Вань, я не Яга! История попаданки (СИ) - Ха Елена

Быстро окинув цепким взглядом чисто прибранный домик, гостья почему-то недовольно поджала губы и прижала к груди увесистый узелок.

«Аппетитная Пампушка», — подумала я.

— Чего надо? — умело изображая Ягусю, спросила я.

— Я соседка Гаврилы. Ты к нему вчера заходила, а сегодня у его Варьки их страшное пятно пропало. Это же ты чудо такое устроила?

Я от гордости забыла, что грудь у меня обвисшая, вперед ее выставила, нос с мухомором повыше задрала и важно заявила:

— Пустяки…

— Бабусенька, Ягусенька, — заюлила деревенская королева красоты, — А помоги и мне. Я в долгу не останусь.

Поставила на стол узелок, развязала, а там три банки меда, крынка со сметаной, колечко колбасы. У меня желудок сразу заурчал, как раненый бегемот, я ведь еще не завтракала. Кот тоже, заметив колбасу и сметану, облизнулся, усатая рыжая морда как-то сразу подобрела.

— Чего хочешь? — захлебываясь слюной, поинтересовалась я.

— Хочу замуж за Гаврилу. Я его давно обхаживаю. И по хозяйству предлагала помощь, и с девкой его готова была нянчиться. А он от помощи отказывается, угощения не принимает. Бирюк убогий…

— Так зачем тебе такой муж? — резонно спросила я.

— А ты его хоромы видела? Не изба, терем! А стадо, знаешь, у него какое? Десять коров! Богатый он и работящий. Я бы с ним жила припеваючи.

Мне не нравилась Акулина, она казалась мне меркантильной и злобной. То, как она говорила о дочери Гаврилы, особенно настораживало.

— И тебя не смущает его родимое пятно? А вдруг у вашего ребенка такое же будет.

— Если будет, я к тебе за помощью приду. А его лицо меня не волнует, лишь бы мы детей на пуховых перинах делали, — захихикала гостья.

— И даже чужая дочь тебя не останавливает? С Варей же придется общий язык искать… — продолжила я расспросы.

— Если ты мне приворотное зелье дашь, и я Гаврилу к рукам приберу, мне с этой девкой и разговаривать не придется. Будет у меня по дому батрачить, — самодовольно выдала мне свои планы Акулина.

— Приворотных зелий у меня нет! — отрезала я и стала завязывать узелок, чтобы вручить его обратно гостье.

— Ты забыла, старая, — возмутился кот, шлепнув меня по руке, когда я посмела колбасу от него отобрать, — Вон там, на нижней полке справа маленькая склянка. Там еще подписано «Любимая».

Акулина как услышала, глаза ее загорелись. Она без спросу подскочила к полке, склянку схватила и на выход. Уже перед дверью догадалась спросить:

— А как его принимать?

Я только рот открыла от такой наглости, а кот уже давал инструкции:

— Как придешь, закрой все окна и двери, и выпей все до капли. И сиди дома до завтра. На улицу только после рассвета можно. Поняла?

— Да! — кивнула Акулина и выскочила за дверь.

— Ты что натворила, ведьма ты кривоносая?! — возмутилась я.

— Это ты чуть дел не натворила! От колбасы она решила отказаться, травоядная мямля!

— Да ты Гавриле и его дочери жизнь сейчас испортила! Эта же тварина их со свету сживет, — возмутилась я.

— Да что ты говоришь? — повысив голос, передразнила меня Ягуся и вцепилась зубами в колбасу.

— Говори! Как Гаврилу теперь защитить от этого приворотного зелья?! — потребовала я.

Но кот сосредоточенно пережевывал лакомство. Я выхватила из его лап заветное колечко и повторила:

— Говори!

— Отдай, — зашипела Ягиня.

— Говори! — настаивала я.

— Да никакое это не приворотное зелье, чучело ты неугомонное! Слабительное это. Посидит до утра дома на горшке, подумает о своем поведении, и все.

Я хлопнула пару раз редкими белесыми ресницами и уточнила:

— А если она жаловаться на нас будет?

— И чо? Реже ходить будут. А то устроили из моей избушки проходной двор! Да и вряд ли она признается, что Гаврилу приворожить хотела, — усмехнулся кот.

Я села к столу, Ягиня тут же этим воспользовалась: выхватила у меня колбасу и утащила ее за печку.

— Какая же ты коварная, Ягиня Берендеевна, — восхитилась я.

