БУДУ! Я УЖЕ ВСЕ МОРГИ ОБЗВОНИЛА!
— Тетушка, успокойся, пожалуйста, — попытался я перекричать ее. — У нас все хорошо. Мы живы и здоровы.
— ХОРОШО?! — ее голос поднялся еще на октаву. — ТЫ ЗНАЕШЬ, СКОЛЬКО ВРЕМЕНИ?! ПОЕЗД УШЕЛ! ДЕВОЧКИ ГДЕ?! ЕСЛИ С ИХ ГОЛОВ ХОТЬ ВОЛОСОК УПАДЕТ, Я ТЕБЯ…
— Тетушка Фуми! — рявкнул я так, что на другом конце провода замолчали. — Мы в порядке. Мы просто… немного задержались. Произошло одно происшествие, мы помогли человеку. И опоздали на поезд. Нас приютили очень хорошие люди. Завтра утром мы будем дома. Девочки рядом, целы и невредимы.
В трубке наступила тишина. Затем послышались всхлипы.
— Идиот, — уже тише, сдавленным от слез голосом сказала она. — Я так переволновалась…
— Прости, тетушка. Все хорошо, правда.
— Дай трубку Хане!
Я передал телефон. Хана отрапортовала, что все отлично, что они в большом красивом доме, и что сейчас их будут кормить ужином. Потом трубку, судя по всему, вырвала тетушка Хару, и уже ее слезливые причитания полились из динамика. Наконец, убедив их обеих, что мы не проданы в рабство и не попали в секту, я закончил разговор и с облегчением вернул телефон экономке.
— Прошу, Херовато-сан, — экономка указала на открытые двери. — Ужин готов.
Мы вошли в столовую. Это была огромная комната с огромным длинным столом и большими стульями. Стол был сервирован так, будто мы ждали визита премьер-министра. Десятки маленьких тарелочек с разнообразными закусками, сашими, супы — я даже названий половины этих блюд не знал.
Хината и Мика уже сидели рядом и о чем-то мило щебетали, тыкая палочками в еду. Хана с серьезным видом знатока пробовала все подряд. А я сидел, ковырялся в рисе и думал. Мысли роились в голове. Кто эти люди? Что будет завтра? Разговор с Мей не выходил из головы. Теперь ее слова заиграли другими красками. Ведь я ткнул ручкой не в обычного человека. А видимо в человека, в которого лучше ничем таким не тыкать.
После ужина, до которого я почти не притронулся, Аяме-сан повела нас в отведенные нам комнаты. Это было целое крыло дома. Девочкам досталась одна большая комната, мне — другая, по соседству. В каждой комнате были свои ванная. Большие кровати уже были застелены свежим бельем.
— Если вам что-нибудь понадобится, Херовато-сан, просто позовите, — сказала Аяме и, поклонившись, бесшумно удалилась.
Я благодарно кивнул и, прежде чем зайти к себе, я остановился у комнаты девочек. Дверь была слегка приоткрыта, и я услышал тихое сопение. Они спали. Я тихонько вошел. Хината спала, вся сжавшись в комочек, а одеяло сбилось где-то на краю, а Хана растянулась на своей кровати, раскинув руки.
Я подошел к каждой из них, поправил одеяло Хинате, затем подошел к Хане и нежно погладил её по волосам. Эти девочки... Вся эта ситуация была для них такой же неожиданной, как и для меня. Они увидели настоящую аварию сегодня, а потом просидели в холодном холле больнице. И сейчас спят в совершенно чужом доме. И все же они не сказали мне ни слова, ни обвинили.
Я закрыл их дверь и вошел к себе. Комната была простой, но невероятно изысканной. Я подошел к окну и посмотрел на сад, освещенный луной. Тишина. Покой. Но внутри меня бушевала буря. Я лег на кровать и провалился в невероятно удобный матрас. Закрыл глаза. Усталость навалилась мгновенно. Но даже сквозь нее в мозгу, как неоновая вывеска, горел один-единственный вопрос: «Куда, черт возьми, я вляпался?»
Глава 21
Тьма. Она была холодной и гладкой. Я не висел в ней, как это обычно бывает в сериалах и фильмах, а стоял на ее зеркальной поверхности, видя внизу лишь бесконечную, непроглядную глубину.
Она появилась не из мрака, а уже была здесь, словно ждала меня. Старушка. Та самая.
Она не смотрела на меня. В ее костлявых руках была изящная клетка из тусклого серебра. Внутри, на бархатной жердочке, спала крошечная птица с перьями цвета лунного света. Она не пела, а ее грудка едва заметно вздымалась в такт дыханию.
— Красивая клетка, не так ли? — проскрипел ее голос, нарушая мертвую тишину. — Крепкая. Надежная. Прям как тело для души. Но что будет, если замок сломается от сильного удара?
Она несильно встряхнула клетку. Дверца не открылась, но сквозь серебряные прутья просочился светящийся полупрозрачный силуэт спящей птицы. Этот призрачный двойник вспорхнул и завис в воздухе рядом с клеткой — такой же живой, но бесплотный — растерянно озираясь по сторонам. Настоящая птица внутри так и осталась лежать без движения.
— Песня затихнет для мира, — продолжала старуха, указывая на клетку. — Но птица не умрет. Она просто забудет дорогу домой. Будет летать рядом, невидимая и неслышимая для всех.
Я хотел что-то сказать, но мой взгляд был прикован к этой дрожащей светящейся пташке.
Тогда старуха повернулась ко мне. Ее глаза впились в меня.
— А ты... тебе придется заплатить за право ее слышать.
Зеркальный пол подо мной треснул и рассыпался. Я полетел вниз, в ледяную, бездонную воду, что скрывалась под тьмой. Вода хлынула в легкие. Я тонул. Я знал это чувство. Тьма смыкалась, забирая остатки сознания.
Но когда мрак стал абсолютным, я почувствовал прикосновение к своим векам. Ледяное, как сама пустота.
— Третья встреча с ней заберет твой старый взор, — прошептал голос старухи прямо у меня в голове. — Но подарит новый.
Я открыл глаза.
Я все еще был под водой, но больше не тонул. Я дышал. И я мог видеть. Вода не была преградой. И я увидел ее — ту самую призрачную птицу, что кружила теперь надо мной в черной толще воды, одинокая и испуганная. Она была единственным источником света в этой бездне.
И тогда я заметил красную нить. Один ее конец тянулся от моего пальца, а второй был привязан к лапке светящейся птицы. Это была единственная связь между нами в этом холодном мертвом мире.
— Клетка останется цела, — эхом пронесся голос старухи, когда видение начало таять. — Но птицу увидят лишь те глаза, что сами заглянули за край.
Резкий толчок. Я чувствовал, как крик рвется из груди, разрывая легкие, но наружу выходил лишь беззвучный хрип. Я кричал, кричал, кричал…