— Ага… — довольно урча, согласилась бабуся.

— Добрая и справедливая, — добавила я.

— Еще чего! — оскорбилась Ягуся.

Я готова была поспорить и доказать свою правоту, но в дверь опять постучали.

Стук был тихим и скромным. Так что в этот раз мы не перепугались.

— Кого нелегкая принесла? — грозно спросила я дверь.

В домик робко вошла милая девушка. Волосы ее были аккуратно заплетены в тугую косу, на голове повязан чистый, белый платок. Сарафан и рубашка сразу показались мне старенькими, но вышивка на них была очень изящной: мелкие цветочки нежных оттенков: бирюзовые, бледно-розовые, салатовые. Личико было милым, но бледным и худым. Гостья произвела на меня впечатление бедной, но прилежной девушки. А в руках у нее была почему-то метла. Древко — свежеструганное, а пучок веток внизу перевязан алой лентой.

— Доброе утро, бабушка! — поприветствовала меня девица нежным голосочком.

— И тебе не хворать, — откликнулась я. Грубить этому изможденному ангелу почему-то не хотелось.

Кот запрыгнул на стол и сел возле меня, тоже с интересом рассматривая гостью.

— Ягиня Берендеевна, я к тебе с просьбой, — густо краснея, призналась девушка, — Мы с маменькой бедно живем. У нас из всего добра только домишко старенький с прохудившейся крышей, огород маленький на пять грядок, да корова Зорька, наша кормилица. Но она уже старенькая. В последнее время совсем расхворалась. Может, будет у тебя зелье какое, чтобы укрепить ее здоровье? Без нее мы с матушкой совсем пропадем…

Девушка закончила свою речь тихо, явно борясь со слезами.

— Сколько лет-то Зорьке вашей? — ворчливо, но незлобно, спросил кот.

Гостья вздрогнула, но ответила:

— Лет уж двадцать она с нами.

— Ну, милая, нет такого зелья, чтобы смерть победить, — возмутилась Ягиня.

Девчушка всхлипнула, кивнула и принялась кланяться:

— Прости, что побеспокоила.

Жаль мне стало горемычную.

— Куда собралась? — строго спросила я, усадила девушку за стол и принялась расспрашивать, — Как звать-то тебя?

— Аннушка…

— А почему вы вдвоем с маменькой живете?

— Батюшка давно погиб, годков уж пятнадцать назад точно, медведь-шатун его зимой заломал. А без мужской руки дом быстро обветшал. Мы потихоньку распродавали все, что ценного у нас было. А Зорька нам помогала, мы ее молоко и продавали, и сметану, сыр делали. Худо-бедно да жили… Я ведь ничего и не умею, зато к тяжелому труду привыкшая. Матушка с горя слегла, я по хозяйству одна осталась. Огород вскопать, траву накосить, дров раздобыть да нарубить, воды принести. Все могу. А вот на продажу сделать ничего не умею. Разве что метлы у меня хорошо получаются. Вот это тебе, бабушка, прими в подарок, — закончила Нюша и протянула мне метлу с розовой ленточкой.

Меня это чудо рукоделия не впечатлило, зато как оживился кот, соскочил, обошел по кругу веник, потерся о его прутики, обнюхал и вынес вердикт:

— Славная метла! Но помочь тебе мы ничем не сможем!

Аннушка вздохнула и снова засобиралась.

— Да погоди ты, — остановила я ее. Крутилась в голове у меня какая-то мысль, но все никак оформиться не могла, — А где ты, говоришь, живешь?

— Так в соседней деревне, — доверчиво откликнулась Анюта.

— И откуда ты про меня прознала? — с подозрением спросила я.

— Так мне соседка рассказала, что видела дочь Гаврилы, у нее раньше метка страшная в пол лица была, а сейчас кожа чистая, ровная. Варя скоро первой красавицей на деревне будет.

— Ничего себе, у вас скорость передачи информации какая! — восхитилась я, — Быстрее, чем в соцсетях…

— Где? — хором переспросили кот и гостья.

Но я не стала отвечать, меня увлекли размышления о Варе и ее хмуром отце, и тут в сознании блеснула гениальная мысль:

— Значит, ты Гаврилу знаешь? — спросила я.

— Кто ж его не знает? Его дом со всех концов деревни видать, а мы с матушкой на соседней улице с ним живем. Он замечательный хозяин, и отец заботливый.